Мегрэ напуган - Жорж Сименон

Жорж Сименон

Мегрэ напуган

Глава первая

Неспешный поезд под дождем

Где-то на перегоне между двумя незначительными станциями, о которых Мегрэ никогда и не слыхивал, да в темноте почти ничего и не разглядел на них, разве что штрихи дождя в ярком свете фонаря да силуэты людей, толкавших тележки, комиссар нечаянно поймал себя на мысли: а что, собственно говоря, он тут делает?

А не вздремнул ли он на миг в чересчур жарко натопленном купе? Полностью сознание вроде бы не отключалось, поскольку он четко представлял себе, что едет в поезде, слышит монотонный перестук колес, и даже мог бы поклясться, что, как и ранее, порой различает в бескрайних угрюмых просторах полей окна — светлячки одиноких ферм. И все это плюс запах сажи, что смешался с испарениями от его намокшей одежды, по-прежнему воспринимались им как реальность, равно как и постоянный гул голосов, доносившихся из соседнего отделения, но в то же самое время она, эта реальность, до некоторой степени потеряла для него свою актуальность, и он уже затруднялся точно определить её координаты в пространстве, а особенно во времени.

С таким же успехом он мог бы сейчас находиться в другом месте, в любом ином, ползущем по сельской местности пассажирском составе второстепенной важности, мог он и обернуться Мегрэ-юношей пятнадцати лет от роду, возвращавшимся на точно таком же омнибусе, состоявшем из древних вагончиков, чьи перегородки потрескивали при каждом рывке локомотива. А в ночи на каждой остановке слышались бы те же самые голоса, деловито сновали бы у вагона с почтой и багажом такие же люди, заливался бы аналогичный свисток начальника станции — сигнал к отправлению.

Мегрэ приоткрыл глаза, затянулся, увы, уже потухшей трубкой и рассеянно взглянул на соседа, устроившегося в другом углу. Ну чем не пассажир того самого поезда, который доставлял во время оно мальчишку Жюля к отцу? Вполне мог бы сойти за графа или владельца замка, как впрочем и за важную шишку из какой-нибудь деревни или любого мелкого городишки.

Незнакомец был одет в костюм для гольфа из светлого твида и плащ, из тех что продаются лишь в некоторых очень дорогих магазинах. Шляпа охотничья, зеленого цвета, с заткнутым за ленточку крохотным фазаньим перышком. Рыжеватые перчатки он не снял несмотря на жару, ибо господам подобного класса никоим образом не положено так делать при поездках на железнодорожном транспорте или в автомобиле. И даже в сильный, как сегодня, дождь на его до блеска начищенной обуви не было ни пятнышка.

Выглядел он лет на шестьдесят пять. Что говорить, ну разве не забавно, что мужчина его-то возраста с таким тщанием относится к малейшим деталям своей внешности? Как и все ещё балуется играми, в которых силится хоть в чем-то выделиться среди простых смертных?

Цвет лица у спутника был розовым, характерным для людей его породы, в серебристо-белой щеточке усов проглядывал желтый венчик от постоянного курения сигар.

В то же время во взгляде соседа не чувствовалось той абсолютной уверенности в себе, которую должен был бы излучать человек его облика. Со своего места он явно наблюдал за Мегрэ и пару-тройку раз вроде бы даже пытался заговорить; комиссар тоже порой удостаивал его коротким взглядом, а тем временем омнибус — грязный и мокрый — снова трогался в путь, устремляясь в мир тьмы с прорезавшимися там и сям, далеко разбросанными друг от друга огоньками; иногда на охраняемом переезде за окном угадывалась чья-то фигура на велосипеде, пережидавшая, когда пройдет их состав.

Грустил ли о чем Мегрэ? Скорее он находился в каком-то более неопределенном пограничном состоянии. Точнее был здорово выбит из привычной колеи. И в первую очередь из-за того, что три последних дня слишком много пил, причем в силу необходимости, а не в удовольствие.

Дело в том, что комиссар участвовал в международном конгрессе полицейских, проходившем в этом году в Бордо. На дворе стоял апрель. Когда он покидал Париж, все были уверены, что после долгой и монотонной зимы, вот-вот грянет весна. Но в Бордо в течение всего этого времени непрерывно шел дождь, сопровождавшийся ледяным ветром, туго стягивавшим одежду вокруг тела.

К тому же, по чистой случайности отсутствовали те несколько друзей, с кем он привык общаться на подобных форумах, такие например, как мистер Пик. Каждая страна как-то исхитрилась послать в Бордо только молодых профессионалов в возрасте от тридцати до сорока лет, и ни с кем из них комиссар, естественно, никогда раньше не встречался. Все они, как один, держались с ним чрезвычайно любезно, с подчеркнутым респектом, как и подобает относиться к старшему коллеге, которого они уважают, но полагают, что он слегка устарел и вряд ли шагает в ногу со временем.

