Анатолий Гуревич (Агент Кент) - Меня допрашивал Мюллер - Юлия Кантор

Кантор Юлия

Анатолий Гуревич (Агент Кент) - 'Меня допрашивал Мюллер'

Юлия КАНТОР, Санкт-Петербург

Анатолий Гуревич (Агент Кент): "Меня допрашивал Мюллер"

Посмотрев на меня, Мюллер резко спросил: "Вы хотите мне доказать, что из-за этого мальчишки произошли такие утечки информации, из-за него мы потеряли столько солдат фюрера?"

В историю Второй мировой войны он вошел как "разведчик-нелегал номер один". В английской, немецкой, французской и испанской прессе о нем опубликованы сотни статей и книг. В России до недавнего времени о нем не было известно почти ничего: ленинградец Анатолий Гуревич считался предателем Родины. Был реабилитирован лишь в 1991 году. Приступив в Париже к съемкам телевизионного художественного сериала "Красная капелла", посвященного антифашистской разведывательной сети, РТР сообщило: "Никого из членов "Красной капеллы" уже нет в живых". Анатолий Маркович Гуревич, он же агент Кент, эту новость слышал собственными ушами. В свои 90 лет он сохранил ясный ум и превосходную память.

Откуда у хлопца испанская грусть

Слово "конспирация" Анатолий Гуревич узнал в детстве: квартира его отца, харьковского фармацевта, до революции была "явкой" для коммунистов-подпольщиков. В 1924 году семья Гуревичей из Харькова переехала в Ленинград, и Толя продолжил учебу в одной из лучших питерских школ, где работали педагоги, преподававшие еще в дореволюционных гимназиях. Любимыми предметами будущего разведчика были литература, обществоведение и особенно - немецкий язык. "Карьера" Гуревича началась еще в школе: мгновенно освоившись в большом городе, мальчик стал председателем школьного совета "Осоавиахима", премьером школьного драмкружка, "ворошиловским стрелком" и отличником ГТО, словом - активистом. После школы он поступил в институт железнодорожного транспорта, затем в институт "Интурист", готовивший "специалистов для работы с иностранцами".

- Я входил в группу ПВО нашего района, уже в 1934 году был допущен к совершенно секретной работе - составлению мобилизационного плана района, рассказывает Анатолий Гуревич. - Так продолжалось до того момента, пока не прочитал, что начинается гражданская война в Испании. Мы с товарищами решили организовать группу по изучению испанского языка и выразили желание попасть в эту страну как переводчики-добровольцы. И вот в один прекрасный день нас вызвали в гостиницу "Европейская", где люди в штатском побеседовали с каждым из нас и некоторых отобрали для отправки в Испанию. Уже в Испании я впервые встретился со старшим советником при штабе Испанской Республики Григорием Штерном. Он спросил меня: "Хочешь быть переводчиком и не только?" Я согласился. Меня оформили лейтенантом республиканского испанского флота и дали имя - Антонио Гонсалес. В сентябре 1939-го вернулся в Москву. В ГРУ мне предложили работать в разведке. Cказали: "Будем вас готовить - станете шифровальщиком и радистом". Поучившись в подмосковной школе, получил первое задание - мне предстояла работа за границей.

Сын богатых уругвайских родителей

- У меня не было четких представлений о том, как ведет себя молодой человек, "сын богатых уругвайских родителей". Подробного инструктажа не провели, и я действовал почти "на ощупь". Тогда многие советские агенты вынуждены были узнавать о политическом устройстве, промышленности и достопримечательностях своих "родных" государств исключительно из литературы. Иногда - только по энциклопедическому словарю... Нас просто направляли в библиотеки, читать.

- Такой непрофессионализм?

- А откуда взяться профессионализму?! Собственной опытной и профессиональной агентуры еще не было: страна молодая, традиция воспитания кадров и в этой сфере прервалась после 1917 года. Внешней разведкой тогда занимались почти исключительно чекисты. Трудно представить, но случалось, что и документы нам выдавали с орфографическими ошибками! Были и серьезные проколы в наших "легендах": информация о явочных местах, надежных гостиницах и "дружественных" фирмах нередко оказывалась устаревшей, а наше вымышленное прошлое рисовали настолько общо, что за рубежом в первых же непринужденных разговорах мы вынуждены были с ходу фантазировать. Мне это, к счастью, давалось легко: спасала любовь к лицедейству. Не прорабатывались и модели нашего поведения на случай провала... Так вот - "сын богатых уругвайцев". Добрался я до Брюсселя. Сел в такси, назвал адрес гостиницы, где мне, в соответствии с заданием Центра, предстояло разместиться. Шофер был ошарашен: оказывается, уже несколько лет там был публичный дом, и то, что "серьезный господин" прямо с вокзала направляется туда, вызвало улыбку и недоумение. Исправив эту оплошность, я сделал еще одну ошибку, уже по своей вине: когда утром меня разбудил консьерж, я по-русски спросил: "Кто там?" Так я дебютировал как уругваец Винсент Сиерра. Моя работа началась.

