Умирающая планета. Последняя надежда - Елена Соловьева

Елена Соловьева

Умирающая планета. Последняя надежда

Фантастический роман (альтернативная история)

Часть первая

Глава 1

Холм

Аленка разогнула спину и утерла пот, льющий со лба градом. День стоял необычайно жаркий, да и все лето выдалось засушливым. За последние две недели с неба не упало ни одной капли дождя, и поливать огороды жителям поселка приходилось вручную, таская воду ведрами из колодца. Именно этим Аленка и занималась все утро, стараясь успеть до того как солнце войдет зенит.

После утренней поливки руки все еще ныли, упорно требуя отдыха. С нескрываемым отвращеньем девочка окинула взглядом обобранную ровно до половину грядку клубники. Это городским детям кажется, что окажись они на такой гряде, то будут объедаться сладкими ягодами до полного изнеможения, а на самом деле съешь три – четыре штучки, и больше не хочется, а оббирать нужно, да еще по дороге и прополоть сорняки, и оторвать разросшиеся усики. Заслонив глаза рукой, Аленка взглянула на небо: cветило стояло высоко и жгло неимоверно. А ведь еще целых четыре гряды лука прополоть, и все до четырех часов. Девочка вновь опустилась на колени и упорно поползла вперед, продвигая вслед за собой огромную корзину, наполненную уже собранными ягодами.

В четыре часа с работы на войлочной фабрике возвращался ее отец, а точнее – отчим. И не то, чтобы Аленка так уж сильно боялась его ремня, да и редко было к чему придраться, а вот слушать очередные намеки на его благодетельство лишний раз было неприятно. Ну, женился он на ее уже беременной мамке, ну признал «своим» ребенком, так живи да радуйся, но не тут- то было: при каждом удобном случае Вячеслав Сбруев напоминал приемышу о его незаконном появлении на свет.

Кем был настоящий отец Аленки, Светлана Сбруева, мать Аленки, никому так и не призналась, хотя доброжелательные соседки и утверждали, будто был у нее роман с заезжим цыганом. Откуда прибыл тот табор и куда делся потом, никому известно не было. В свои семнадцать Светлана, мать Аленки, считалась местной красавицей, женихи за ней, как говорится, ходили толпами, да всем гордая красавица отказывала, и только с черноволосым и статным не по годам цыганом Кало согласилась пару раз прогуляться до реки. После тех прогулок женихов у девушки резко поубавилось, а как стала Светлана носить пышные сарафаны, так и вообще пропали. И лишь Славик – Кочерыжка (как пристало к нему в юности это прозвище, так и приросло, да так, что и не все соседи настоящую его фамилию и знали) решил связать себя узами брака с красавицей – соседкой.

До истории с Кало Светлана и смотреть на Кочерыжку не желала, а чтобы прикрыть позор согласилась и замуж идти. С тех пор Сбруев ходил по селу если не индюком, то гусем-то уж наверняка, не упуская случая лишний случай напомнить всем о своем благородном поступке. Через три месяца после отшумевшей свадьбы на свет появилась Аленка – смугленькая, черноволосая, с неправдоподобно большими, прямо-таки оленьими, карими глазами, убедив всех соседей в их правоте относительно прогулок ее матери на реку.

Светлана свою дочурку обожала и, несмотря на протесты Славика, баловала как могла. Через восемь лет после рождения Аленки Светлана понесла наконец и от Славика, но не суждено было Кочерыжке стать отцом: роды прошли тяжело и мальчик появился на свет мертвым. А через полгода вслед за братиком Аленки ушла из жизни и ее мать. Про своих бабушек и дедушек Аленке ничего известно не было, поэтому жить ей пришлось с отчимом.

Больше никто из женщин на Кочерыжку не позарился, потому и все домашнее хозяйство легло на плечи восьмилетней девчушки. Первые годы Аленке было совсем нестерпимо, но за прошедшие пять лет после смерти матери она смирилась с необходимостью терпеть нападки отчима, уклоняться от издевок соседей и работать как взрослая.

Закончив с прополкой, Аленка накрыла на стол и приготовилась к встрече с отчимом. Через пару минут в двери появился невысокий, коренастый мужчина с неровно обстриженной светло-русой бородкой, торчащей в разные стороны, нечёсаными и немытыми давно волосами, паклей свисавшими до плеч.

– Ну что, доченька, – с нажимом проговорил Сбруев, – все ли ты прополола, все ли полила, или опять сорняки выше картошки вымахали?

– Все в порядке, отец, – сказала Аленка и отвернулась, принявшись вдвое усерднее стирать белье в небольшом деревянном корыте. Лишь бы чем заниматься, только бы не смотреть в хамские глаза отчима.

– А если проверю?

– И тогда все будет не хуже, чем на соседских огородах, – ответила девочка.

– Гм… А белье постирала, или опять с подружками пробегала весь день?

