Туманная грань - Дмитрий Тарабанов

Тарабанов Дмитрий

Туманная грань

Дмитрий ТАРАБАНОВ

ТУМАННАЯ ГРАНЬ

рассказ

Дона По ясно и испугано представлял мохнатые тела паутинников. Шипящие угольки глаз в темноте. Взгляд колкий и бессмысленный - перед тем, как гибкие лапы упруго спружинят, и паутинник метнется на тебя, метя когтями в грудь. Умные и коварные. Быстрые и расчетливые. Никогда не повторяли ошибок, но совершенствовали преимущества. Неожиданные, как возмездие. Как зло, пришедшие из неоткуда. И такие же вечные, как камень, небо и солнце. Дона По дрожал. Жался в угол чулана всю ночь. Чувство вины толкало его пойти вслед отряду, но оттого становилось еще страшнее. "Я слишком мал, - думал Дона, - Слишком мал, чтобы идти воевать с паутинниками. Что мне там? Всего семнадцать..." Всю ночь на дворе лаяли псы. Почему-то вспомнились теплые комочки пыли и паутины под табуреткой, которые он обнаружил в раннем детстве. Паучьи яйца. Послушавшись старших, Дона раздавил их. Тогда он уже знал, что ему нравится убивать паукоподобных. Но это вовсе не значило, что он должен с ними воевать. Клетчатый лунный свет неторопливо полз по стене, отсчитывая часы. Острый как бритва сквозняк врывался через щель, разбавляя и нарезая спертый воздух чулана. Дона По ждал.

Утром Дона выволокли за шкирку из чулана и потащили на площадь. Женщины стояли с платками, лица их были красными от слез, а дети жались к подолам платьев, словно подражая матерям. Санитары неторопливо брели с носилками, накрытыми алыми от крови простынями, качали головой и почти безразлично озирались на Дона. Мальчик знал, что санитары не привыкли кого-либо винить. Другое дело - воины. - Предатель. Дезертир, - рычал сквозь плотно стиснутые зубы воин Мариас, толкая Дона на постамент, стоящий на середине площади. - Из-за тебя, щенок, все жертвы! Утро было туманным, и мряка оседала на коже и одеждах, пропитывая их сыростью. Камни площади были осклизлыми и блестящими. Перевязанные солдаты из возвратившегося с поражением отряда роняли капли крови на мостовую, и те расплывались розовыми пятнами в ложбинках между светло-серых камней. Мариас толкнул Дона к деревянному столбу, и завязал ему руки. Мальчик стоял, опустив голову. Дважды хлопнув в ладоши, воин привлек к себе внимание окружающих. - Горожане! Бойцы и их жены! Правом, данным мне, я чиню военный суд. Дона По должен был отправиться по закону в поход в третий раз, - обращаясь к толпе громким, немного с хрипотцой, голосом, начал Мариас. - Как и прошлые два раза, он остался в городе. Десятерых мы отправили ночью на его поиски, а часом позже напала огромная стая хорошо натренированных паутинников. Мы доблестно сражались, но командир погиб одним из первых, и в жестоком кровопролитии мы потеряли восемьдесят человек. Если бы Дона По не поставил под угрозу отряд, половины жертв могло бы и не быть. Люди на площади подошли ближе, внимая. Из соседних домов повысыпали люди. Все слушали военный суд. - Наказание По может быть одно, - Мариас оглядел встревоженные лица горожан и соратников. - Смерть. Женщины испугано воскликнули. - Мариас! - крикнула толстая дева с первых рядов. - Разве мало смертей? Ты хочешь еще одну? Это бессмыслица! Только паутинники могут убивать без цели. Мы должны искать мирные пути... наказания. Не делай скоропостижных решений. - Как по-другому я могу его наказать? Заставить копать картошку? Дона По молчал наблюдал, как незнакомые ему люди решают его судьбу. - Он должен доказать всем, что он мужчина, - тихо предложил старый воин с перевязаной головой. - Он на это не способен. - Отмахнулся Мариас. - Способен, - старый воин помолчал. Он большим усилием сдерживал разрывающую череп головную боль. - Если он отважится один пойти на Пост Гриба, и прождать там ночь, ожидая очередной атаки паутинников, и умереть, если ему суждено, то мы простим его. В обратном случае, его ждет смерть от руки человека. Такой мужчина не сможет оберегать свою женщину, а, значит, он не мужчина. Толпа согласно загудела. Мариас не мог спорить со старым воякой. Дона По прикрыл глаза. Одному, без поддержки, ему предстояло отправиться на Пост Гриба. Или же умереть.

