Любопытное приключение - Марк Твен

МАРК ТВЭН

Любопытное приключеніе

Вотъ, насколько я помню, исторія, которую разсказалъ мнѣ маіоръ:

Зимой 1862-63 г. я состоялъ комендантомъ форта Трембуль въ Новомъ Лондонѣ, въ Коннектикутѣ. Быть можетъ, наша тамошняя жизнь не такъ оживлена, какъ во «фронтѣ», но по своему оживлена достаточно. Мозгъ нашъ не подвергается опасности сростись отъ недостатка движенія. Вся атмосфера Сѣвера была насквозь пропитана таинственными слухами: говорили, что повсюду разсѣяно множество непокорныхъ шпіоновъ, что готовятся взорвать наши крѣпости, сжечь наши гостинницы, натаскать зараженныхъ одеждъ въ наши города и т. п. Вы это помните. Все это заставляло насъ держаться на-сторожѣ и стряхнуть съ себя традиціонную скуку гарнизонной жизни. Кромѣ всего этого, у насъ былъ пунктъ рекрутскаго набора, другими словами, это значитъ, что мы ни одной минуты не могли дремать, зѣвать или дурачиться. И что же? Несмотря на всю нашу бдительность, 50 % рекрутовъ сбѣгало и въ ту же ночь ускользало отъ насъ. У нихъ было столько денегъ, что рекрутъ могъ заплатить часовому триста, четыреста долларовъ за позволеніе сбѣжать и у него еще оставалось цѣлое состояніе, достаточное для обезпеченія бѣднаго человѣка. Да, повторяю, намъ дремать было некогда!

Однажды я сидѣлъ дома одинъ за какой-то перепиской. Въ комнату вошелъ блѣдный, оборванный мальчикъ лѣтъ четырнадцати, пятнадцати. Онъ красиво поклонился и спросилъ:

— Здѣсь, кажется, принимаютъ рекрутовъ?

— Да.

— Не будете ли вы добры записать меня, сэръ?

— Боже мой! Нѣтъ. Ты слишкомъ молодъ, мой мальчикъ, и слишкомъ малъ ростомъ.

Лицо его выразило разочарованіе, быстро перешедшее въ глубокое отчаяніе. Онъ медленно повернулся назадъ, какъ бы собираясь уйти, поколебался съ минуту, затѣмъ опять повернулся ко мнѣ и сказалъ голосомъ, проникавшимъ мнѣ до самаго сердца:

— У меня нѣтъ дома, нѣтъ ни одного друга на свѣтѣ… Если бы вы могли принять меня!

Но это была совершенно невозможная вещь, что я и повторилъ ему, насколько могъ мягче. Затѣмъ я предложилъ ему сѣсть къ печкѣ погрѣться и прибавилъ:

— Тебѣ сейчасъ дадутъ поѣсть. Ты голоденъ?

Онъ не отвѣтилъ, да этого и не было нужно: благодарность, выражавшаяся въ его большихъ мягкихъ глазахъ, была краснорѣчивѣе всякихъ словъ. Онъ сѣлъ къ печкѣ, а я продолжалъ писать. Взглянувъ на него мелькомъ, я затѣтилъ, что его поношенное платье и башмаки были, однако, хорошаго покроя и изъ хорошаго матеріала. Этотъ фактъ стоило принять къ свѣдѣнію. Я замѣтилъ также, что голосъ у него былъ тихій и мелодичный, глаза глубокіе и печальные, манеры и обращеніе джентльмэна. Бѣдняжка былъ сильно смущенъ. Въ результатѣ я оказался заинтересованнымъ.

Тѣмъ не менѣе я скоро углубился въ работу и забылъ про мальчика. Я не знаю, сколько времени это длилось, но, наконецъ, я случайно поднялъ глаза отъ бумаги. Мальчикъ сидѣлъ ко мнѣ спиной, но лицо его было повернуто такимъ образомъ, что мнѣ была видна одна щека и по этой щекѣ струились тихія слезы.

