Темный карнавал, или конец начальной поры - Наталья Качанова

Качанова Наталья

Темный карнавал, или конец начальной поры

Наталья Качанова

ТЕМНЫЙ КАРНАВАЛ, ИЛИ КОНЕЦ НАЧАЛЬНОЙ ПОРЫ

Биография Брэдбери подробно излагалась в различных изданиях его произведений, поэтому вряд ли есть смысл еще раз ее пересказывать. Жизненный путь писателя в этом случае интересен не сам по себе, а в первую очередь в связи с яркой автобиографичностью многих его рассказов. Автобиографичностью не в сюжетах, а в переживаниях, воспоминаниях, событиях, увиденных когда-то и запечатлевшихся на всю жизнь. Особенно это касается рассказов о детстве и детях. Самый известный пример - повесть "Вино из одуванчиков"; она воспринимается как дневник двенадцатилетнего мальчика, с его особым видением мира, с какими-то мелочами, которые только ребенок и заметит, а взрослый пройдет мимо. И со множеством деталей, присущих именно лету 1928 года в маленьком городке на Среднем Западе.

Брэдбери вообще очень интересует детство, чаще всего - один его период, своего рода граница. Многим героям Брэдбери 12, 13, 14 лет возраст, когда ребенок вступает во взрослую жизнь. Иногда он только соприкасается с ней, а иногда взрослеет очень быстро, как герои романа "Что-то страшное грядет", которые "в ту октябрьскую неделю... вдруг повзрослели и потом уже никогда не были такими юными...".

Действие романа "Что-то страшное грядет", как и действие "Вина из одуванчиков", происходит в Грин-Тауне, штат Иллинойс. Хотелось написать: "в том же Грин-Тауне", но это не тот же город. Тот Грин-Таун остался в 1928-м, еще до Великой депрессии и всего прочего, а этот - старше на тридцать с лишним лет, со всеми вытекающими последствиями (роман написан в 1962 году). А кроме того, Грин-Таун у Брэдбери прочно связан с героями книги, с теми, кто в нем живет и, самое главное, чьими глазами мы его видим. Грин-Таун из "Вина из одуванчиков" - часть мира главного героя, Дугласа Сполдинга, и мы смотрим на город именно его глазами, глазами ребенка. В "Чем-то страшном" герои чуть старше, им почти по четырнадцать - они вплотную приблизились к той самой границе.

А на границе их ждал Луна-парк. Скорее всего, в Грин-Таун 1928-го он не заглядывал; во всяком случае Дуглас Сполдинг в такие луна-парки не попадал. Зато эта "удача" улыбнулась Вилли Хэлоуэю и Джиму Найтшейду.

Есть разные переводы строфы из "Макбета", из которой Брэдбери взял название для своей книги. Например: "Колет пальцы. / Так всегда Надвигается беда". Или: "Кровь застыла, пальцы - лед, / Что-то страшное грядет". Или даже так: "Пальцы чешутся - к чему бы? К приближенью душегуба".

В "Вине из одуванчиков" самое "страшное" был Душегуб. Но Душегуб был страшным по-другому - как сказка, которую дети, замирая, тем не менее требуют снова и снова. И когда эта сказка вдруг обрывается, выдумывают новую, потому что как же без страшных сказок на ночь? Целое лето полетело бы вверх тормашками, как сказали бы грин-таунские мальчишки.

Луна-парк - это нечто совсем другое. Он не может оставаться, как Душегуб, полусказочной фигурой, потому что непосредственно касается героев-подростков. Потому что он пришел по их душу.

Луна-парк в романе - нечто целостное, единое, даже живое. Если захотим, мы сможем представить себе его облик, "внешность", его характер. Он и воспринимается Вилли и Джимом как отдельное живое существо, а действующие "от его имени" служащие Луна-парка - его шестеренки, передаточные механизмы.

Луна-парк приходит извне, он не рождается в самом городе. Возможно, для большинства из нас, не слишком знакомых с обычаями и традициями провинциальных американских городков, это кажется странным - по меньшей мере непривычным. Мы больше знакомы с европейскими карнавалами и при этом слове представляем себе вполне определенную картину: праздник, который рождается внутри города, долго - целый год, с окончания предыдущего карнавала, или даже дольше - созревает в нем и, наконец, в один день выплескивается наружу. Карнавал - лицо города, его изюминка, его "визитная карточка" и особенная гордость перед теми городами, в которых карнавала не устраивают.

Самый знаменитый из европейских карнавалов, венецианский, для многих и многих неитальянцев - воплощение души Италии или, по крайней мере, души Венеции. Но в маленький американский городок Луна-парк, Праздник часто приходит откуда-то извне - из большого, яркого и шумного мира, лежащего за пределами города.

Впрочем, "Луна-парки прибывают на восходе", - резонно замечает Вилли. Всегда, но не тогда, когда приезжает Луна-парк мистера Мрака.

