Древние транстихоокеанские связи: миф или реальность? - Сергей Арутюнов

С. А. Арутюнов

Древние транстихоокеанские связи: миф или реальность?

Уже почти двести дней небольшая лодка, выдолбленная каменными теслами из ствола японской криптомерии, была игрушкой океанских волн. Сперва яростные валы тайфуна едва не разбили ее в щепки, а потом гладкие перекаты зыби спокойно, но беспощадно увлекали ее все далее на восток. Но двое мужчин и женщина, скорчившиеся в лодке, давно потеряли и счет дням, и чувство направления. Да и что можно было сделать единственным оставшимся веслом, даже если бы они и знали, в какой стороне земля? В тот осенний вечер, когда внезапный шторм понес лодку вдоль от скрывшихся за пеленой ливня зеленых берегов родного Кюсю, их в лодке было семеро. Четыре человека погибли от голода, холода и жажды в первые же недели вынужденного плавания. Эти трое сумели выжить в два первых самых страшных месяца — помогли молодость, здоровье и навыки людей, с малолетства привыкших жить у моря и дарами моря. В последующие дни им везло больше — время от времени удавалось собрать немного дождевой воды, поймать то рыбу, то птицу, к тому же уже выработалась какая-то привычка к жизни в утлой посудинке среди моря. На четвертый месяц стало совсем тепло, даже жарко. И все-таки силы постепенно покидали и этих трех.

А на рассвете случилось чудо, то чудо, о котором столько дней они тщетно молились морским божествам, которого ждали, безуспешно вглядываясь в однообразный горизонт. Земля была совсем близко — синяя полоса зубчатых гор, с пробивающимися из-за них первыми солнечными лучами, и белая полоса прибоя вдоль пустынного песчаного побережья. Течение несло их вдоль этого берега, на север, но тут пригодились последние силы и последнее весло.

Ленивый накат выбросил долбленку на низкий берег и, лизнув, подтолкнул и оставил лежать на песке. Люди лежали рядом, такие же неподвижные, как лодка, не в состоянии встать и идти, но всем телом ощущая под собой теплый и плотный песок — опору, землю, жизнь.

Разбросанные заросли странных, невиданных в Японии кустов тянулись вдоль берегов над отмелью — ни листьев, ни ветвей, только частокол бурых ребристых стволов, усаженных шипами. Вдруг из-за кустов вышла группа людей. На них не было ни оружия, ни одежды, но облик их был знаком и близок — те же прямые черные волосы, что и у соплеменников спасшихся, та же загорелая, как обожженная глина, кожа, те же чуть раскосые глаза, только носы немножко странной выпуклой формы. И нехитрые рыбацкие снасти, которые они несли, были хорошо знакомы прибывшим — лески из растительных волокон, крючки из перламутровых раковин, каменные грузила, плетеные сумки для сбора ракушек — все понятое, знакомое. Речь, правда, была непонятна, но смысл слов передавали взгляды добрых глаз — удивленные, сочувствующие, понимающие и дружеские. Было это пять тысяч лет назад.

С 1956 г. эквадорский археолог Эмилио Эстрада раскапывал поселения людей каменного века на засушливом песчаном побережье южной части своей родины, в районе бухты Вальдивия. Бедная по инвентарю культура вальдивия заинтересовала ученого своей керамикой. Судя по всему, это был один из древнейших памятников с керамикой для всей Южной Америки. Другие сходные культуры прибрежных собирателей и рыболовов этого континента были еще докерамическими. В начальный период раскопок из четырех этапов культуры вальдивия, в дальнейшем получивших обозначения A, B, C, D были известны только поздние: D и верхние слои C. Эстрада и присоединившиеся к нему затем американские археологи Клиффорд Эванс и Бетти Меггерс пытались отыскать какие-нибудь связи и параллели культуры вальдивия с другими древнейшими керамическими культурами Латинской Америки — со стоянками в Гуаньяпе (Перу), Монагрильо (Панама), Барловенто (Колумбия), Тлатилко (Мексика). Но это были уже преимущественно земледельческие культуры. К тому же преобладанием гладких простых форм они резко отличались от обильно украшенных ямочным, процарапанным и налепным орнаментом сосудов культуры вальдивия. Только керамика из Тлатилко немного напоминала вальдивийскую, если не типом, то по крайней мере обилием декора. Но радиоуглеродный анализ, сделанный в 1959 г., показал, что даже сравнительно поздние известные тогда этапы культуры вальдивия древнее, чем Тлатилко, на добрую тысячу лет.

