… и просто богиня (сборник) - Константин Кропоткин

Константин Кропоткин

… и просто богиня

© Кропоткин К. Н., 2015

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015

Модели счастья

Наташе, Марии Ивановне, Вике, Лене, Анжеле, Инне Владимировне, Вере Петровне, Кате, Саше, Инне, Лаванде, Алле, Свете, Вере, Ларе, Маше, Еве, Лизе, Анне, фрау Штеффенс, маме, Отилии, фрау Шредер, фрау Кнопф, Чико, Марии, Николетте, Луизе, Кьярелле, Елене, Малке, Альбине, Неле, Тане, Анюте, Любе, Марте, Беленькой и Черненькой, Нескажукому, Марьяне, Ксении, Монике, Конни, Зазе, но главным образом, Наташе

Счастливый день. Вместо предисловия

– Я вот что подумал, – объявил я утром, часов в девять. – У нас будут восемь женщин, но они не просто женщины, а восемь моделей. Восемь моделей счастья.

– Почему? – спросил тот, кого назову Колей. Мы с ним вместе праздник задумали. А почему проживаем вместе, не скажу.

– Смотри, – пояснил я, – Ника замужем. Живет за городом с мужем и дочкой. У Зины муж и три любовника. Маша и Даша… ну, они друг с другом счастливы. Марьяна-большая ездит к своему в гости в Ленинград, он у нее парадно-выходной. Марьяна-маленькая гейшей при богаче. Лена одним только творчеством и живет, не знаю, есть ли кто у нашей живописицы. А Аня – она восьмая получается – недавно развелась.

– И это ты называешь счастьем?

– Она мужнины измены столько терпела, если бы продолжала, это было бы горе… – Я задумался. Потом продолжал: – Мне не нравится только, что их восемь. Если расскажу кому-то, что пригласил на Восьмое марта восемь женщин и они предьявили мне восемь моделей счастья, то меня поднимут на смех. Надо избегать прямолинейных ходов. Но я же не виноват, что девятая уехала маму проведать.

– Так ты и не рассказывай.

– А зачем я тогда в магазин ходил, кучу еды накупил? Зачем ты торт печешь? Зачем я накрутил бумажек с поздравлениями разной степени идиотизма? Зачем вино в холодильнике стоит?

Первой пришла Аня – та, которая развелась. Она живет недалеко. Скинула мне на руки черно-белую шубку, пояснив: это «хорь». Прошла к столу и села, погрузившись в солнечный свет, льющийся из окна. Волосы у нее рыжие, а яркое солнце их еще и вызолотило, и персиковый пушок на щеках проявился.

– Тебе к лицу развод, – отметил я. – Наверное, активируются какие-то резервы организма.

– Нет, просто последние полтора года мы жили так плохо, что дальше может быть только лучше, – по обыкновению нараспев произнесла она.

Я ей не поверил: мы пили с ней чай за пару месяцев до того, как она мужа выгнала; Аня цвела и делилась мелочами, которые казались мне верными приметами счастливой семейной жизни. О том, что муж ее крутит роман со своей сотрудницей, Аня еще не знала.

– В браке она была счастлива, а когда развелась, еще и похорошела, – проговорил я, думая в то же время, что хорошо было бы ввернуть эту фразу в какой-нибудь текст про современную любовь.

Вторым номером, минут через десять, то есть где-то около полудня, оказалась Марьяна-большая.

– Мне подарок сделали ночью, – сказала она, выпрастывая свое крупное тело из кашемирового пепельного пальто.

– Здорово, – заключил я. – Впереди еще целый день, а ты уже с подарком.

– Мы расстаемся. – Синие глаза ее сияли, крашеные черным волосы вились кудрями, но лицо было, на мой вкус, бледновато.

– Больше не будешь ездить в Ленинград. – Я вздохнул. – А попозже он тебе не мог сообщить эту прекрасную новость?

– Я знала, что этим закончится. Мы смеялись всю ночь. – Оказывается, и по такому случаю можно радоваться.

Стали пить вино и кофе, икру на черный хлеб намазывать. С сервировкой мы с Колей постарались: длиннющий стол был заставлен фарфоровыми тарелками, кружками кофейными, бокалами для белого вина; в стеклянной вазочке почивала красная икра, обложенная льдом, на круглом блюде курчавился миндальной стружкой бисквитный торт, а в плетеной корзинке румянились булочки и круассаны из ближайшей кондитерской. И еще рыба была, и тарелка с колбасно-мясными ломтиками. И вегетарианские соусы в судках.

– Не думал, что от расставания можно похорошеть. – Эта мысль меня все не покидала. Аня развелась, Марьяна-большая рассталась. И обе прекрасно выглядели.

– Когда это произошло, друзья сразу отправили меня к психотерапевту, – певучим голосом заговорила Аня. – Мои родители тоже развелись. Мне тогда было двенадцать, а не четыре, как моему сыну сейчас. Отношения с отцом у нас были плохие. И вы знаете, поговорив со специалистом, я села и написала отцу. Всего две строчки, которые должна была написать, наверное, двадцать лет назад. И стало так легко!..