Образ Луна-парка по ходу действия меняется: сначала - это просто "что-то страшное", которому даже названия нет, и неясно, что же в нем такого "страшного". Непонятно, зачем ему мальчики Джим и Вилли, почему с таким упорством он преследует их и зачем так стремится заполучить себе. Потом, в рассказе отца Вилли, Луна-парк предстает мельницей, перемалывающей человеческие страхи, чудовищной печью, топящейся ими. В первую очередь страхом перед смертью, перед падением в Ничто. Так Луна-парк становится еще одним воплощением инфернального зла. Такому Злу уже никакие мотивации не требуются: дьявол вредит человеку потому, что он - Враг рода человеческого; какие еще нужны аргументы?

Но, чем дальше читаешь, тем более уверяешься, что не все так просто, и Луна-парк не просто очередной образ дьявола. По крайней мере для автора. Не затем он придумал это блистательное и чудовищное увеселительное заведение, чтобы банально пугать героев и читателя. И вот, уже ближе к концу романа, появляется мысль: на что все это похоже? Зачем эта погоня за четырнадцатилетними мальчишками - именно за мальчишками, не за взрослым человеком? Ведь не для того же, чтобы читателю стало особенно муторно от сопереживаемого страха? Конечно, существуют законы жанра. Да, Брэдбери не Стивен Кинг и никогда в такой манере не пишет, однако "закрутить" приличную (то есть жуткую) страшилку он вполне способен. Здесь этого нет, ужасы гораздо более символичны, чем натуралистичны.

Тогда зачем они нужны? Есть одно предположение на этот счет: Луна-парк - личное Испытание героев. Выстоит ли Вилли в открытом противостоянии, не отступит ли перед лицом совершенно чуждой ему, агрессивной мощи? И выстоит ли Джим под напором своей "темной" половины, удержит ли ее в своей власти, или она возьмет власть над ним? Вокруг них бродит множество не выдержавших Испытания: продавец громоотводов, и мисс Фоули, и безымянные "уродцы". Каждому из них было предложено что-то свое, каждому было предъявлено его личное слабое место его "точка надлома". Такая же точка надлома предъявлена Джиму - но не Вилли. И если для Вилли это - первый бой, то для Джима искушение.

Для Джима и Вилли это столкновение - первое, и оно становится чем-то вроде инициации (не зря же Брэдбери почти напрямую говорит об этом еще в прологе). Инициация же по сути - разрешение войти во взрослый мир, а право на это нужно доказать, пройдя серьезные, иногда смертельные испытания. В древние времена в этих случаях о безопасности испытуемых не заботились принципиально: гибель во время испытаний служила самым надежным доказательством того, что человек не смог бы стать полноценным членом племени. Потом нравы смягчились, но по традиции испытания все равно должны выглядеть смертельными - хотя бы для испытуемого.

Рассуждая таким образом, мы подходим к довольно неожиданному выводу: Луна-парк не только зло, но и благо. По крайней мере в той степени, в какой он послужил своеобразной "инициацией" для двух главных героев романа, для них он - благо. Они столкнулись с неведомой им ранее силой, нашли способ справиться с ней и добились успеха, отстояв свои личности. Они узнали собственные слабые места и получили предупреждения.

А Вилли - еще и подарок, ибо то, что он открыл в своем отце, та близость двух родных не только по крови людей, о которой он так тосковал, пришла к ним обоим в этом Испытании.

Впрочем, считать ли Луна-парк Испытанием, а следовательно, принимать ли во внимание все остальные рассуждения на эту тему - каждый может решить самостоятельно. Есть еще кое-что, о чем в связи с романом хотелось бы поговорить. Внимательные читатели Брэдбери наверняка заметили одну особенность его произведений: один и тот же сюжет у него нередко повторяется, ситуация рассматривается заново и часто в совершенно ином свете. В романе "Что-то страшное грядет" - целая россыпь подобных сюжетов и мотивов. К примеру, карусель, вращаясь на которой можно стать старше или младше, - практически копия "чертова колеса" из одноименного рассказа, где проходимец использовал его для краж (этот момент есть и в романе). И кончилось это для вора так же печально, как и для мистера Кугера. Комната кривых зеркал с ее жуткими чудесами есть в рассказе "Карлик". Однако есть сюжеты, которые в романе словно превратились в негативный снимок, где на месте белых фигурок оказываются черные.

Вот, например, Человек в картинках: впервые он появился в одноименном сборнике 1951 года и выглядел там скорее чудно, чем страшно: "...руки у него были длинные, кулачищи - как гири, сам большой, грузный, а лицо совсем детское". Самый обыкновенный человек, на которого свалилось нежданное и, в общем-то, нежеланное чудо, изменившее его жизнь так, что он теперь и не знает, что ему с этой жизнью делать. Его картинки от него не зависят, можно сказать, просто не обращают на него внимания: "Бывает, по ночам я их чувствую, картинки. Вроде как муравьи по мне ползают. Тут уж я знаю, они делают свое дело..."