Понятно, как были заинтригованы исследователи раскопками более древних этапов этой загадочной древней культуры. Где истоки культуры вальдивия? Как она возникла, с чего началась? На эти вопросы должны были дать ответ дальнейшие раскопки. И ответ последовал настолько неожиданный, настолько невероятный, что вначале он казался скорее недоразумением, случайным совпадением, чем указанием на реальную преемственность.

В последние дни 1960 г. был найден первый венчик красного процарапанного сосуда. Эстраде сразу бросилось в глаза его необычное сходство с некоторыми сосудами японского неолита, так называемой культуры дзёмон. Более пристальное изучение керамики раннего и среднего дзёмона дало Эстраде возможность выявить ряд характерных черт, часть которых имела свои параллели в разных культурах Нового Света[1]. Такое сходство отдельных черт при общем различном облике сосудов могло быть и скорее всего действительно было случайным совпадением, но в культуре вальдивия число таких совпадений уже приобретало характер закономерности.

Однако опубликованные японскими археологами материалы, в основном относящиеся к развитым формам среднего периода дзёмона центральной части острова Хонсю, еще не давали полных соответствий с вальдивийской керамикой. В литературе отмечалось, правда, что обилие скульптурных украшений и орнамента веревочных отпечатков, характерное для керамики с Хонсю и резко отличавшее ее от вальдивийской, было менее типично для тех вариантов культуры дзёмон, которые представлены на самом южном острове Японского архипелага, на Кюсю. Но материалы раскопок на Кюсю опубликованы очень неполно и не позволяют вынести достаточно ясное суждение о характере местных культур. Перед исследователями культуры вальдивия встала необходимость самим ехать на Кюсю и ознакомиться с хранящимися там материалами раскопок.

Результаты были ошеломляющими. В неопубликованных и мало известных коллекциях, собранных местными любителями археологии и хранящихся в местных городских университетах, маленьких музеях и даже в средних школах и у частных лиц на Кюсю, американские археологи обнаружили образцы керамики (черепки и целые сосуды), которые, как они считают, практически не отличаются от вальдивийских. Они пишут, что если бы смешать образцы из эквадорских и японских коллекций, то не только ни у кого не возникло бы сомнений в том, что это одна и та же культура, но и многие отдельные черепки, найденные на расстоянии более чем 15 тыс. км друг от друга, были бы сочтены остатками одного и того же сосуда[2] (рис. 1).

Мы не будем рассматривать здесь более подробно соотношение археологических комплексов южного Кюсю и южного Эквадора. К. Эванс и Б. Меггерс считают, что одни эквадорские образцы кажутся точной копией японских, на других заметно дальнейшее развитие. Некоторые виды орнамента, в эквадорских сосудах выступающие как отдельные формы, на японском материале получают свое объяснение как восходящие к общему прототипу. В целом ряде аспектов они прослеживают, как в Эквадоре происходила постепенная эволюция форм керамики от первоначальных образцов, наиболее близких к японским, до вполне своеобразных форм. Но керамикой и ограничивается генетическое сходство этих двух столь удаленных друг от друга географически культур. Типологически культура раннего дзёмона и культура вальдивия вообще очень сходны. Однако сходство это не больше, чем сходство между любыми двумя удаленными культурами одного и того же хозяйственно-культурного типа. Береговые жители и Японии, и Эквадора на рубеже IV—III тысячелетий до н. э. (именно эту дату дают радиоуглеродные анализы для тех этапов обеих культур, когда их формы керамики наиболее соответствуют друг другу) вели почти одинаковое хозяйство. Те и другие были прибрежными собирателями и рыболовами, жившими главным образом за счет сбора обильного «урожая» морских моллюсков и прибрежного рыболовства, отчасти дополняемого эпизодической охотой на наземную дичь и собиранием дикорастущих растений. Их рыболовные снасти — крючки из толстых перламутровых раковин, каменные грузила, их рабочие инструменты — каменные молотки, сверла, скребки, сланцевые ножи неизбежно должны были походить друг на друга, так как выполняли одни и те же функции на примерно одинаковом уровне культурного развития. Но таких моментов сходства, которые могли бы быть объяснены не просто одинаковой функцией предмета, но и общим происхождением, в орудиях производства дзёмонцев и вальдивийцев не наблюдается. Напротив, каменный инвентарь, роговые орудия и наконечники стрел, рыболовные крючки из раковин и другие орудия вальдивийцев в своих деталях гораздо больше напоминают аналогичные орудия из других культур Нового Света, нежели японские и вообще азиатские образцы.