Вокруг пальца - Виктор Пронин

Виктор Пронин

Вокруг пальца

***

С высоты девятого этажа город поблескивал умытыми витринами, свежеполитыми улицами, а торопящиеся далеко внизу люди, казалось, были преисполнены радостного нетерпения. Залитый солнцем Ксенофонтов стоял на своем балконе, испытывая возвышенное желание воспеть свой город, написать что-то сугубо положительное о мороженщице из киоска возле редакции, о водителе поливальной машины, которая пересекала сейчас площадь, распустив роскошные водяные усы, ему хотелось написать о своем друге Зайцеве, тем более что он обещал это сделать уже не один раз…

Да, утро было такое, что никакие осуждающие и клеймящие мысли не приходили ему в голову, а если и приходили, он с отвращением отбрасывал их в сторону, как отбрасывают нашкодившего кота.

Потом Ксенофонтов удачно побрился, не затронув усов, а единственный порез возле уха был почти незаметен. И кофе получился вполне пристойным, и свежая рубашка нашлась, и по радио пели про удачу, которая может стать неплохой наградой за смелость.

Короче – утро было замечательное и не предвещало никаких тревожных, а уж тем более опасных событий. Поэтому, когда Ксенофонтов, потолкавшись у газетных витрин в сквере, неожиданно увидел под ногами новенькую, зелененькую пятидесятирублевку, сложенную пополам и покачивающуюся на утреннем ветерке, как диковинная бабочка, сердце его радостно дрогнуло и сбилось с привычного такта. Подняв деньги, Ксенофонтов счастливо рассмеялся в душе. Зайдя с другой стороны витрины, чтобы увидеть разиню, он беспомощно оглянулся – вокруг никого не было. Только он, Ксенофонтов, интересовался в то утро газетами.

Вот тебе, старик, и награда за преданность производственным и сельскохозяйственным новостям, подумал Ксенофонтов и, сунув деньги в карман, расположился на влажной еще после ночной росы скамейке – не прибежит ли кто, запыхавшись, с круглыми глазами, нервный и несчастный. Но нет, никто не прибегал. Ксенофонтов пощипывал ус и смотрел на часы. Нельзя сказать, что он хотел вернуть деньги, нет, ничто человеческое ему не было чуждо, но в то же время надо заметить, что он отдал бы находку не колеблясь, даже немного гордясь собой.

Как бы там ни было, перед обедом Ксенофонтов позвонил Зайцеву.

– Старик, – сказал он, – а не пообедать ли нам?

– Договорились. Встречаемся, как обычно, в вареничной.

– Где?! – переспросил Ксенофонтов, стараясь наполнить свой вопрос брезгливостью и пренебрежением.

– В вареничной. А что?

– Чтобы я пошел в эту вонючую забегаловку? Да никогда! Старик, мы обедаем в ресторане. Вот так. В «Астории». Я позвоню туда и закажу столик. Не опаздывай. – И Ксенофонтов, положив трубку, захихикал, довольный ошарашенным молчанием Зайцева.

Придя в ресторан и расположившись в углу под фикусом, Ксенофонтов удовлетворенно поглядывал на себя в зеркало, находя в себе все новые достоинства, которых не замечал вчера. Зайцев вошел быстро и деловито, будто не в ресторан, а в служебный кабинет. Посмотрел озадаченно на Ксенофонтова, присел.

– Внимательно тебя слушаю, – сказал он с некоторой скорбью в голосе. – Что случилось?

– Да ничего не случилось… Я вот подумал – а почему бы мне не пригласить в ресторан лучшего друга, почему бы мне не посидеть с ним в этом приятном месте.

– В этом? – Зайцев потер лист фикуса, вытер салфеткой пальцы. – Ну ладно… Некоторые сидят в местах и похуже.

– Обижаешь, старик, обижаешь, – проворковал Ксенофонтов, вчитываясь в меню. – Вот у них тут есть заливная говядина…

– Нет заливной говядины, – бросила официантка, проходя мимо со стопкой грязных тарелок. – Дежурный обед, молодые люди. Суп с яйцом, гуляш с макаронами и компот из сухофруктов.

Ничего, – утешил Зайцев погрустневшего друга. – Ты же сам сказал, что главное – посидеть. Хорошо сидим. Ну, выкладывай, наконец.

– Полсотни нашел, старик. – Ксенофонтов без радости вынул из кармана и положил на стол хрустящую бумажку.

– Спер, наверное? – подозрительно спросил Зайцев. – Признавайся, чистосердечное раскаяние облегчит твою участь.

– Да нет, все проще… У газетных витрин в сквере, знаешь? Кто-то так зачитался, что не заметил, как деньги потерял.

– Совсем новенькая, – проговорил Зайцев, рассматривая водяные знаки на купюре. – Надо же так увлечься… Не иначе как твою статью прорабатывал.

– Да, скорее всего, – согласился Ксенофонтов. – Когда меня читаешь, можно забыть о чем угодно.

