Мистерия мести - Вадим Панов

Вадим Панов

Мистерия мести

День 1

Мне нравится, когда истории начинаются трагически: «День не задался с самого утра». Или: «После вчерашнего голова болела так, словно собиралась родить другую голову, втрое крупнее». Или: «Четверо брюнетов грубо ухватили Шмидта за руки и вышвырнули в окно». Трагическое начало задаёт правильное восприятие: читатель тревожится, облизывает губы и нетерпеливо переворачивает страницы, желая поскорее разузнать, куда же всё-таки прилетит Шмидт со своей больной головой в тот незадавшийся с утра день. И прилетит ли вообще.

Почему мне нравятся трагические начала? Во-первых, потому что я такой же, как все, читатель и люблю тревожиться, облизывать губы и нетерпеливо елозить пальцами по страницам в предвкушении оригинальной развязки. А во-вторых, потому что в реальной жизни подобных начал практически не встречается.

Сегодняшний день, к примеру, стартовал рутиной: умывание себя любимого, умывание зубов, поход под душ, чашка кофе, утренние пробки… Разве что проснуться пришлось раньше обыкновенного, но и такое иногда случается. Голова у меня не болела, и никакие «четверо» не хватали меня за руки и не выбрасывали из окна. Да и не четверо их было, а двое. Они сидели в дальнем углу приёмной, тихие, как насосавшиеся младенцы, и такие же непредсказуемые. Нет, пожалуй, предсказуемые: что главный велит, то и сделают. И за руки схватят — хорошо, если схватят, а не оторвут, — и из окна вышвырнут, и кое-что похуже учинят, получив соответствующий приказ. Я таких ребят знаю. Не сталкивался, к счастью, со стороны наблюдал, однако впечатлений хватило.

Но ребята остались в приёмной и не раздражали. В отличие от их главного, который сидел во главе монументального письменного стола и выводил меня из себя негромким, хорошо поставленным голосом.

В смысле меня — из меня, а не меня — из него.

— Просмотрев представленную информацию, я ожидал увидеть вас более… — Главный пошевелил пальцами, демонстрируя, что изо всех сил подыскивает наименее обидное определение: — Более выбритым. — И, обрадованный тем, что нашёл к чему придраться, осведомился: — Торопились?

Правильный ответ: «Конечно, Ваше Величество! Получив приглашение, собрался в ночь, освещая себе путь карманным фонариком, прибыв на место к пяти утра, бегал вокруг офиса, повизгивая от радости и всем существом вожделея лицезреть воочию столь выдающуюся персону…»

Но я человек во многом неправильный, поэтому ограничился коротким:

— Нет.

Не объяснять же собеседнику, что, поскольку встреча назначена на восемь утра, я решил побриться с вечера, мудро рассудив, что десять лишних минут сна утром — это совсем не то же самое, что десять потраченных минут вечером. Утреннее время ценится дороже.

Побрился, но щёки показались главному недостаточно гладенькими, и потому наш диалог на этом не закончился.

— Вы во всём так небрежны?

Вот ведь тупая кочерыжка! Он что, небритых мужиков никогда не видел? Не бородатых, а именно небритых? Живёт с закрытыми глазами? В последнее время свиная щетина вошла в моду, и неопрятно-волосатые рожи встречались гораздо чаще нормальных лиц. Главному, судя по всему, эта мода не нравилась, но какого чёрта вымещать своё неудовольствие на мне? Или он просто пытается меня достать? Хочет посмотреть, как я держусь?

— Надеюсь, вы не пьёте? В смысле — много.

Глаза у него выцвели чертовски давно, наверное, ещё до того, как главный разменял первую сотню миллионов, однако, по причине отсутствия внятного цвета, взгляд получался более жёстким. Глаза внимательно изучили моё лицо, а затем взгляд главного остановился где-то в районе моих бровей и больше этой точки не покидал. В некоторые моменты казалось, что на меня смотрит не человек, а призрак. Или лишённая души кукла.

Впрочем, в какой-то мере так оно и было.

В последнее время личная жизнь главного оказалась на виду, и поэтому я точно знал, почему меня пригласили в превосходно отреставрированный особняк, спрятавшийся в уютном арбатском переулке. Не могу сказать, что меня распирало от радости, но знание ещё не поднятой темы и понимание, что в моих услугах заинтересованы, позволило мне едва заметно огрызнуться:

— Вам нужны мои способности или гладкие щёки?

Сам себе я показался карманной шавкой, осмелившейся слегка прикусить хозяйский тапок. Глубокой ночью. Утащив его под ванну. Не издав ни звука. Однако главный к революционным проявлениям вообще не привык и потому был неприятно поражён столь наглой и агрессивной выходкой.

Бесцветные глаза повторно ощупали мое лицо, на виске главного запульсировала жилка, а указательный палец правой руки несильно стукнул по отполированному до блеска подлокотнику кресла. Похоже, мой визави рассвирепел.

— Мне нужны ваши способности, Юрий Федра, — проскрипел главный. — Однако мой личный опыт…

Это словосочетание — «мой личный опыт» — главный выделил особо, и в его устах оно прозвучало как предвестие несокрушимого: «Так хочет Бог!»

— …мой личный опыт показывает, что неопрятные люди крайне редко оказываются умными.

— А пьющие?

— Стремительно деградируют. И ведь не поспоришь.

Я неопределённо передёрнул плечами.

Вы слышали: директор Мальцев? Не господин, не его превосходительство, не мистер, а именно — директор. Его все так называют. Те, кто о нём знает, разумеется. Никаких других титулов. Никакой рекламы в прессе. Никаких первых рядов — деньги любят тишину. Отец директора занимал весомый пост в имперской иерархии и уже тогда заложил основы семейного благополучия, обеспечив эффективный контроль над собственностью, которая во время всеобщего развала, метания, растерянности, малиновых пиджаков и кооперативных туалетов благополучно влилась в стремительно поднявшуюся промышленно-финансовую империю. Сделав доброе дело, Мальцев-старший умер, и на его место пришёл директор, сумевший вдвое увеличить унаследованные активы.

О жёсткости и стальной хватке этого человека слагали легенды, однако сейчас передо мной сидел пожилой мужчина в трудной ситуации. Очень сильный мужчина.

Очень опасный. Но получивший от судьбы весьма болезненный удар и потому слегка растерянный.

— Вы ведь знаете о постигшем мою семью горе?

Мальцев произнес фразу ровным, как автобан, тоном, однако я видел, каких усилий стоило ему напускное спокойствие. Даже сейчас, спустя две недели после трагедии, директор переживал. Железный Мальцев, успешно переживший трёх президентов и всегда оказывающийся в лагере победителей, хитрый, расчётливый и беспощадный к врагам Мальцев едва держался.