Естественная убыль - Ольга Лаврова

Ольга Лаврова, Александр Лавров

Естественная убыль

Ревизоры притащили кипы меню и регистрацию выдачи блюд.

— Зашились, Пал Палыч. Надо упростить проверку.

Плюхнулись на диван, Знаменский не успел предупредить о пружине, и средний, ойкнув, подскочил.

— Не потянем мы обратный обсчет! — он раздраженно ощупал себя сзади. — Не потянем, как хотите!

— Брюки не рвет, — успокоил Знаменский. Он давно бросил попытки обуздать пружину домашними средствами.

Обратный обсчет был назначен по делу о ресторане «Ангара». БХСС заинтересовался бытом нескольких столичных ресторанов, естественно, потребовалось начинать следствие, и Знаменскому досталось это помпезное заведение: серия залов с лепниной и гроздьями хрустальных люстр, полторы тысячи квадратных метров дворцового паркета, меню в тисненных золотом корочках.

Упростить проверку — это значило выяснить, сданы ли все деньги за съеденные блюда. Супов таких-то за такой-то день столько-то. Коньяков. Салатов. Котлет киевских. Мороженых. Кофе. Умножай стоимость на количество, складывай и выводи результат. И заранее можно сказать, что концы сойдутся.

Обратный обсчет надежней, да хлопот с ним не оберешься. К примеру, завезли в ресторан полтонны телятины, в меню три дня фигурировали телячьи котлеты с грибами. Жареная котлета имеет свой законный вес. Чтобы получить его, сырого мяса надо взять больше.

Как только начнешь проверять, а сходится ли завезенная телятина с числом изготовленных из нее котлет, обнаруживается, что на крахмальные скатерти котлеток подано куда больше нормы.

Второй этап — определить: недовложение или пересортица? То есть клали телятины на тарелку поменьше, или часть посетителей (кто обильнее заказывал спиртное) кушала вместо нее говядину. А для этого нужен еще обратный обсчет всех мясных блюд за то же время. И если б только мясо. Ведь и грибы считай, и яйца, и жиры… Не удивительно, что ревизоры взмолились.

Правда, еще недавно при всех ревизиях полагался обратный обсчет, но Министерство торговли его отменило, допуская лишь на случай возбуждения уголовных дел и по специальному постановлению следователя.

Прения в кабинете Знаменского затянулись и ни к чему не привели. В пылу споров он почувствовал, как засосало в желудке — допекли-таки меню в золотых корочках. Мать уехала на медицинский семинар, Колька обретался в пионерлагере, дома в холодильнике ютились две помидорины и пачка масла. Знаменский написал «харчи» и нацепил на шип эуфорбии — несусветно колючего растения, которое держал на окне. Но ревизоров он отпустил уже после закрытия магазинов. Деваться некуда — потопал в единственный буфет, работавший на Петровке допоздна и размещавшийся в корпусе БХСС.

Кормили тут на редкость отвратительно, буфетчик, наглый малый, заворовался без стыда. А кто мог его тронуть? Вскрыть такое ЧП — да вы смеетесь! Чтобы безобразный факт гулял из доклада в доклад года два? И покорно стояли в очереди сотрудники отдела, который занимался борьбой с хищениями, чертыхаясь, хлебали разбавленную сметану, жевали яичницу неведомо на каком масле. Если что перепадало вкусное и свежее, понимали — где-то малый схватил «левак».

Доложить комиссару, возглавлявшему БХСС города, не решались. (У тех, кто дослужился до генералов, был для еды свой кабинетик, там все обстояло прилично). В конце концов не выдержал простой постовой у выездных ворот. Уж слишком загруженную машину увозил буфетчик регулярно после работы.

— Ты бы совесть поимел! — сказал он буфетчику.

Тот его обложил, постовой разгорячился и отрапортовал комиссару. На другой день у буфетчика при входе отобрали пропуск:

— Вы уволены.

Кстати, точно тем же способом Петровка была однажды избавлена от своего очередного начальника. Управлять московской милицией его назначили с должности председателя райисполкома. А раньше подвизался он в руководителях райжилотдела и получал за некоторые квартиры наличными. Едва новый шеф УВД расположился в апартаментах, недели три всего погрел шефское кресло, бегом прибежали давние друзья:

— Выручай такого-то, наш человек!

— Ребята, не могу, я же только приступил.

— А у нас на тебя сохранилась компра, записочки есть очень хорошие! На, почитай копии… Видишь, тебе либо стреляться, либо выручать!

Загоревал свежеиспеченный полицмейстер и отправился на Кузнецкий мост в прокуратуру республики просить, чтоб ему из неких высших соображений передали дело «нашего человека». На Кузнецком обещали подумать.

