Пустячный случай - Сомерсет Моэм

Моэм Сомерсет

Пустячный случай

СОМЕРСЕТ МОЭМ

Пустячный случай

Перевод М.Литвиновой

Я рассказываю эту историю от первого лица, хотя не принимал в ней никакого участия: я не хочу притворяться перед читателем" будто Зйаю больше, чем говорю. Как все было - описано точно, почему - об этом пришлось догадываться, и, возможно, мои предположения покажутся читателю неверными. Тут никто не может сказать что-либо наверняка. Но для того, кто интересуется душой человека, нет более увлекательного занятия, чем поиски побуждений, вылившихся в определенные действия. Подробности этой злополучной истории я узнал совершенно случайно. Как-то мне пришлось дня два-три пожить на одном из островов к северу от Борнео, и начальник округа любезно предложил мне остановиться у него. Перед тем я некоторое время путешествовал в самых примитивных условиях и теперь был рад от-дохлуть. Когда-то этот остров имел и некоторое значение и собственного губернатора, но времена изменились, и теперь ничто не напоминало о лучших днях, кроме внушительного каменного дома, где прежде обитал губернатор, а ныне обосновался начальник округа, сетовавший, впрочем, на непомерную величину своего жилища. Однако это был удобный дом - с огромной гостиной, столовой человек на сорок, просторными высокими спальнями. Он понемножку ветшал - сингапурские власти весьма благоразумно не желали раскошеливаться на его ремонт, - но мне он нравился: тяжелая массивная мебель придавала комнатам строгую торжественность, - и это забавляло меня. Сад возле дома был так велик, что хозяева не могли содержать его в порядке, и постепенно он превратился в непроходимые тропические заросли. Начальник округа Артур Лоу был человек невысокого роста, лет под сорок, спокойный и неторопливый, у него была жена и двое детей. Лоу так и не сумел обжить эти пустынные хоромы, они жили по-походному, словно беженцы из мест, охваченных эпидемией, и только и ждали, когда их переведут в другую, более привычную для них обстановку.

Мне они сразу понравились. Начальник округа был обходителен и приветлив, с чувством юмора. Не сомневаюсь, что свои многочисленные служебные обязанности он исполнял превосходно, и при этом он всеми силами старался избежать официального тона. У него был острый, но не злой язык, речь его пестрела жаргонными словечками. Приятно было смотреть на него, когда он играл со своими детишками. Семейная жизнь, несомненно, пришлась ему по вкусу. Миссис Лоу была очень милая маленькая женщина, пухленькая, темноглазая, с прелестными бровями, не красавица, но, бесспорно, привлекательная. У нее был здоровый вид и веселый нрав. Супруги вечно пикировались между собой, и каждый как будто находил в другом очень много смешного. Хотя их шутки не были ни остры, ни новы, им самим они казались такими уморительными, что вы невольно смеялись вместе с ними.

Мне кажется, они были рады мне, особенно миссис Лоу, - ведь, кроме распоряжений по дому да присмотра за детьми, ей нечем было занять свой досуг. На острове было так мало европейцев, что всякий интерес друг к другу у них давно иссяк; и не успел я прожить там и дня, как получил приглашение от миссис Лоу погостить у них неделю, месяц, а то и год, В день моего приезда Лоу устроили обед и позвали к себе всех местных служащих: правительственного инспектора, доктора, учителя, начальника полиции. Приглашенные явились со своими слугами, чтобы было кому прислуживать за обедом. На следующий день мы обедали втроем, и за столом нам подавали только слуга мистера Лоу и мой, с которым я путешествовал. Принесли кофе, и мы остались втроем. Лоу и я закурили сигары.

- А я вас встречала раньше, - сказала миссис Лоу.

- Где?

- В Лондоне. На одном из приемов. Я услышала вашу фамилию, когда вас кто-то назвал, показывая кому-то. Это было у леди Кастеллан, в доме на Карл-тон-Хаус-Террас.

- Ах, вот как! Когда же?

- В нашу последнюю поездку домой в Англию, У нее на вечере еще давал представление русский балет.

- Помню. Года два-три назад. Удивительно. Значит, вы тоже там были?

- Вот и мы тогда удивлялись, - сказал Лоу, улыбнувшись своей милой, скромной улыбкой. - Нам ведь никогда раньше не случалось бывать на таких приемах.

- Вечер произвел сенсацию, - заметил я. - Самый блестящий прием сезона. Вам, наверное, очень понравилось?

- Ах, этот вечер был для меня мучением, - сказала миссис Лоу.

- Не будем забывать, Би, это ты настояла на том, чтобы пойти туда. Вообразите себе нас среди этой расфранченной толпы. На нем был фрак, который я носил еще в Кембридже, а он и тогда не отличался элегантностью.

- Я купила себе платье у Питера Робинсона нарочно для этого дня. В магазине оно казалось таким Нарядным. Но там, на вечере, я была словно последняя замарашка. И зачем я его покупала, зря только деньги выбросила.

- Подумаешь, какая беда. Нас ведь все равно ни с кем не познакомили.

Я хорошо помнил тот вечер. Великолепные залы в доме на Карлтон-Хаус-Террас были разубраны тяжелыми гирляндами желтых роз, в одном конце огромной гостиной соорудили сцену. Для танцоров сшили костюмы времен регентства, а один композитор специально написал музыку к двум прелестным балетам, в которых они танцевали. Глядя на это, трудно было отрешиться от прозаической мысли, что такая затея, пожалуй, стоила немалых денег. Леди Кастеллан была красивая женщина и превосходная хозяйка, но вряд ли кто заподозрил бы ее в излишней доброте; к тому же она знала так много людей, что не могла думать о ком-нибудь в отдельности больше, чем о других, поэтому я никак не мог понять, чего ради она пригласила на свой роскошный праздник этих двух неприметных маленьких людей из далекой колонии.

