Уроки родной истории - Вячеслав Пьецух

Пьецух Вячеслав

Уроки родной истории

Вячеслав ПЬЕЦУХ

Уроки родной истории

Пособие для юношества, агностиков и вообще

С частной точки зрения история - это вот что: одни люди приходят невесть откуда, другие уходят невесть куда. Но если взять объективнее, то окажется, что история есть путь человечества от стаи до совершенной личности, заключающей в себе цель, средство плюс потомственную мораль. Происходит это превращение через длинную-предлинную череду безобразий, которые цепляются друг за друга и после дают более или менее положительный результат. Скажем, английские колонисты последовательно вырезают индейцев, а потом из этого получается телефон.

Впрочем, не исключено, что исторический процесс не имеет цели, как свободное электричество, а просто люди приходят невесть откуда, оставляют по себе некую сумму количественных перемен, а потом уходят невесть куда. Такая догадка потому кажется соблазнительной, что покуда особых дистижений-то на пути от стаи до совершенной личности не видать. Разве что род людской еще не вышел из стадии юности и с нас настоящего спроса нет... Ведь недаром становление человечества подозрительно похоже на становление человека, который неизбежно проходит через золотой век детства, дикое отрочество, а также романо-германство юности, придурковатой, ожесточенной, неосновательной и в то же время прекрасной, как Парфенон.

Казалось бы, странно: два с половиной миллиона лет существует человек, а все у него юность, с которой настоящего спроса нет. Дело, однако, в том, что мы имеем глухое понятие о времени, в частности, мы неспособны постигнуть вечность и даже протяженность часа у нас зависит от рода занятий и состояния поджелудочной железы. Два с половиной миллиона лет - это, конечно, срок, но критический ли, особенно если принять в расчет, что ты сам родился на другой год после окончания Великой Отечественной войны, которая представляется нынешнему юношеству такой же седой древностью, как война Алой и Белой роз; что твоя матушка еще застала в живых старшую дочь Александра Сергеевича Пушкина, а твой крестный отец младенцем оглох на левое ухо от пушечного выстрела, который послужил сигналом к восстанию 25 октября; что ты был современником вдовы Саввы Морозова, владевшей во время оно дворцом на Спиридоньевке, целовал женскую руку, которая стирала смертную рубашку Антона Павловича Чехова, и в детстве носил тюбетейку, дошедшую до нас из той давней эпохи, когда на Московское государство ежегодно совершали набеги дикие крымчаки; и, может быть, мы только потому такие злые олухи, что двадцать веков христианства - это сравнительно ничего.

Следовательно, Крестовые походы случились, можно сказать, вчера, ну позавчера, и малоудивительно, что человек покуда не достиг завораживающих успехов на путях эволюции от стаи до совершенной личности, что он еще во многом жулик и обормот. Но вот крокодил: ведь он куда старше человека, на многие миллионы лет старше, а по-прежнему не больше, чем крокодил; человек же начинал с таких идиотских шалостей, как покорение Индии, а в наше время он смирно таращится в телевизор и его географические притязания не идут дальше шести соток под лачужку, картофельную грядку и клумбу для георгинов.

То есть кое-какие промежуточные достижения эволюции налицо, и, следовательно, у истории есть цель, и цель эта есть именно хомо сапиенс, сиречь человек разумный до такой степени, что он всем желает спокойствия и добра. В свою очередь, наличие цели обличает причастность к историческому процессу некой изначальной, всевышней силы, которая в просторечии именуется словом "бог", иначе изобретение атомной бомбы как всеотрицания закономерно привело бы к исчезновению жизни на Земле, а оно вылилось в отрицание отрицания, из-за того что глупости и безобразия почему-то всегда дают в сумме положительный результат. Однако Бог тут не более, чем причастен, поскольку слагаемые движения человечества к высшей цели суть все-таки не изобретение Гутенгберга, и не симфонии Моцарта, и не русские сезоны в Париже, но яркие образчики поврежденной психики и ограниченного ума.

Оттого-то, разбираясь в родной истории, хочется в каждый горшок плюнуть, потому что, куда ни ткнись, повсюду зло, действо, горе, бесчинства, человеконенавистничество, дурость, воинствующий эгоизм, которые, впрочем, всегда слагаются в более или менее положительный результат.

