Томас Неверующий - Томас Диш

Томас М. Диш

Томас Неверующий

Человеку несведущему ТОМАС вовсе не казался тем, чем в действительности был: электронно-вычислительным центром ЦРУ. Его задача состояла в определении Теоретической Вероятности Ошибки или Фальсификации в Донесениях[1]. А с точки зрения Ирвина Уайтхолла, подлетающего в данный момент на аэротакси к Пенсильвания-авеню, ТОМАС самым убедительным образом походил на ботанический сад.

Первоначально проектные спецификации предусматривали простой куб из черного базальта, немного напоминающий камень Каабы. Но многочисленные протесты (450 килограммов писем за месяц в кульминационный момент кампании) заставили Конгресс в конце концов не согласиться с мнением своей собственной архитектурной комиссии, продолжавшей упорно наставать на том, что Кааба, возведенная на Пенсильвания-авеню, является необходимым эстетическим элементом Комплекса. В это время случился очередной кризис в западной Африке, спровоцированный некоторыми американскими корпорациями, и Конгресс ухватился за возможность убить одним камнем (кубическим) двух зайцев: было решено, что на поверхности и вокруг ТОМАСа вырастет сад, который станет символизировать дружбу, связывающую два больших континента, Африку и Северную Америку.

Во славу этой нерушимой дружбы ТОМАС в значительной степени избавился от жары: благодаря ловким ухищрениям и садоводческому искусству затененные грани куба (Африка) благоденствовали, равно как и роскошный сосновый бор (Северная Америка), его увенчивающий. Что касается того, было или не было нарушено эстетическое равновесие Комплекса, вопрос оставался дискуссионным. Во всяком случае, сад, и тут не поспоришь, творил чудеса в плане связей с общественностью: ТОМАС был первым этапом туристического маршрута всех африканцев, посещающих Вашингтон, примерно 200 тысяч человек в год.

Вот и сейчас около тридцати чернокожих с юношескими лицами улыбались Человеку-Полароиду.

Уайтхолл вышел из такси и подождал, когда счетчик выплюнет его кредитную карту. На боковом табло зажглась надпись: «Благодарю за то, что согласились быть моим клиентом. Надеюсь, вы остались довольны прогулкой».

— Не за что. Спасибо, — ответил Уайтхолл на оба предложения.

Машина снова взмыла в воздух.

— Добрый день, мистер Уайтхолл, — поприветствовал его Человек-Полароид.

— Добрый день, Бенни.

Человек-Полароид повернулся к туристам, нахмурив брови.

— Эй, вы там… с орхидеей в бутоньерке… сдвиньтесь влево, вы загораживаете тех, кто за вами. Остальные, смотрите вперед!

Чего, конечно, никто не стал делать до тех пор, пока Уайтхолл не скрылся в глубине ухоженного сада. В таких случаях Уайтхоллу всегда казалось, что он участвует в рекламном аттракционе отдела по связям с общественностью. Конечно же, он понимал свою роль, он, который прошел все ступени служебной лестницы (включая учебу, позволившую ему получить диплом), никогда не кичась цветом своей кожи. Даже если сам попадал под действие мер, носивших явно дискриминационный характер, он молчал. Обвинение в расизме было плохой отметкой в личном деле, на этом, как правило, карьера заканчивалась. Уайтхолл в достаточной степени верил в свои способности, чтобы проявлять великодушие по отношению к тем, кого он обходил по мере иерархического продвижения, даже когда они вызывали у него антипатию. И эта вера оказалась оправданной, поскольку к тридцати четырем годам он стал нянькой и штатным программистом ТОМАСа. Король джунглей в некотором роде.

Кроме того, он являлся передаточным звеном и главным толкователем, исполняя роль дефиса между большим электронно-вычислительным центром и огромной бюрократической организацией, им владеющей. И поэтому в данный момент он был вынужден прервать отпуск, который проводил в Квебеке, чтобы вернуться в Вашингтон по срочному вызову своего непосредственного начальника Дина Толлера, директора Центрального Разведывательного Управления. Инструкции прибыть в собственный кабинет сами по себе значили еще больше, чем прерванный отдых. Когда директор ЦРУ слушал Баха, требовалось, чтобы он видел, как крутятся бобины стереомагнитофона. А если он желал побеседовать с ТОМАСом, ему необходимо было находиться в кабинете Уайтхолла, непосредственно над компьютером.

Толлер сидел в кресле подчиненного и клокотал от ярости. Уайтхолл сочувственно глянул на своего первого заместителя, Клэббера, и двух сотрудников, которых привел с собой шеф. Те выглядели совершенно подавленными. Работа по осуществлению связи не входила в их компетенцию.

Толлер поднялся, испустил громовой рык (когда он открывал рот, никакие сравнения, кроме как с торнадо, в голову не приходили) и двинулся на Уайтхолла, потрясая перфорированной лентой. Это был отчет ТОМАСа.

— Что сие означает, Уайтхолл? Вы знаете, что сие означает? Сделайте одолжение, объясните мне, что сие означает.

Уайтхолл схватил бумажную ленту.

«Охренительная чушь!» — прочел он в ней.

— Это значит, что проанализированное донесение имеет очень высокую степень невероятности, господин директор, — ответил он. — Менее одного шанса на миллиард. ТОМАС не смог точно подсчитать вероятность, я полагаю, вернее будет сказать, невероятность.

— Речь, таким образом, идет… о невозможности?

— Да, насколько ТОМАС способен определить. Строго выражаясь, по моему мнению, не существует ничего, что было бы невозможным.

— Если это невозможно, машина так и говорит. Но в любом случае, она не должна говорить грубо. Охренительная, это недопустимое слово.

— Разумеется, господин директор. Думаю, это маленькая шутка техника, программировавшего ТОМАСа.

— Кто этот техник?

— Полагаю, что я, господин директор.

— Вы полагаете?

— Это всего лишь манера говорить, речевая привычка, связанная с тем, что по роду занятий я оперирую вероятностями. Я действительно ввел данное выражение в программу ТОМАСа, но никогда не думал, что ему придется к нему прибегнуть. Позвольте поинтересоваться, о чем сообщается в донесении? Не розыгрыш ли это?

— Вы все равно не поверите, Уайтхолл.

— Моя работа не в том, чтобы верить, я лишь занимаюсь вероятностями.

— На прошлой неделе, сразу после вашего отъезда, поступило донесение из Уганды. Я было подумал, что наш агент в Кампале развлекается, но он, как известно, начисто лишен чувства юмора. Короче, Несбит… э-э-э… я хотел сказать…

— Наш агент в Кампале, — подхватил Уайтхолл.

— Черт возьми, Уайтхолл, вообще-то, вы должны знать наших осведомителей исключительно по кодовому номеру.