Союз обворованных - Андрей Хазарин

Хазарин Андрей

Союз обворованных

Описываемые события, имена действующих лиц, названия фирм и организаций, географические названия и т. п. (кроме общеизвестных) полностью вымышлены. Любые совпадения являются случайностью и не могут служить основанием для каких-либо претензий к автору или издательству.

Пролог

Зинёвская конференция

Декабрь в этом году выдался, по меркам чураевского климата, самый обыкновенный: то оттепель, лужи, туман, то вдруг подморозит и начинается отчаянная скользея. А тем более на сельских дорогах, где нет бесконечного городского потока машин, успевающих за день раскатать непрочный ледок до слякоти.

Сельцо Зинёвское исключением не было, даже более того: хоть сам Перепелкинский район оживленный, пригородный, а потому сплошь куркульский и торговый, это сельцо населяли в основном железнодорожники и рабочие мелового заводика при богатом карьере; работающим мужикам на приусадебное хозяйство времени не хватало, бабы же, по сельской своей отсталости, за руль садиться не любили и на городские рынки добирались больше электричками. Так что зинёвские дороги покрывал твердый, непорушенный гололед, на местном диалекте именуемый куда более емким и живописным термином «сракопад».

Когда-то, в давние времена, сельцо принадлежало помещикам Зинёвским, от которых осталось только название. Однако же года три назад появился вдруг некий энергичный человек средней молодости, объявил себя наследником Зинёвских, даже паспорт имел на эту фамилию (в паспорте, правда, записан он был без двух точек над «е», просто Зиневский), однако добиваться восстановления наследственных прав не стал, а только лишь выкупил флигель в бывшей барской усадьбе, отстроил в рекордные сроки и стал в нем жить-поживать время от времени, наездами из Чураева. Местные старики поудивлялись — помнили ещё рассказы о последних Зинёвских, «барышнях»: было их три сестры, все старые девы, так откуда бы, извините, взяться наследнику? Поудивлялись — и махнули рукой, ибо вреда от Адама Сергеевича не было, на ремонте флигеля народ у него немало подработал, да и постоянно на участке двое-трое из местных крутились. Кроме того, он подарил школьному музею картину неизвестного художника с изображением пруда и водяной мельницы на речке Чуре (и посейчас на том месте стоит полуразвалившееся сооружение из почерневших от времени бревен, связанных почерневшими же скобами ручной ковки) и даже периодически заглядывал в местную церквушку, оставляя щедрые пожертвования…

Двадцать шестого, на следующий день после католического Рождества, которое в наших православных краях большинство населения не отмечает (если не считать граждан особенно изобретательных в изыскании повода для выпивки), к флигелю Адама Сергеевича съезжались автомобили. Осторожно сворачивали с шоссе, оно же — сельская Мэйн-стрит, то бишь улица Ленина, на засыпанную свежей щебенкой дорогу к усадьбе, проползали, валко покачиваясь, до палисадника вокруг отстроенного флигеля и останавливались напротив входа, где курили рослые широкоплечие молодцы единообразной наружности. Мягко клацали дверцы, пассажиры выходили, а машины отъезжали в сторонку, на свободную площадку, тоже, кстати сказать, со щебеночным покрытием. Автомобили были разной степени скромности — все не ниже «БМВ», но и лимузинов не наблюдалось. Выделялся только темно-синий, облепленный красными фонарями, как марсельский бордель, «понтиак» господина Длугача, однако Анатолий Еремеевич всегда отличался некоторой экстравагантностью.

Манохин на этот раз изменил привычному «джипу» и приехал на «БМВ» — и теперь тихо радовался, что не стал выпендриваться с показной скромностью. Он прошел внутрь, оглядел приличных размеров зал — и заробел. Это дома, в разговоре с женой Валентиной, он мог называть Шапиро и Бойко, Длугача и Гаврилко мальчишками и шпаной. А здесь-то он понимал, что все они люди серьезные и что это он, при всей своей многоотраслевой фирме, рядом с ними — пацан и сявка. Да и все прочие были отнюдь не шестерками. Смущала его и личность хозяина дома, человека внешне импозантного, но никому не известного.

Истинным же хозяином и инициатором собрания был очень даже известный Слон — Борис Олегович Дубов, который встречал гостей у входа в зал.