В Брюсселе "уругваец", в Центре числившийся как агент Кент, встретился с куратором бельгийского "куста" разведки Леопольдом Треппером, поддерживал связь с легальными связистами - работниками советского торгпредства. И активно внедрялся в среду: пошел учиться в "Селект скул" привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде.

Кент быстро стал душой компании, был верток и словоохотлив. Перенимал манеру жизни, заводил друзей и полезные знакомства.

- Связь с Треппером мы поддерживали через его жену, с которой я ходил в школу бальных танцев. Тогда многие удивлялись, почему я всегда танцую с одной и той же партнершей, которая намного старше меня... А вообще, "законсервировавшись", с женщинами я не сближался, помня предупреждение ГРУ, что они могут быть шпионками.

- Эта дистанцированность наверняка вызывала подозрение?

- Разумеется. Но ведь в Советском Союзе нравы были совсем иные, и я это понял не сразу. Срочно придумал легенду: обручен с уругвайской девушкой и, вернувшись на родину, сыграю с ней свадьбу. У меня была и другая проблема: как любимый сын уругвайских родителей, я должен был бы получать от них письма и денежные переводы - иначе на что жить в Бельгии? Приходилось выкручиваться, ненавязчиво объясняя любопытствующим, что и письма, и деньги получаю через Швейцарию. Но денег на содержание агентуры из Центра практически не поступало. Я решил, что необходимо организовать свою фирму. (Эта фирма - "Симекско" - на протяжении нескольких лет подкармливала советскую резидентуру в Бельгии. - Ю.К.)

Красавица-блондинка служила "крышей"

- В это время я сдружился с семьей миллионеров Зингеров. Их дочь, Маргарет, по мужу Барча, недавно овдовела. Когда возникла угроза гитлеровской оккупации, семья вынуждена была срочно уехать. Но Маргарет решила остаться в Бельгии, не желая оставлять могилу любимого мужа. Она была совсем не похожа на еврейку, и у нее оставался шанс скрыть свое происхождение. Отец Маргарет предложил мне - другу семьи, да к тому же "предприимчивому иностранцу с хорошо развивающимся бизнесом" покровительствовать дочери и передал некоторые из своих деловых связей. Так у меня появилась дополнительная крыша. В это время из Бельгии вынужденно эмигрировал и Треппер, легализованный как канадский гражданин - то есть гражданин страны, воевавшей на стороне союзников. И я фактически принял всю бельгийскую сеть.

- И, конечно, все тут же "поженили" вас с Маргарет?

- Да, вот только эту игру портила ее горничная, не понимавшая, почему молодой свободный человек пьет кофе с молодой красавицей, после чего удаляется к себе домой. Маргарет, в моих донесениях фигурировавшая как "Блондинка", светская, выросшая в элитарной среде, всегда была центром внимания. Общение с ней придавало мне дополнительный вес в бельгийских высших кругах. Мы поселились вместе на одной из великолепных вилл, правда, на разных этажах. Устраивали пышные вечеринки, на которые приходило множество людей, в том числе - нужных мне. Я играл роль человека абсолютно далекого от политики, очень компанейского (последнее было вовсе не трудно), и постепенно мои гости перестали понижать голос, обсуждая последние новости. И даже начали отвечать на "случайно" брошенные мною вопросы. Разумеется, это была лишь внешняя, самая простая часть работы.

- Вас не тревожило, что Маргарет, игравшая роль вашей "крыши", в случае вашего провала попала бы в руки гестапо, как, собственно, позже и произошло?

- Меня это постоянно мучило, тем более что я искренне привязался к ней. Но другого выхода не было. Постепенно, внедряясь в высшие круги Бельгии и сходясь с близкими к нацистам людьми, я - как представитель фирмы - стал сотрудничать с нацистской интендатурой. Это давало возможность получать информацию о планах развития военных действий. Вскоре мне даже удалось основать акционерное общество и стать его президентом.

- Ваша фирма выполняла военные заказы?

- Да. Но, разумеется, мы не занимались оружием. Наша работа была несколько иного свойства. Например, однажды нас попросили заказать специальные ткани. Я спросил: для чего? И таким образом выяснил, что начинается война в Африке. Еще через некоторое время мне заказали полтора миллиона алюминиевых ложек. Я, как бизнесмен, удивился количеству изделий из такого малоценного металла. Ответ поверг меня в шок: "Готовится война против Советского Союза, возможно, будет необходимо организовать лагеря для военнопленных - эти ложки для них". Разумеется, все эти данные я срочно передал в Москву.