Дьявол Сент-Круа - Станислас-Андре Стееман

Станислас-Андре Стееман

Дьявол Сент-Круа

1. Почтенная деревня Сент-Круа

Ни одному другому занятию не уделяла галантерейщица г-жа Пети-Аве такого внимания, как запиранию ставень.

С самого раннего детства она боялась воров и множество ночей провела без сна в страхе стать жертвой убийства, хотя в глубине души почтенная женщина почти готова была считать подобный конец, единственным, достойным ее.

Магазин г-жи Пети-Аве, собственно, являлся крошечной лавочкой с узкой витриной и выкрашенным в шоколадно-коричневый цвет фасадом. А чтобы благодаря неизвестно какому чудесному и таинственному стечению обстоятельств кто-нибудь не вздумал принять ее за что бы то ни было иное (например, за крупный универсам) над входом красовалась вывеска: «В небольшой лавке».

Неоценимую помощь галантерейщице оказывала Луиза Боске, некрасивая, даже безобразная сирота. Г-жа Пети-Аве подобрала ее, уступив неожиданному приступу филантропии, в один из дней, когда мучительно задавалась вопросом, достаточно ли сделала для своего ближнего. Луиза Боске, молчаливая, деятельная, с ровным характером, выполняла обязанности по дому подобно тени. Единственное ее достояние составляла коллекция картинок с изображениями святых, раскрашенных в яркие золотые и агрессивно-синие цвета, пополняемая при каждой возможности. Это неоценимое сокровище хранилось в мансарде над спальней ее покровительницы, запертое на двойной оборот ключа в маленьком умывальном столике некрашеного дерева с треснутым зеркалом на нем.

В этот вечер, заперев ставни на витрине, г-жа Пети-Аве вернулась в магазин и, посмотрев на возившую тряпкой по полу Луизу, сказала со свойственной ей экзальтированностью:

— Сегодня вечером, Луиза, небеса дышат преступлением…

Луиза Боске подняла голову, откинула рукой свисавшую на лоб прядь волос:

— Вы ошибаетесь, сударыня, — ответила она. — Сент-Круа тихая деревня, и здесь живут почтенные люди…

— Но существуют бродяги, залетные птицы! — трагическим голосом воскликнула галантерейщица. — Луиза, мне неспокойно…

Она подошла к кассе, чтобы вынуть ключ из ящика. Затем спросила:

— Ты хорошо закрыла все двери, девочка?

— Да, сударыня, как всегда.

Минутную паузу оборвал стук сабо Луизы; бросив тряпку в ведро, полное грязной черной воды, она подхватила его за ручку и направилась к прачечной. До галантерейщицы донесся шум сливаемой в раковину воды и напоминающие фырканье раздраженного кота звуки из крана.

Луиза вернулась, остановилась в дверном проеме, раскрасневшаяся, слегка задыхающаяся от затраченных усилий, опуская влажные рукава на тонких руках.

В доме раздался чистый бой часов, какой мог принадлежать лишь часам из позолоченного металла, увенчанным удручающе реалистично выполненными полевыми цветами и с подсвечниками по бокам.

— Половина, сударыня, — заметала Луиза Боске. — Можно мне идти спать?

— Ты все закончила?

— Да, сударыня.

— В таком случае…

Галантерейщица сама себя перебила:

— Ты не против перенести свой матрас ко мне в спальню на эту ночь?

— Нисколько, сударыня. Чего вы опасаетесь?

— Ничего и всего… Я…

Она сжала руку сироты:

— Сегодняшний вечер так похож на те, когда мне становится страшно! Страшно!

— Страшно, сударыня? Чего вы боитесь?

— Всего, Луиза, ты же знаешь! Боюсь треска мебели. Флюгера, который скрипит как-то необычно. Кошки, опрокинувшей цветочный горшок. Ветра, срывающего черепицу… Ну, иди! Иди быстрей! Вот твоя лампа. Я тебя жду наверху.

Обычно в комнате г-жи Пети-Аве бывало очень темно, хотя в ней имелось два окна, выходивших на центральную дорогу, переходившую в разбитый проселок. На кровати лежал красный пуховик, каминную полку украшали пожелтевшие фотографии, над дверью висело костяное распятие.

Войдя в комнату, галантерейщица первым делом заглянула под кровать, затем поставила лампу на ночной столик и задернула шторы. В это время, сгибаясь под тяжестью матраса, вошла Луиза. Она отволокла его в угол и быстро разделась. Ложась под одеяло, галантерейщица слышала, как та страстно шепчет молитву. Она задула лампу, и воцарилась полная тишина.

Широко раскрыв ослепшие на минуту глаза, г-жа Пети-Аве сначала ничего не могла различить вокруг себя. Потом из темноты выступили углы и края мебели. Расплывчатый желтый круг света проступил на опущенной шторе — отсвет одного из редких уличных фонарей Сент-Круа.