В этом ли была загвоздка? Или же причиной его скверного настроения послужил нескончаемый дождь? Да ещё все то вино, которым вынудила нагрузиться участников Конгресса местная Торговая палата?

— Надеюсь, ты там не скучаешь? — осведомилась мадам Мегрэ в разговоре с мужем по телефону.

В ответ он проворчал нечто маловразумительное.

— Попытайся хоть немного отдохнуть. Совсем ведь замотался и неважное выглядел при отъезде. В любом случае развеешься, отвлечешься от забот. И смотри не простудись.

А может, вся суть проблемы в том, что он как-то внезапно, разом, почувствовал себя стариком? Даже дискуссии на Конгрессе, почти все время вертевшиеся вокруг использования новых научных методов в оперативной работе, его не заинтересовали.

Вчера вечером состоялся прощальный банкет. А сегодня утром заключительный прием, на сей раз в ратуше, за которым последовали обильные возлияния за обедом. В Париже ему предписывалось явиться на службу только в понедельник, поэтому комиссар пообещал Шабо на обратном пути навестить того в Фонтенэ-ле-Конт.

Шабо ведь тоже не молодел с годами. Когда-то, ещё во время своей двухлетней учебы на медицинском факультете в Нантском университете, Мегрэ подружился с ним. Шабо там штудировал право. Они жили в одном и том же пансионате. Два или три раза он сопровождал друга, по воскресеньям навещавшего мать в Фонтенэ.

Ну а за все прошедшее с тех пор время они виделись от силы раз десять, не более.

— Когда же ты соберешься погостить у меня, в Вандее?

Не обошлось и без вмешательства мадам Мегрэ.

— А почему бы тебе, возвращаясь из Бордо, не заскочить к твоему приятелю Шабо?

По-хорошему он должен был бы прибыть в Фонтенэ уже часа два тому назад. Но ошибся поездом. В Ниоре, где была пересадка, пришлось довольно долго томиться в зале ожидания, потягивая рюмку за рюмкой, и он так и не решился позвонить Шабо, дабы тот встретил его на машине.

В конечном счете он не сделал этого потому, что Жюльен сразу же при встрече стал бы настаивать на том, чтобы Мегрэ разместился у него, а комиссар терпеть не мог ночевать у кого-либо в гостях.

Он решил остановиться в отеле. И лишь оттуда выдать звонок Шабо. А вообще-то зря он согласился сделать этот крюк — куда заманчивей было бы провести этот нечаянный двухдневный отпуск у себя дома, на бульваре Ришар-Ленуар. Как знать? А вдруг в Париже дожди уже прекратились и наконец-то наступила весна.

— Так, значит, они вас все же вызвали…

Мегрэ вздрогнул от неожиданности. Совершенно неосознанно он, должно быть, продолжал вяло поглядывать на своего компаньона по купе, и тот все-таки решился заговорить с ним. Создалось впечатление, что незнакомец и сам был смущен этим обстоятельством. И, видимо, счел своим долгом привнести в свою фразу известную долю иронии.

— Простите?

— Я догадывался, говорю, что они призовут на помощь кого-нибудь вроде вас.

Затем, видя, что Мегрэ по-прежнему недоумевает, он пояснил:

— Вы ведь комиссар Мегрэ?

И вновь обретя лик светского льва, поднялся с диванчика и представился:

— Верну де Курсон.

— Очень приятно.

— Я вас сразу же узнал, поскольку частенько встречал фотографию в газетах.

Он произнес эти слова с видом человека, извинявшегося за то, что входит в круг тех лиц, которые читают прессу.

— Вам такое, видимо, не в диковинку.

— Что именно?

— Когда люди догадываются, кто вы есть.

Мегрэ сразу и не нашелся, что ему ответить. Он ещё не почувствовал себя прочно укоренившимся в этой реальности. А у пассажира тем временем на лбу выступили бисеринки пота, как если бы он сам себя загнал в нелепую ситуацию и не представлял, как из неё выпутаться да ещё и в свою пользу.

— Вам позвонил мой друг Жюльен?

— Вы имеете в виду Жюльена Шабо?

— Да, следователя. Не скрою, удивлен, что ни словом об этом не обмолвился в нашей утренней беседе.

— Я никак не возьму в толк, о чем вы говорите?

Верну де Курсон взглянул на него более пристально, нахмурив брови.