Когда древнее человеческое сообщество потребовало какой-то организации, его возглавила наша праматерь-женщина, причем она держалась на этом посту так долго, что вся история русского народа - сравнительно летний сон. Это немудрено; тогдашний человек не связывал соитие с деторождением и, разумеется, существо, способное магическим образом производить на свет мальчиков и девочек, представлялось божественно-аномальным, сверхъестественным и, соответственно, имеющим все преимущественные права. В ту пору, как уверяют археологи, войны были исключительно редки и считались выпадением из нормального бытия.

Трудно сказать, как развивалась бы история человечества, останься женщина на веки веков у кормила власти и оттесни она мужчину прочно на задний план. Может быть, женственный мир вышел бы не таким озлобленным, как мужской, но также не исключено, что все было бы так, как было, и людьми руководили бы те же властолюбие, сребролюбие, ненависть и любовь. Видимо, все было бы так, как было, ибо первая же женщина, оставившая след в анналах родной истории, княгиня Ольга, из узкополитических интересов крестилась в Христову веру, походя обольстила византийского императора, воспитала богоотступника, впоследствии сажавшего на кол целые города, в отмщение за убийство алчного своего мужа сожгла столицу соседнего царства и живьем закопала в землю его послов. Любопытно, что княгиня Ольга все же была первой христианкой на Руси, которой, по учению, полагалось любить врагов. Возможно, о ту эпоху крещение в греческую веру мало к чему обязывало, однако же внук княгини Владимир I Святой настолько буквально принял закон Христа, что наотрез отказывался казнить бандитов с больших дорог. Наконец, как быть с природной женской жалостливостью, кротостью, миролюбием, вообще склонностью ко всякому добру?..

По примеру княгини Ольги русские государыни и впредь отличались тем неприятным двуличием, которое не в чести даже у деспотов из мужчин. Императрица Анна I , правда, была прямолинейна, как пожарный, но истая христианка царевна Софья Алексеевна интриговала и зверствовала по византийскому образцу. Императрица Елизавета отменила смертную казнь, однако из ревности усекла язык девице Лопухиной, не любила войны, но в ее царствование русские впервые взяли Берлин и сделали губернским городом столицу Восточной Пруссии - Кёнигсберг. Екатерина II, фигурально выражаясь, строила глазки французским энциклопедистам и тем не менее засадила в Илимский острог бедного Радищева за книгу путевых впечатлений, по европейским меркам безобидную даже для начинающего ума. Больше у нас женщин во власти не было, если не считать графини Паниной, бывшей министром общественного призрения во Временном правительстве, и малокультурного министра культуры Фурцевой, которая пила горькую и до одури парилась в отдельных номерах Сандуновских бань.

Из всего этого логически вытекает, что власть в России отравляюще действует на человека независимо от его половой принадлежности, и нет никакой гарантии, что, окажись завтра на верхней кремлевской ступени молодая, очаровательная, интеллигентная женщина с самыми положительными наклонностями, она первым делом не упечет свекровь в мордовские лагеря.

Есть исторические репутации, которые не могут не раздражать.

Князь Святослав Игоревич, тот самый богоотступник, которого воспитала княгиня Ольга, всю свою жизнь только и делал, что воевал. Пятилетним мальчиком он участвовал в сражении с древлянами и тридцатилетним мужем был зарезан на днепровском острове Хортица печенегами, которые потом сделали из его черепа фиал для питья бузы*. Этот князь прославился тем, что разорил Хазарское ханство, бивал половцев, совершил несколько интервенций против Византийской империи, вырезал пол-Болгарии и всегда загодя объявлял супостатам: "Иду на вы". Ему также принадлежит максима "Мертвые срама не имут", в которой понятие о чести почему-то противопоставляется благу личного бытия.

Так вот, в нашем историческом сознании этот подвижник военного дела предстает былинным героем, благородным рыцарем эпохи раннего средневековья, прославившим русское оружие среди соседей и на века. Между тем это был обыкновенный восточноевропейский конкистадор, искатель крови и приключений, которого не так занимала безопасность родной земли; во всяком случае, наш летописец Нестор отмечает большое возущение в Киеве, возникшее в связи с тем, что князь Святослав Игоревич ушел воевать в Болгарию, обнажил границы Русского государства и в результате к столице подступили дикие степняки.