Василий Хомич Буслаенко, прославленный в прошлом шеф-повар «Европы», а ныне владелец крохотного, однако очень дорогого и очень эксклюзивного ресторанчика «Васька Буслай», был тоже приглашен — но исключительно в профессиональном качестве. Ему не нравилось, что никого из персонала взять не разрешили, что на кухне приходится суетиться самому — много ли толку от горилл, присланных ему в помощь Дубовым, — но куда денешься, главнее Бориса Олеговича теперь в городе клиента нет. Да и само мероприятие вызывало у Хомича озабоченность и тревогу: очень уж несовместимые люди съезжались нынче в этот дом. В давние времена во флигеле располагалась кухня с кладовыми и жилые помещения для прислуги, а потому выстроено все было навыворот, кухонные окна выходили на фасад, к бывшему барскому дому (по-видимому, из соображений зрительной связи и сигнализации), и эта особенность позволяла Василию Хомичу между делом разглядеть всех гостей.

Без минуты четыре подкатили два «чероки», из них высыпались охранники, следом — трое пассажиров. У Буслаенко заныло в груди. Адмирал, Серый и Питон. Господи, что ж это такое Дубов затеял?..

А Дубов между тем любезно рассаживал гостей по внешней стороне выставленных «покоем» (проще говоря, в виде буквы «П») столов, так что все оказались лицом к размещенному между ножек «покоя» столику президиума, за которым оказались сам Слон и господин Зиневский.

Наконец стало тихо, и Борис Олегович начал:

— Прежде всего, милостивые государи, позвольте от имени всех присутствующих поблагодарить за гостеприимство Адама Сергеевича, нашего хозяина, моего близкого друга и коллегу…

Что верно, то верно, куда уж ближе: Адам состоял при Слоне юридическим советником («консильоре», как сказали бы сицилийские коллеги Бориса Олеговича) и постоянным членом мозгового треста фирмы.

— Далее, — продолжал Слон, — нет сегодня с нами за этим столом господина Арсланова. Алан Александрович покинул нас тридцать шесть дней назад, для сороковин ещё рано, но, думаю, все присутствующие согласятся молча помянуть этого выдающегося… э-э… организатора.

Присутствующие с серьезными минами поднесли к губам хрустальные стопки, опрокинули и несколько секунд посидели, неподвижно глядя перед собой. Что они при этом думали по поводу безвременной кончины под колесами автобетономешалки Арсланова, могущественного главаря кавказской мафии и главного дубовского конкурента, осталось их маленьким скромным секретом.

Испустив подобающий случаю скорбный вздох, Дубов повел речь дальше:

— Не время сейчас анализировать ошибки и непомерные амбиции покойного, который мечтал превратить наш город в свою вотчину, отметим лишь, что случившаяся трагедия значительно подорвала силы и возможности его организации. Активы банка «Эдем» арестованы, директор Ковазов в заключении — я верно информирован, господин Мелканян? Господин Лежава?

Двое кавказцев за угловым столиком по левую руку от президиума молча покивали.

— Думаю, высокое собрание согласится с моими словами: никто из нас не посягает на уцелевшую законную собственность и сферы влияния вашего землячества, но, господа, не повторяйте ошибок покойного. Мы не допустим вашей монополии, как, впрочем, и чьей бы то ни было. Хотите жить и работать — давайте работать вместе.

Слон помолчал, ожидая реакции, но таковой не последовало.

— Коллеги! Я попросил вас собраться здесь, чтобы поделиться мыслями, которые давно вынашиваю…

Он поднялся из-за стола и заходил взад-вперед, заложив левую руку за спину, в правой сжимая трубку.

— В стране происходят перемены. На смену феодальному социализму грядет принятая во всем мире норма — цивилизованный капитализм. И то, что в мире заняло два столетия, мы должны преодолеть в десять раз быстрее. Собственно, так оно и происходит. Мы быстро прошли этап первоначального накопления капитала, пешки исчезают с доски, остаются лишь тяжелые фигуры. По исторической хронологии сейчас должен наступить этап ожесточенной схватки между ними, после которой уцелеют лишь подлинные короли, которые, согласившись на ничью, поделят между собой мир…

Борис Олегович остановился, повернулся лицом к собранию, заложил правую руку за борт пиджака.

— Битва тяжелых фигур — дело нелегкое и кровавое. Никто из нас не сможет поручиться, что победит или хотя бы просто устоит. И никто, полагаю, не стремится проверить свою удачу на практике. Так должны ли мы слепо следовать законам стихии? Кто нам мешает сделать решительный шаг и сразу перейти к следующему, цивилизованному этапу?