– Постирала – ответила Аленка.

И не было у нее в поселке ни одной подруги, впрочем, отчиму это прекрасно известно.

– Чем потчевать отца будешь? – не унимался с вопросами Вячеслав.

– Щи вот разогрела, каша гречневая.

– Да, не балуешь ты меня, – прогнусавил Вячеслав и скорчил презрительную мину. – Хоть бы пирогов напекла, порадовала батюшку.

– Из чего мне их печь, муку еще в прошлом месяце всю извели? – удивилась Аленка.

– Молока хоть дай, козу-то, поди, подоила? – прикрикнул Славик.

– Молоко я тете Люсе отдала. Мы ей долг уже три месяца отдать не можем. К ней сегодня внуки приехали, она и сказала, что раз денег нет, то молоком забирать будет. Завтра еще снесу ей молочка и в расчёте будем.

– Да кто тебе позволил молоко отдать? Сначала заработай, а потом распоряжаться будешь! Долг ей отдать нечем, – фыркнул отчим. – А куда потратила деньги, что я на хозяйство давал, нарядов поди накупила?

Аленка с сомнением осмотрела поношенное, застиранное почти до дыр платьице, шумно вздохнула.

– Ну-ну! Еще мне тут повздыхай! Иди, прогуляйся что-ли, поиграй, чтоб соседи не болтали, будто я тебя в черном теле держу, – милостиво разрешил Аленке Славик.

Такому разрешению девочка была не так и рада, ведь и идти ей было особенно некуда, и играть не с кем. Соседские дети обидно обзывались кукушонком, а иногда и того хуже: то комком грязи зашвырнут, а то и протухшего яичка не пожалеют.

Единственным утешеньем и источником радости для нее был близлежащий лес. Туда-то девочка и решила отправиться: покидала в свой любимый (он же единственный) рюкзачок пару яблок с огорода, ломоть хлеба, прихватила и выцветшую косыночку – чтобы голову не напекло. Аленка вышла на улицу, прикрыла за собой покосившуюся калиточку и почти бегом направилась на край села, туда, где начинался подлесок. Пробегая мимо, девочка успела заметить, как возле одного из домов играют в чехарду соседские ребятишки, и прибавила ходу. Но на этот раз ей повезло – удалось прошмыгнуть мимо них незамеченной.

Ступив под сень деревьев, Аленка глубоко вздохнула и расправила поникшие плечи. Здесь, в самом, как ей казалось, сердце природы была ее отдушина, ее родной дом. Пало прелой травой и спелой малиной, воздух был пропитан пением птиц и стрекотом кузнечиков. Легкий ветерок приятно обдувал распаренное от бега лицо. После смерти матери, походы в лес стали для Аленки единственной радостью, ведь растениям и животным нет дела до прошлого ее родителей.

Девочка подняла глаза вверх – солнце уже не слепило и не жгло, как в полдень, а скорее дарило приятное тепло, согревающее не только тело, но и ее душу. За свои неполных четырнадцать лет Аленка обошла все тропки в здешнем лесу и могла с закрытыми глазами найти любой его уголок – будь то заросли черники или лисья нора. Повинуясь внутреннему порыву, девочка направилась к своему любимому месту – на Холм, как она его назвала.

Это была небольшая, вся поросшая душистым клевером возвышенность, высотой примерно в два человеческих роста. Вершина Холма была скошенной, и на ней было так удобно лежать, закрыв глаза и не думая ни о чем. В этом месте девочке почему-то вспоминались нежные объятия ее мамы.

Аленке с каждым годом все труднее было представить мысленному взору образ ее матери, а вот ее объятия и то неповторимое чувство защищенности, что они дарили, девочка помнила хорошо. Именно здесь, лежа на Холме, девочке проще всего было вспоминать эти ощущения. Иногда, занимаясь повседневными делами, Аленке вдруг ясно представлялся этот Холм, и чудилось, будто он ее зовет. Зовет, чтобы раскрыть для нее свои объятья, убаюкать и подарить покой. Когда девочка лежала на этом ковре из нежнейших листочков, или зимой – поверх пушистого снежного одеяла, ей не только ясно представлялись объятия матери, она чувствовала ее дыханье и слышала где-то глубоко внутри холма стук ее сердца.

Вот и сейчас, поднявшись на вершину, Аленка наскоро перекусила и с удовольствием растянулась на траве. Она прикрыла глаза и погрузилась в мир своих грез, в котором она была по-настоящему счастлива.

Когда Аленка открыла глаза, солнце уже сползало за горизонт и его яркие лучи окрашивали верхушки деревьев в ярко-алый цвет. «Ой, неужели я задремала, ведь только прикрыла глаза… – подумала Аленка. – Ох и влетит мне от отчима!» Девочка закинула рюкзачок за плечи и галопом понеслась домой.