Неизвестная земля - Николай Томан

Томан Николай

Неизвестная земля

ТОМАН НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ

НЕИЗВЕСТНАЯ ЗЕМЛЯ

I

- Уж очень все мрачно, Алеша, - со вздохом произносит Василий Васильевич Русин, дочитав последнюю страницу научно-фантастической повести сына, опубликованной в журнале "Мир приключений".

- Но в рукописи тебе это не казалось?

- В рукописи это не звучало так страшно... Ведь не что-нибудь - целая планета превращается у тебя в космическую пыль. И не просто планета, а обитаемая, населенная разумными существами... Право же, это ужасно!

Он не смотрит в лицо сына - знает, какое оно, ждет его возражений. Алексей молчит - обиделся, значит... Надо бы утешить, подбодрить его чем-то, а он снова:

- Сам не пойму, откуда у меня теперь это чувство страха... Может быть, иллюстрации так повлияли? Художник не поскупился на мрачные тона... Ты, однако, не сердись на меня, Алеша. На обсуждении тебе, наверно, еще и не то скажут. Я ведь и раньше тебе говорил, что в повести твоей много спорного...

- А что у меня спорного? - произносит, наконец, Алексей. Существование Фаэтона? А есть разве какое-нибудь иное объяснение происхождению пояса астероидов между орбитами Марса и Юпитера? Академик Шмидт считал его, правда, "недоделанной планетой", но почему же тогда астероиды имеют осколочную форму? У него нет на это ответа. А осколочная форма явное свидетельство взрывного их происхождения.

Все это известно и Василию Васильевичу. Существование планеты меж орбитами Марса и Юпитера допускают ведь академики Заварицкий и Фесенков. Не возражает против этого и такой известный астроном, как Воронцов-Вельяминов, да и другие ученые. Может быть, они и правы, но что же тогда погубило эту планету? Почему она развалилась?..

Этот вопрос Василий Васильевич задает сыну вслух.

- А знаешь, почему? - отвечает Алексей. - Да по той причине, что все имели в виду мертвую, необитаемую планету. С нею действительно ничего не могло случиться...

- А с обитаемой? Населенной разумными существами?

- Могло случиться именно то, что описано в моей повести.

Василий Васильевич молчит, хотя доводы сына его не убеждают. Но спорить ему не хочется.

- А я знаю, почему повесть моя не понравилась тебе сегодня, задумчиво, будто рассуждая вслух, произносит вдруг Алексей. - У тебя, наверно, какие-то неприятности на работе...

- У меня лично - никаких.

- Не обязательно у тебя лично. Но случилось ведь что-то?

- Да, пожалуй... - помолчав, соглашается Василий Васильевич.

- Что же?

Василий Васильевич отвечает не сразу. Задумчиво ходит по комнате, вздыхает.

- Если это секрет... - прерывает его молчание Алексей.

- Нет, нет, никакого секрета! Просто не знаю, как тебе все это объяснить... А случилось вот что: у одного нашего профессора пропал портфель с научными материалами...

- А ты-то тут при чем?

- Да разве в том только дело, при чем я тут или ни при чем? Просто я знаю, сколько труда было вложено в его работу. Он ведь не один день провел в моей библиотеке. Приходилось даже уступать ему иногда свой кабинет, и он сидел в нем до поздней ночи, заваленный книгами, написанными чуть ли не на всех европейских языках.

- Что же он - полиглот?

- Знает английский, французский и немецкий, а с их помощью нетрудно разобраться и в остальных. Его интересует ведь главным образом математический аппарат, а он универсален. Не случайно один из наших физиков назвал язык математики "божественной латынью современной теоретической физики". Кстати, это он же назвал книгу Уилера "Гравитация, нейтрино и вселенная" почти религиозным гимном нейтрино.

- А профессор, потерявший портфель с научными материалами, работает, значит, в области этого таинственного нейтрино?

- Ты угадал. Он не сомневается, что природа создала нейтрино с какими-то очень глубокими, но пока не очень ясными для нас целями.

- Но ведь исследования этого профессора не секретные, наверно, раз он работал в твоем кабинете?

- Официально его работы называются: "Нейтринным аспектом слабых взаимодействий" и "Возможным макроскопическим проявлением слабых взаимодействий".

- Насколько я себе представляю, это пока сугубо теоретические работы. Чего же вы переполошились тогда?

Василий Васильевич снова вздыхает.

- Дело, видишь ли, в том, что портфель свой он не потерял, а скорее всего его украли... Во всяком случае, я лично в этом почти уверен.

- А профессор?

- Напротив, всячески старается меня уверить, что портфель потерян.

- А по-моему, ты все это просто выдумываешь, - после довольно продолжительного молчания заключает Алексей.

Василий Васильевич, не сказав ему на это ни слова, уходит в свой кабинет. Лишь перед ужином снова заходит к сыну.

- Когда будет обсуждение твоей повести? - спрашивает он Алексея.

- Завтра.

- И ты уверен?..

- Ни в чем я теперь не уверен. А вселил в меня эту неуверенность ты. Наверно, и в самом деле банальна придуманная мною катастрофа Фаэтона... Но отчего же еще может погибнуть целая планета, жизнь на которой достигла высокого совершенства?

Василий Васильевич, не отвечая, садится рядом с ним на диван.

- Что же ты молчишь, папа? Ты ведь зашел ко мне не затем только, чтобы спросить, когда будет обсуждение моей повести? Тебе это и без того было известно...

- Я вспомнил слова Леонида Александровича, произнесенные им сегодня. Они, пожалуй, могут тебе пригодиться.

- А кто такой этот Леонид Александрович? Тот самый профессор?..

- Да, тот самый. И знаешь, что он сказал? Он сказал, что в наше время, как никогда, велика ответственность за научный эксперимент. По его мнению, не только ни одна термоядерная бомба любой эквивалентности, но и никакая атомная война не может наделать стольких бед, как чрезмерное любопытство ученых... Над этим стоит подумать и вам, научным фантастам.

- Ты думаешь, что Фаэтон мог погибнуть в результате какого-нибудь глобального научного эксперимента? По-твоему, там ученые были настолько безрассудны?..

- Нет, зачем же!

- Ну, а в чем же тогда может быть причина катастрофы?

- Эксперимент мог быть поставлен одновременно двумя или несколькими странами. Странами с различным общественным строем, враждующими между собой, скрывающими друг от друга свои эксперименты... Ты понимаешь мою мысль?

Алексей уже не может спокойно сидеть на диване, он возбужденно ходит по комнате. А Василий Васильевич продолжает:

- Ты вообще подумай над глобальным характером современных научных экспериментов. Помнишь, еще в 1958 году в связи с отработкой аппаратуры для создания искусственных комет нашими учеными было создано облако из паров натрия на высоте нескольких сот километров? Его видимые размеры заполняли расстояние между крайними звездами Большой Медведицы, и наблюдалось оно с территории в несколько миллионов квадратных километров. Разве подобный эксперимент не носит глобального характера? Да ты не слушаешь меня, Алеша?