Мать, сдерживая слезы, упаковала Дону хлеб и сыр. Мальчик сам наполнил флягу, перетянул плазменный арбалет и сложил плащ-палатку. "Паутинники, - думал Дона. - Смерть." У ворот из города собралась целая толпа провожателей. Большинство из них ждало того, как Дона По пустит слабину и струсит. - Иди, - сказал ему в напутствие седой воин с перевязанной головой. Повезет, мы еще встретимся. Мальчик непонимающе кивнул. Дежурным на башне подали сигнал, и ворота заскрипели, отворяясь. Испещренная рытвинами с дождевой водой дорога гостеприимно зачавкала под ногами. "Паутинники, - думал Дона По, разматывая телеграфную проволоку и волоча ее за собой. - Паутинники."

По пути на Пост Гриба Дону По часто встречались полуистлевшие тела паутинников и совсем редко - людей, выкопанные из земли трупоедами. К горлу подкатывало отвращение, и Дона тянул проволоку сильнее. Там, в городе, ему помогал дежурный, вращая вал с намотанной на него ниточной медью. По колено в грязи Дона По брел сквозь осенние туманы. Где-то совсем низко кричали вороны, не показываясь на глаза. То и дело слышался плеск и шорох. Мальчик хватался за арбалет и замирал. Но, не простояв и минуты, шел дальше. Проволоку следовало постоянно отматывать. Когда смрад стал невыносимым настолько, что к нему пришлось привыкнуть, из сизой дымки выплыло крытое укрепление Поста Гриба. Издали он и впрямь напоминал гриб. Пост Гриба был построен два столетия назад при Современных Людях, перед самым началом ИВ, и с тех пор служил дозорным и перевалочным пунктом на Рейнских Болотах. В траншеях по обе стороны Гриба бугрились и смердели паучьи сонмы. "После боя", - подумалось мальчику. Он потянул проволоку, чтобы дежурный не установил стопор на десять метров раньше. И, волоча насытившиеся грязью ботинки по каменному полу, пошел в укрытие Гриба. Здесь он согрелся у Горячего Камня, просушил одежду и закрепил проволоку в рубильнике телеграфа. Дона не покидало чувство, что за ним кто-то следит. Боясь услышать частый цокот острых лап, приближающихся из туманного пространства вокруг Гриба, мальчик положил перед собой арбалет с вложенным плазменным пучком и, скрестив ноги, принялся чутко жевать.

Весь день на Посту было тихо. Два или три раза вороньи стаи слетались поклевать падаль, и округа оглашалась скрипучими криками. Черные крылья метались за туманной завесой, и Дона вздрагивал каждый раз, когда птица запрыгивала на каменную плитку строения. Он шипел на нее, и ворона упархивала прочь, надрывая глотку. Пол был коричневым от запекшейся крови, и воображение Дона строило картину ночной баталии. Вырастающие из темноты красные точки, почти бесшумный цокот паучьих ног. Первые крики и плазменные сгустки, непроизвольно сорвавшиеся с тетивы солдат и разрезающие темноту свистящим шепотом. Прижатые к основанию Гриба люди и наступающие из темноты паутинники, несущие смерть и разрушение. Дона то и дело поглядывал на телеграф и гадал, успеет ли передать сообщение в город, если ночью нападут на него. Наверное, нет. Вечером мальчик сосредоточенно доедал остатки пищи. Фляга была почти полной, и пить не хотелось. Туман загустел, и казалось, им можно было напиться. Когда стемнело, перед Доном возникла дилемма: или оставаться вблизи телеграфа, или перебраться к Горячему Камню. Мальчик решил перебраться к Горячему Камню. "Странно, - повторял про себя Дона. - Пойди я с отрядом, я бы наверняка погиб с ними, что там не говори Мариас про недостаток дюжины человек. А так мне придется погибнуть днем позже, перетерпев унижение и страх". Он вспомнил чулан, а вместе с ним и мягкие комочки - паучьи яйца. В детстве их было очень просто раздавить. Всех сразу. Теперь приходилось бороться с личностями. Дона По сидел в темноте и грелся. Кругом, за пределами Гриба, мелькали красные огоньки и слышался шорох. Дона сидел неподвижно.