Обыкновенно галантерейщица гордилась соседством этого фонаря. Но сейчас от его водянистого света она почувствовала себя крайне неуютно и отвернулась к стене.

Через десять минут послышался дрожащий, еле различимый голос:

— Луиза!

— Сударыня?

Голос отвечавшей звучал спокойно. Как все существа, ничего не ждущие от жизни и не могущие ничего ей дать, сирота не знала страха.

— Луиза!.. Слушай! Слушай!

— Я ничего не слышу, сударыня.

— А сейчас?.. Сейчас?..

— Сейчас… слышу шаги.

Галантерейщица прерывисто вздохнула:

— Шаги? Не правда ли, шаги?.. Кто-то идет по тротуару… Подходит к дому… Кто ходит в такой час?

Действительно, шаги гулко отдавались по мостовой. И снова Луиза Боске проявила холодный здравый смысл:

— Кто-нибудь запоздал вернуться из кафе. Что вас так взволновало?

Г-жа Пети-Аве не упускала случая использовать скрытый драматизм ситуации:

— Что?.. Ты больше ничего не слышишь, Луиза?

— Да, сударыня. Честно говоря, я слышу еще чьи-то шаги. Кто-то еще идет по Центральной улице.

— Кто-то еще, правда? Человек ступает на цыпочках, человек, следующий за первым и старающийся, чтобы тот его не услышал…

— Или, сударыня, уважающий отдых остальных.

Первые шаги удалялись — открытые, уверенные, честные. Другие стали слышнее — они переместились под окна и тоже удалились…

Звук шагов стал реже и сильнее — так, словно второй прохожий бросился бежать…

Затем неожиданный крик прорезал тишину. Хриплый, нечленораздельный, почти нечеловеческий — крик человека, которого душат. От него ночь содрогнулась, как раненое существо, и почти тотчас одна, другая, все соседские собаки протяжно завыли.

— Там… там… — задыхалась галантерейщица.

Луиза Боске откинула одеяло. Ее силуэт проступал во мраке светлым пятном, напоминающим привидение.

— Кого-то убивают, — сказала она. — Да, сударыня, это очевидно. Надо пойти посмотреть.

Она подошла к двери и отперла ее. Как ни странно, г-жа Пети-Аве не протестовала. Собственно говоря, поначалу ей казалось, она лишается чувств, но теперь надо всем возобладало жадное любопытство. Когда ей удалось, наконец, дрожащими руками зажечь лампу, в зеркале мелькнуло искаженное отражение ее побелевшего лица.

Обе женщины буквально скатились по лестнице. Чтобы открыть входную дверь, у них ушло не больше минуты. Набросив шали на плечи, они побежали к тому месту, где это должно было произойти.

Они быстро нашли то, что искали… Труп лежал лицом к земле на расстоянии шести домов, на границе света и тьмы.

II. Убитый

— Вот, — Виру подтолкнул на середину стола листок с записью расчетов. — Господин Гитер, вы должны 11 франков 50 сантимов господину Виерсу. Вы, Верспрее…

Но возмущенный гул перекрыл конец фразы. Он ведь не собирается уходить? Еще не поздно. В самом деле, было еще не поздно. Гитер и Верспрее горячо настаивали, чтобы им дали возможность реванша.

Виру покачал головой:

— Извините меня. Здесь еще господин Косс, который только и ждет случая занять мое место.

Он обернулся к крупному краснолицему человеку, следившему за каждой партией блестящими от зависти глазами:

— Не правда ли, господин Косс?

— Дело в… — начал Косс.

Но тут опять вмешались остальные — ведь едва пробило половину одиннадцатого.

— Виру, — провозгласил Верспрее, — дорогой мой, вы не заставите нас поверить, будто собираетесь спать… Итак?

— Хе! хе! — подал тоненький голос Гитер. — Может быть, вас ждет какая-нибудь сентиментальная прогулка?

Пожав плечами, Виру отодвинул свой стул.

— Плут! Он не говорит «нет»! Нет, вы слышите, он не отпирается!.. Признайтесь, Виру, за этим кроется женщина?

— Признавайтесь, Виру! — хором подхватили остальные. Виру отрицательно покачал головой, но одновременно принял столь самонадеянную позу, что ни у кого из присутствующих не осталось на сей счет ни малейших сомнений.

— Счастливчик! — воскликнул Виере. — И вечно-то он слоняется… А! Вам ни одна не отказывает. Она брюнетка? Блондинка?

— Рыжая? — вмешался Косс.

— Ба, оставим это! — Виру встал — Господин Косс, занимайте мое место. Оно приносит удачу.

— Везет в любви… Лучшие пословицы порой оказываются ошибочными, — сказал Гитер. — Доброго вечера, дон Жуан. Мы увидим вас завтра?