Веселые рассказы - Вера Берингова

Картины звездного ада

– Я хочу свернуть на встречную полосу уже два года. Даже перестал водить машину, и что? Хотел прыгнуть под поезд метро.

Иногда даже отвечать не нужно.

– Я так больше не могу. У меня все хорошо, я здоровый мужик, не понимаю, вы думаете я жалуюсь? Я не жалуюсь. Я ненавижу тех, кто жалуется. Те, кто жалуются, постоянно говорят, что все с ними плохо обращаются, а это я с людьми плохо обращаюсь, хе-хе, нет, если серьезно, я конечно принципиально стараюсь не травить людей. Но иногда жизнь так складывается. А я что, это не я, в принципе у меня все хорошо. Так вот, эта штука меня сильно раздражает, вы же понимаете? Я не могу себе позволить такой ерунды, у меня семья, дети в университете, собственный бизнес. Ну, можно и так сказать… На самом деле, не бизнес, а дело, совместное. Нет, на жизнь грех жаловаться, я как со школы вышел сразу в институт поступил. Ну, тогда сами знаете получше учили, я вот что скажу: не пойму, чего сейчас в университеты поступают, толку никакого. Я смотрю на них, думаю: «и че ты четыре года делал, дебил?»

Нет, я не говорю, что тогда все было хорошо. Кто так говорит вообще? Но тогда хоть что-то было хорошо, а сейчас что?

– Наверное, сейчас ничего?

– Вот именно что. Работы нет вот, сын мой хочет устроиться на работу, а выходит только официантом спину гни, да и хрен знает распределят его или нет. Вот меня как-то в Воронеж распределили – и ничего, город хороший. Там у меня даже девушка была, познакомились, чин-чином, ну как оно бывает, знаете…

Иногда они созванивались и говорили часами. Но даже после того, как оператор телефона доверия выслушала все о внутренней и внешней политике, о его проблемах с детьми, о его одиночестве, о Высоцком, о девяностых, о смерти, о потере близкого, о проблемах с сердцем, о переедании, курении, о шлюхах, которые с ним были только ради бабла, Евгений Елизаров не смог пересилить себя и выехал на встречную полосу через три года.

– Телефон доверия, здравствуйте.

Женский голос в телефоне, в карточке она записала “женщина среднего возраста” из-за ее визгливого, хриплого шепота.

– Скажите, что мне делать, мою дочь хотят госпитализировать из-за попыток суицида, но ведь она же не всерьез, зачем ее в госпиталь забирать? Дома ей точно будет лучше, я просто с вами советуюсь.

– Я понимаю. Может быть, вам с ней поговорить?

– Да нет, не понимаете вы, я ведь никогда не могу сказать “нет”, вы поймите – все мной пользуются постоянно, это трудно для меня, но девушка, скажите, как можно говорить “нет”, когда люди на тебя надеются, зависят?

– Тяжело, разумеется. Может быть, вы могли привести пример такого случая?

– Да нет, ты не понимаешь, это долго сейчас вспоминать, но вот сейчас мне говорят отдать дочь докторам, а я не могу, нет, это невозможно, что она будет делать без меня? – – Подумай сама, я ей нужна… Она ведь такая неприспособленная…

– Если вы считаете, что госпитализация не обязательна…

– Да нет же! Считаю, может, и нужна, если врачи так говорят, но не могу же я с ней лечь. У меня столько обязательств на работе.

– Может быть, ей станет лучше, если ее будут выслушивать и придут к какому-то заключению?

– Нет, ей не станет лучше. Ладно. Она уже встала, нужно идти. До свидания.

– До свидания.

До конца смены осталось полчаса. Она читает Боэция и в философии никогда не может продвинуться дальше Монтеня. Кажется, на шестнадцатом веке и кончается горизонт ее мысли. Удивительно, как она могла закончить Тюменский психологический факультет. Преподаватели ее любили. Мало кого может раздражать посредственность и смиренность. Она это знает, но не осознает. Потому и ходит по улице, опустив глаза, потому краснеет от чужой грубости и несправедливости, потому слушает людей, берет дополнительные смены, а выслушав, отпускает, едва не прочитав молитву и не перекрестившись. Но этого делать нельзя, ведь она даже не верит в Бога.

Последний звонок на сегодня – это глухой голос молодого еще человека, точнее, она догадывается, что он еще молодой, по пробивающимся ноткам оживления в голосе, хотя и кажется, будто говорит старик.

– Хочу, чтобы кто-то знал.

– Я вас слушаю.

– Ну, слушайте. У меня дозы на двоих хватит, даже на троих.

– Вы страдаете от наркозависимости?

– Нет, не страдаю. Это другие страдают.

– Вы несчастливы от этого?

– Нет, я несчастлив в общем, а не от чего-то. Какая разница! Я звоню только чтобы сказать, что не хочу умирать в одиночестве.

– Я уверена, что у вас есть близкие люди, о которых вы забыли, и их оставили в одиночестве.

– Знаешь что? Я не трахался уже год. Если у тебя действительно телефон помощи суицидникам, так помоги мне.

– Простите, в этом я не могу вам помочь.

– Даже на краю смерти! Вот именно поэтому жить не стоить, с женщинами невозможно договориться, все требуют гарантий, что за секс что-то получат.

– Может, если вы будете искать лучше…

– Раньше, конечно, было лучше. Вам это часто говорят? Я скучаю по времени, в котором не был. (Смешок)

– Когда можно было покупать себе жен и продавать дочерей?

– Вы всегда отвечаете на полном серьезе даже если вам говорят ерунду. Так и повеситься недолго.

– Вы не говорите ерунду. То, что вы смеетесь или иронизируете, не отменяет того, что вы говорите правду.

– Да ну тебя к черту, ты не понимаешь, что я говорю?

– Вам одиноко, но…

– Не важно. Я собираюсь покончить с собой, это решено. Но умирать в одиночестве я не хочу. Скоро придет мой товарищ, а пока ты займи меня. Во что ты одета? Надеюсь, в белый халат.

– Расскажите о своем товарище.

– Я его едва знаю. Обычный торчок. Ну, как торчок, начинает пока, интересно. Придет и попробует со мной.

– Вы ему предложите дозу?

– И не только, он будет со мной за компанию.

– Вы скажете ему о том, что доза смертельная?

– Черта лешего, я хочу умереть уже год и боюсь, а он-то точно откажется, хотя я знаю, что ему жить не надо и надоело давно.

– Вы этого не можете знать.

В телефоне слышится звонок в дверь.

– Ну ладно, до свидания.

– Подождите пожалуйста, я хочу…

– Нет уж, поздно. Жалеете, что не сказали, во что одеты? А надо было раньше