– Мы же все несем из семьи, – с азартом поддержала Марьяна-большая. – Как только перестаешь действовать, как твои родители, значит, проблема решена.

Марьяна-большая всегда все знает, на любой вопрос у нее есть аргументированный обстоятельный ответ: и на вопрос, почему обрела, и на вопрос, почему утратила….

Следующей явилась Зина в ярком бирюзовом кушаке.

– Красивый ремень, – констатировал Коля, который и подарил ей этот аксессуар на ее последний день рождения.

– А то, – сказала Зина и с зычным «Здрасьте!» промаршировала к столу. – Того, – повелела она, – и этого. – И протянула бокал.

Мы с Колей кинулись ухаживать за Зиной. Каждый на свой лад. Коля плеснул вина, а я протянул тарелку со свернутыми в трубочку бумажными полосками.

– Выбирай! – произнес я громко и звучно, Зине в тон.

– Что это? – Она в удивлении округлила свои темные цыганские глаза, обычно полуприкрытые.

– Поздравления. Я пока по заграницам ездил, русский язык забыл совсем. Позаимствовал вот у коллективного разума.

– Из Интернета, что ли?

– Я тоже хочу! – закричала Марьяна-большая.

– И я, – вторила ей Аня.

– Будет, всем все будет, – пообещал я и в подтверждение своих слов потряс блюдом, полным до краев бумажных валиков.

– «Что пожелать тебе Восьмого марта? От жизни каждый хочет своего. А мы желаем тебе в жизни счастья, чтоб понемногу было, но всего!» – раскрутив свою бумажку, громко прочитала Зина.

– Тебе подходит, – заметил Коля.

– Что это ты имеешь в виду? – сказала Зина с ленивой усмешкой (она всегда говорит с ленивой усмешкой, отчего кажется, что ее жизнь – перманентный отдых).

– Торжество разумного компромисса – мой любимый жизненный принцип, – поспешил сказать я, не желая, чтобы разговор перешел на сложные отношения Зины с ее мужем, с которым она развелась, но живет вместе, с ее любовником, с которым у нее интим на работе, а также с отпускным любовником и со свежеиспеченной влюбленностью. – Анечка, а у тебя что? – Я и персиковой гостье предложил блюдо с чужими поздравлениями – основное блюдо, как нечаянно выяснилось.

Аня выбрала самый маленький валик. Может быть, так она свою вежливость обозначает.

– «Пусть же в этот день, Восьмого марта, жаворонок песню вам споет, лучик ласковый пригреет жарко, и цветок любви ваш расцветет», – звонко прочла она, вскинув бровки.

Я громко засмеялся. Точнее, заржал.

– Я б такое ни в жизнь не сочинил. Просто прелесть. Жаворонок любви…

– Цветок любви, – поправила меня Аня, к слову, редактор по профессии.

– А ты бери самую большую записку, – предложил я Марьяне-большой.

– Нет, я возьму, что в руку попадет. – Она отвернула лицо, окунула руку в блюдо и повертела.

Попалась ей чепуха, конечно, – ничего другого я к празднику и не приготовил.

– «Пусть праздник ваш будет красивым, а жизнь веселей и щедрей, цветите всем близким на диво от нежной заботы мужей», – нарочито пискляво прочла Марьяна-большая. И добавила: – Ага, чужих мужей.

Аня прыснула. Познакомились дамы только что, но общий язык явно нашли.

– Хочу жить в Индии, – сказала вдруг Марьяна-большая.

– Тебе бы пошло, – подхватил я. – У меня одна знакомая, она аюрведой занимается, тоже жила в Индии. Ей там слона мыть доверяли.

– Ну, слона мыть я, конечно, не буду, – покачала головой Марьяна-большая.

– Говорят, особая честь.

– У меня другие планы… Нет, у меня уже нет других планов, – поправила она сама себя и рассмеялась, звонко, рассыпчато.

«Вот так они всю ночь и смеялись», – подумал я. А вслух произнес:

– Подожди, он же у тебя ленинградец был, а не индус.

– Зато с чернявой душой…

Коля на празднике больше молчал, но скучно ему не было. Он все время чем-то занимался – разливал вино, бегал с судками, музыку менял.

– «Влюбленная женщина», – объявил он в какой-то момент, прибавив громкости. – Барбра Стрейзанд.

– О! – выдохнула Аня, сделав рот пухлой буковкой.

– Эта песня напоминает мне об одной смешной приятельнице, – заговорил я. – Ее семнадцатилетний мальчик соблазнил. Она очень любила эту песню. Интересно, некоторые песни – как консервы: они сохраняют наши воспоминания. Когда слышу «Вумэн ин лав», я всякий раз вспоминаю, как ездил к ней на дачу давным-давно. А Коля молодец. Однажды с подругой слетал на концерт Стрейзанд в Бостон. На два дня.