– Ты имеешь в виду хвалебный гимн во славу пекаря Фундуклеева?

– А хотя бы! Хотя бы! – запальчиво воскликнул Ксенофонтов.

– Да, конечно, – милостиво согласился Зайцев. – Я прочитал этот очерк с… большим интересом. Тебе никогда еще не удавалось, никогда еще…

– Ну? Ну?

Я хотел сказать, что никогда тебе еще не выделяли столько места на газетной полосе.

– Мне выделяют столько, сколько я заслуживаю! – отчеканил Ксенофонтов.

– Конечно, конечно…

Через полчаса, когда друзья съели суп с яйцом, проглотили гуляш с макаронами и заели все это вываренными сухофруктами, они расположились на нагретой солнцем скамейке в сквере и сидели без слов и движений в ожидании того момента, когда кончится обеденный перерыв и им придется разойтись по своим рабочим местам.

– Пойду-ка позвоню в одно место, – сказал Зайцев и, встав, направился к будке телефонного автомата.

– Позвони, старик, позвони, – сонно проговорил Ксенофонтов, не открывая глаз. Зайцеву, видимо, удалось сразу дозвониться – из будки доносились напористые слова, он кого-то настойчиво приглашал зайти к себе в кабинет. Мимо проходили люди, и Ксенофонтов слышал поскрипывание горячего ракушечника, которым посыпали дорожки, вспоминал прошлогодний отпуск, шум моря, девушку, которая…

– Молодой человек, – кто-то похлопал его по плечу. – Нехорошо деньгами разбрасываться. Так и по миру пойти недолго…

Ксенофонтов открыл глаза, откинулся от спинки, осмотрелся. Как раз между его вытянутыми ногами, на разогретом солнцем ракушечнике, лежал зелененький комок. Не успев еще расстаться с морским побережьем и загорелой девушкой, Ксенофонтов тупо смотрел на пятидесятирублевку.

Вернувшийся Зайцев не заметил состояния друга и спокойно уселся рядом.

– Старик, – слабым голосом проговорил Ксенофонтов. – Старик… Я это… Деньги нашел.

– Ты что, обалдел от счастья? Мы их уже компотом обмыли.

– Да нет… Я опять нашел…

Зайцев взял бумажку, повертел ее, посмотрел на Ксенофонтова, на то место, где она только что лежала…

– Поздравляю, – сказал он серьезно. – Завидую. За один день найти две такие штучки… Невероятно. Разменять?

– Как?! У тебя в кармане найдется сотня?

– Отпускные получил, – признался Зайцев. – С понедельника я – свободный человек. На, держи… Беру две бумажки, а даю десять.

– А зачем тебе в отпуск крупные деньги? – подозрительно спросил Ксенофонтов.

– Понимаешь, дорога все-таки, легче везти. Каждый грамм на учете. Ладно, мне пора. Если не возражаешь, загляну вечером, а?

– Старик! Я могу только приветствовать подобные инициативы!

– Какой-то слог у тебя казенный, – поморщился Зайцев. – Не можешь просто сказать – буду рад. Заела тебя газета, ох, заела. Много работы?

– Знаешь, много. Каждый день двести строк вынь да положь. А где их взять, эти двести строк, где?!

– Все хороших людей воспеваешь? – беззаботно спросил Зайцев.

– Не только, не только…

– Плохих тоже? – Зайцев шел, сунув руки в карманы, щурясь на солнце и не испытывая ни малейшего интереса к разговору.

– А как же, и плохих тоже. И о них нельзя забывать.

– Что-то не припомню я твоих трудов о плохих людях… Похоже, ты их мне передоверил, а себе оставил голубеньких, розовеньких, сереньких… Как их… Эти… Апыхтин, Жижирин, Фундуклеев.

– Старик! – оскорбленно воскликнул Ксенофонтов. – Я скоро потрясу тебя таким фельетоном, что все твои убийцы померкнут.

– Неужели кто-то опять общественную клумбу оборвал? Нет? А может, общественники задержали пешехода, который перешел улицу на красный свет?

– Мимо бьешь, старик, мимо. Твои ядовитые стрелы только тешат меня и смешат. Представь себе – сговариваются два директора магазина. Один руководит обычным гастрономом, а второй коопторговским. И что злодеи делают? Товары, которые поступают в гастроном, перевозят и продают в коопторговской лавке. А цены там почти вдвое выше. Усек? Все просто, средь бела дня, даже обвешивать несчастного покупателя нет надобности.

– Сам догадался? – скучая, спросил Зайцев.

– Грузчик из магазина письмо в редакцию прислал.

– Что же он, с директором поссорился?

– Точно! Тот его за пьянку выгнал, а грузчик в отместку – письмо.

– Так это. – Зайцев проводил взглядом девушку, которая шла им навстречу. – Это… Ведь маловато письма-то, документы нужны. Смотри, а то грузчик возьмет да и помирится с директором, грузчики нынче в цене. А от письма отречется. История знает такие случаи. Документы нужны, – повторил Зайцев.