Утром постовой предложил ему предъявить удостоверение, сунул его за пазуху и разъяснил:

— Вам велели сказать, что вы у нас не работаете.

По слухам, обоих — ни полицмейстера, ни буфетчика — никуда не тягали, дабы не мести сор из избы. В буфете угнездилась костлявая дама, которая месяца четыре вела себя сдержанно. А в начальнический кабинет пришел суровый армейский товарищ, до того командовавший дивизией.

Но это случилось позже. А пока царствовал хамоватый буфетчик. Взял Знаменский бутерброды и два стакана с жидкостью, отдаленно напоминавшей кофе. Почти без надежды спросил чего-нибудь домой. Буфетчик посопел-посопел, пошарил в подсобке и вынес сверток, потянувший на весах триста граммов. Бумаги на нем было наверчено несколько слоев, не разобрать, что внутри, но припахивало копченой рыбой, да и цена соответствовала. Повезло! Не иначе потому малый расщедрился, что видел Знаменского с Зиной, а ее удостаивал своей монаршей милостью.

— Можно к тебе? — с таким же утлым кофейным ужином подсел Капустин; приподнял бутерброд с залоснившимся от старости сыром. — Пируем, брат. А ты ресторанное дело ведешь, у меня первейшие торгаши на прицеле.

Капустин служил в подразделении, боровшемся против злоупотреблений в торговле.

— Закатились бы сейчас в любую ресторацию, — возмечтал он. — С черного хода. Расстелили бы нам скатерть-самобранку…

— Еще бы низко кланялись, спасибо, что уважили, — отозвался Знаменский.

— С собой посыльного нагрузили бы разной снедью неописуемой… А то вон разжился каким-то кульком на завтрак и радуешься. Глупо живем.

— Глупо, брат, глупо.

Отпили из стаканов. Хорошо, хоть брандахлыст горячий, есть чем размочить неугрызный сыр.

— Глупо, Паша!

То был пустой треп, теперь голос прозвучал серьезно, с нажимом.

— Это в каком смысле?

Капустин глаз не отвел, усмехнулся.

— А ты в каком подумал?

Знаменский смолчал, но невольно зажевал поспешней. Капустина он знал по институту как однокурсника, и хотя близки они не были, но связывала их известная солидарность.

— Правильно подумал, — через минуту продолжил Капустин. — Ты, Паша, учти, я в душе авантюрист. Если что — можешь на меня рассчитывать.

Почти конкретное предложение. Недурно. Ревизоры только начали, а ко мне уже ищут подходы! Авантюрист он, видите ли. И ведь ничем не рискует. Один на один. Даже если б я, подобно Дашковскому, — который чуть что — включает в кармане заграничный диктофон, — если б и я записал застольный диалог, Капустин отшутится: мол, как оперативник прощупал следователя на устойчивость для профилактики.

Невыразимо поганый был осадок. Не думалось такого про Капустина. Напрасно, отпирая квартиру, Знаменский решал оставить все это за порогом. Напрасно пытался заесть впечатление рыбой.

Ладно бы Капустин, хромые души везде встречаются, суть не в нем. Вся система заболевала, то там то сям рвалась и искажалась самая ее ткань, прорастая метастазами из преступной среды.

На свежую голову Знаменский поразмышлял над выкладками ревизоров, посоветовался с оперативником Смолокуровым, приданным ему в помощь. Тот не одну собаку съел на общепите и тоже любил обратный обсчет, однако в данной ситуации сомневался — не зряшные ли будут усилия. Художества в «Ангаре», конечно, замаскированы реализацией продуктов в фирменных «Кулинариях», где деньги получают без касс.

Обратный обсчет даст эффект лишь по кондитерскому цеху. Безмерно раздутый, он гонит свои изделия в несколько магазинов. И тут должны оставаться следы в документации.

Начальником кондитерского цеха была некая Маслова. Первейший, видимо, объект, на который надлежало нацелиться.

Так и получилось, что аресты в «Ангаре» начались с Масловой, а в дальнейшем — при ее содействии, потому что она стала рассказывать сразу, взахлеб; накипело, накопилось, тронули — и полилось через край. Об одном молила: смягчить бы как-нибудь удар для мужа, в котором не чаяла души.

Молодая женщина, хорошенькая, двое дочерей. В квартире во время обыска Знаменского поразило обилие белья с необорванными еще ценниками и совсем доконала коллекция детской обуви на все сезоны и всех размеров до тридцать шестого включительно. Запасала мать впрок, боялась угодить за решетку. Горькое занятие.