«Ахъ, Господи, — подумалъ я, — я и забылъ, что бѣдный мальчикъ голоденъ! — затѣмъ постарался исправить свое жестокосердіе слѣдующими словами:

— Подожди, мой мальчикъ, ты будешь обѣдать со мной. Я сегодня одинъ.

Онъ снова бросилъ на меня благодарный взглядъ. Свѣтлое выраженіе озарило его лицо. Передъ обѣдомъ онъ стоялъ за спинкой своего стула до тѣхъ поръ, пока я не сѣлъ; тогда сѣлъ и онъ. Я было взялся за ножикъ и вилку, но продержалъ ихъ нѣсколько времени въ бездѣйствіи, такъ какъ мальчикъ наклонилъ голову и прочелъ про себя молитву. Тысяча святыхъ воспоминаній дѣтства поднялась въ моей душѣ; я съ грустью подумалъ, какъ далекъ я былъ отъ религіи, отъ ея цѣлебнаго дѣйствія на огорченные умы, отъ ея утѣшеній, ея поддержки, ея опоры!

Во время обѣда я замѣтилъ, что молодой Уиклоу — Робертъ Уиклоу было его полное имя — умѣетъ обращаться съ салфеткой; однимъ словомъ, видно было вообще, если не придираться въ мелочамъ, что мальчикъ хорошо воспитанъ. Кромѣ того, онъ отличался простотой и откровенностью, которая меня покоряла. Мы разговаривали большею частью о немъ, и мнѣ не трудно было узнать отъ него всю его исторію. Я отнесся къ нему еще теплѣе, когда онъ сказалъ, что родился и выросъ въ Луизіанѣ, потому что я прожилъ тамъ нѣкоторое время, зналъ все прибрежье Миссисипи и любилъ его, и покинулъ его настолько недавно, что интересъ мой къ нему не успѣлъ еще уменьшиться. Самыя названія мѣстъ, произносимыя его устами, пріятно звучали въ моихъ ушахъ, такъ пріятно, что я нарочно направлялъ разговоръ такимъ образомъ, чтобы снова услышать ихъ: Батонъ-Ружъ, Плакмайнъ, Дональдсонвиль, Шестидесятимильный пунктъ, Боннетъ-Кэръ, Штокъ-Пристань, Карольтонъ, Корабельная пристань, Пароходная пристань, Ново-Орлеанская, Чупитуласская улица, Эспланада, улица Добрыхъ Дѣтей, гостинница Ст. — Чарльзъ, Тиволійскій клубъ, Раковинная дорога, озеро Поншартренъ; особенно пріятно мнѣ было еще разъ услышать о „P. Е. Ли“, о „Нашетцѣ“, о „Затменіи“, о „Генералѣ Кунтманъ“, о „Дунканѣ Ф. Кеннеръ“ и др. старыхъ знакомыхъ пароходахъ. Это было почти то же, что вернуться туда опять: такъ живо воспроизводили эти имена образы предметовъ и мѣстностей. Вотъ въ короткихъ словахъ исторія маленькаго Уиклоу:

Когда вспыхнула война, они съ отцомъ и больной теткой жили недалеко отъ Батонъ-Ружа, на большой, богатой плантаціи, пятьдесятъ лѣтъ кряду принадлежавшей ихъ семейству. Отецъ принадлежалъ къ партіи союзниковъ. Несмотря на всевозможные способы преслѣдованія, онъ не отступалъ отъ своихъ убѣжденій. Наконецъ, однажды ночью замаскированные люди подожгли ихъ домъ и семейству пришлось бѣжать, чтобы спасти жизнь. Они бродили съ мѣста на мѣсто и узнали, что такое нужда, голодъ и горе. Больная тетка, наконецъ, нашла покой, горе и опасности убили ее; она умерла въ открытомъ полѣ, какъ бродяга, дождь хлесталъ ей прямо въ лицо и громъ гремѣлъ надъ головой. Скоро послѣ этого отца схватили вооруженные люди и, несмотря на мольбы и просьбы сына, несчастную жертву задушили на его глазахъ. (Въ этомъ мѣстѣ разсказа болѣзненный свѣтъ мелькнулъ въ глазахъ юноши и онъ проговорилъ, какъ бы про себя: „Если меня не примутъ, я все равно найду средство, я найду средство!“). Какъ только отецъ былъ признанъ мертвымъ, сыну объявили, что если черезъ двадцать четыре часа онъ не будетъ внѣ этой области, то ему придется плохо. Эту ночь онъ скрывался на берегу рѣки, на пристани какой-то плантаціи. Тамъ остановился „Дунканъ Ф. Кеннеръ“. Онъ побѣжалъ къ нему и забрался въ яликъ, прикрѣпленный къ кормѣ. Передъ разсвѣтомъ пароходъ присталъ къ Штокъ-Пристани и онъ сошелъ на берегъ. Онъ прошелъ пѣшкомъ три мили, отдѣлявшія это мѣсто отъ дома одного его дяди, въ улицѣ Добрыхъ Дѣтей, въ Новомъ Орлеанѣ, и тогда его мытарства на время прекратились. Но этотъ дядя тоже былъ изъ союзниковъ и скоро рѣшилъ, что ему лучше оставить югъ. И вотъ они съ молодымъ Уиклоу покинули страну и сѣли на корабль, вовремя доставившій ихъ въ Нью-Іоркъ. Они остановились въ Асторгаузѣ. Молодому Уиклоу нѣкоторое время жилось хорошо; онъ бродилъ взадъ и впередъ по Бродвею и разсматривалъ странныя сѣверныя мѣста. Но затѣмъ настала перемѣна и не къ лучшему. Сначала дядя былъ веселъ, но вотъ онъ началъ выказывать безпокойство и печаль; затѣмъ сдѣлался брюзгливымъ и раздражительнымъ, началъ говорить о томъ, что деньги тратятся, а заработать ихъ нѣтъ возможности, что „мало и на одного, а не то что на двухъ“. Разъ утромъ онъ не пришелъ къ завтраку. Мальчикъ справился въ конторѣ, и тамъ ему сказали, что онъ наканунѣ вечеромъ расплатился по счету и уѣхалъ въ Бостонъ, какъ думаетъ конторщикъ, хотя навѣрное не знаетъ.

Мальчикъ остался одинокимъ и беззащитнымъ. Онъ не зналъ, что ему дѣлать, порѣшилъ, что лучше всего попробовать отыскать дядю. Онъ пошелъ на пароходную пристань, узналъ тамъ, что на бывшія у него въ карманѣ деньги онъ до Бостона не доѣдетъ, а могъ доѣхать только до Новаго Лондона. Онъ взялъ билетъ до этого порта, рѣшивъ положиться на Провидѣніе, Которое пошлетъ ему возможность добраться дальше. Теперь онъ цѣлые дни и ночи бродитъ по Новому Лондону, гдѣ его, время отъ времени, Христа рада, надѣляютъ то пощечиной, то щипкомъ. Наконецъ, онъ сдался; мужество и надежда покинули его. Если бы можно было бы поступить въ рекруты, онъ былъ бы страшно благодаренъ. Если онъ не можетъ быть солдатомъ, то нельзя ли его принять барабанщикомъ. Ахъ, онъ готовъ такъ тяжело работать, только бы угодить, и былъ бы такъ благодаренъ!

Прекрасно, вотъ вамъ исторія юнаго Уиклоу, совершенно въ такомъ видѣ, какъ онъ разсказалъ мнѣ ее, за исключеніемъ подробностей. Я сказалъ:

— Дитя мое, ты теперь среди друзей; не безпокойся больше объ этомъ. — Какъ сверкнули его глаза! — Я позвалъ сержанта Рэйбурна, — онъ изъ Гарфорда, живетъ теперь въ Гарфордѣ, можетъ быть, вы знаете его? — и сказалъ: „Рэйбурнъ, помѣстите этого мальчика съ музыкантами. Я принимаю его въ качествѣ барабанщика и желаю, чтобы вы смотрѣли за нимъ и заботились, чтобы съ нимъ хорошо обращались“.