- Вы давно знакомы с леди Кастеллан? - спросил я.

- Совсем не знакомы. Получили приглашение и поехали. Мне захотелось взглянуть, что она собой представляет, - сказала миссис Лоу.

- Очень умная женщина, - заметил я.

- Вероятно. Когда дворецкий доложил о нас, она и понятия не имела, кто мы такие. Но секунду спустя она вспомнила. "А, друзья покойного Джека. Прошу вас, располагайтесь так, чтобы удобно было смотреть. Лифарь вам страшно понравится. Он бесподобен". И тут же покинула нас, чтобы встретить новых гостей. Но взгляд ее на секунду задержался на мне. Она словно спрашивала, что мне известно, и сразу поняла, что мне известно все.

- Что за чушь, дорогая. Как можно все это понять, вот все то, о чем ты говоришь, только раз взглянув на человека? Да и откуда тебе знать, что она думала в ту минуту?

- А вот знаю. Одним-единственным взглядом мы сказали друг другу все. Я уверена, что испортила ей вечер!

Лоу засмеялся, я улыбнулся тоже - такое торжествующее злорадство было в ее голосе.

- Болтаешь лишнее, Би, - сказал он.

- Вы с ней друзья? - спросила меня миссис Лоу.

- Как вам сказать. Пятнадцать лет мы встречались с ней то там, то здесь. Я часто бывал "а ее вечерах. Она умеет превосходно устраивать их.

И приглашает именно тех, с кем бы вам хотелось увидеться.

- Что вы о ней думаете?

- Леди Кастеллан - заметная фигура в Лондоне. С ней приятно беседовать, на нее приятно смотреть. Она любит музыку, живопись, покровительствует искусствам. А вы что о ней думаете?

- Стерва она, - весело, с решительной откровен-ностью сказала миссис Лоу.

- Вот это приговор!

- А ты расскажи ему, Артур. Лоу минуту колебался.

- Не знаю, имею ли я право... - Тогда я все расскажу сама.

- Би ненавидит эту женщину, - усмехнулся Лоу. - Но история и в самом деле неприятная.

Лоу выпустил в воздух ровное колечко дыма и долго следил за тем, как оно таег.

- Артур, мы ждем, - напомнила ему миссис Лоу.

- Так вот. Это случилось незадолго до нашей последней поездки в Англию. В то время я был начальником округа в Селангоре. Однажды мне сообщили, что в нескольких часах езды от Селангора, в небольшом городишке вверх по реке умер белый. До этого я не слыхал, чтобы там жил кто-нибудь из европейцев. Поеду, решил я, посмотрю сам. Вызвал катер и отправился. Приехав на место, сейчас же принялся за расспросы. В полиции знали только, что этот человек жил здесь уже два года у китаянки в доме на Базарной улице. Базар этот был весьма живописным местом. Высокие дома в два ряда, между ними деревянный настил, у берега укрепленный на сваях, вдоль улицы над лавками навесы от солнца. Я взял с собой двух полицейских, и они привели меня к жилищу покойного. В нижнем этаже была медная лавка, комнаты верхнего этажа сдавались. Хозяин лавки повел меня по темной шаткой лестнице, где отвратительно пахло китайскими кушаньями. Наверху он кого-то позвал. Дверь нам отворила немолодая китаянка. Я заметил, что лицо у нее все распухло от слез. Она не сказала ни слова и пропустила нас в комнату. Это была крохотная каморка под самой крышей, с оконцем на улицу. В комнате царил полумрак: навес над окном затенял свет. Мебели почти не было, только простой некрашеный стол да стул со сломанной спинкой. На циновке у стены лежал мертвый человек. В комнате стояло такое зловоние, что тошнота подступала к горлу, и я сразу же велел отворить окно. Сильнее всего ощущался запах опиума. На столе, рядом с небольшой керосиновой лампой, я заметил длинную иглу - что это значит, я знал. Трубки не было, ее, видимо, спрятали. Мертвый лежал на спине, он был одет в грязную куртку и в саронг. У него были длинные каштановые с проседью волосы и короткая борода. Да, это был белый. Чтобы установить, умер ли он естественной смертью, я внимательно осмотрел его. Кожа да кости, но знаков насилия нет. Похоже, что умер от голода, подумал я. Задал, как водится, несколько вопросов хозяину и китаянке. Полицейские подтвердили их слова. Оказалось, он сильно кашлял, иногда кровью, да и вид его говорил, что без туберкулеза здесь, пожалуй, не обошлось. К тому же, по словам хозяина лавки, он был страстным курильщиком опиума. Ну что ж! Мне все было ясно. Подобные случаи хоть редки, к счастью, но все-таки имеют место: европеец сбивается с пути и доходит постепенно до крайней степени нищеты и деградации. Было похоже на то, что китаянка любила этого человека. Два последних года она поила и кормила его на свои скудные гроши. Я объяснил, что делать дальше, а сам задумался над тем, кем мог быть этот человек. Возможно, он был служащим какой-нибудь английской фирмы, а может, работал приказчиком в одном из английских магазинов в Сингапуре или в Куала Лум-пур. Я спросил у китаянки, не осталось ли от него каких-либо вещей. Здесь, в этой убогой комнате, мой вопрос прозвучал нелепо, однако китаянка подошла к стоящему в углу чемоданишку, открыла его и извлекла оттуда четырехугольный пакет толщиной в две сложенные вместе книги, завернутый в старую газету. Я заглянул в чемодан. Ничего сколько-нибудь ценного там не было. Я взял пакет.