Команда Д - Леонид Каганов

ПРЕДЫСТОРИЯ

Ленинград. 21 мая 1990 года.

«Добрый день, не найдётся закурить?» Нет, лучше не так, какой же это день? На часах полночь. Неважно что светло как днём – в Ленинграде в мае белая ночь.

«Доброй ночи, закурить не найдётся?» Курить действительно хочется. Проклятая работа. Где остальные? Толкутся в подворотне, спрятались от пронзительного влажного ветра. Ветер дует со стороны Финского залива и несёт майские запахи – запахи сирени с бульваров. В такую ночь надо гулять по городу с девчонкой, рассказывать ей про мужественную службу. Не упоминая конечно никаких служебных подробностей – не положено. И чтобы она слушала, восторженно полуоткрыв алый ротик и хлопала ресницами. Но вместо этого надо стоять тут уже четвёртый час, изображая штатского забулдыгу. А вдруг он вообще не появится?

«Простите пожалуйста, вы не ощущаете тяжести в области темени?» И он удивлённо так вскинется: «Что-о-о?» С английским акцентом, естественно. Да ничего, ничего, просто я на вас положил. И на работу эту положил бы. С большим удовольствием. Почему его надо брать именно здесь? Приказ.

Стоп. Кто-то идёт! Серый плащ, чёрный портфель. Всем приготовиться! А, ребята уже и сами заметили. Четверо в подворотне, двое в парадном напротив. И вдалеке прогуливается Олег по кличке Волкодав. Моя рука привычно сжимает рукоять пистолета «Гроза» – я командир бригады и оружие полагается только мне. На самый крайний случай, запрещённый инструкцией. Шершавая рукоять послушно ложится в ладонь. Уникальный советский пистолет, не имеющий аналогов в мире. Абсолютно бесшумный – пулю толкают не взорвавшиеся пороховые газы, а поршень, ходящий внутри специальной гильзы. И этот же поршень закупоривает отверстие гильзы после выстрела, не давая газу выйти с шумом наружу. Правда заряда в «Грозе» умещается всего два – но был приказ брать живым, значит и они не должны понадобиться.

Он приближается. Ничем не примечатальный человек. Пожилой, лысый. Его жалко – он ведь ещё не знает что через несколько секунд ему придётся иметь дело с бригадой захвата «Ветер», лучшей бригадой второго отделения спецслужбы разведки.

– Эй, братан, огонька не найдётся?

– Извините, не курю, – даже не остановился, спешит.

– Да стой ты. А сколько времени?

– Часов нет, – спешит, но шаг не ускорил.

– Стоять! – я же изображаю шпану, правильно?

Остановился.

– Что вам надо? – быстрый пронзительный взгляд из-под густых бровей.

– Деньги есть?

– Кто вы такой? – встревожен.

Резко хватаю его за плечо, пытаясь сквозь плащ нащупать и сжать нерв. Краем глаза вижу как из подворотни выходит Малец со своими костоломами. Открывается дверь парадного и вываливаются Нырок и Логопед. Сворачивает в переулок Олег-Волкодав…

Вкус крови на губах, моё тело невесомое и лёгкое, оно лежит на мостовой у поребрика – кто его положил сюда? Как я здесь оказался?

Перед глазами туман, и сквозь него я вижу фигуры вдалеке. Я вижу как расплывается в воздухе рука лысого и его указательный палец уже выходит наружу из глаза Мальца, а вслед за ним вырывается фонтан крови. Малец медленно летит лицом вниз на мостовую, а вместо глаза у него кровавая багровая дыра. На мостовой уже лежат трое костоломов Мальца – шея одного из них вывернута под неестественным углом, изо рта толчками вытекает тёмная струя крови. У другого вырвано горло – сбоку, там где шла артерия, теперь висят лохмотья алого мяса. С двух сторон на лысого налетают Нырок и Логопед – лысый разворачивается на месте, широко расставляет руки, и вот Нырок и Логопед сталкиваются лбами, а в горло им уже одновременно впиваются оба локтя лысого и раздаётся противный скользкий хруст. Но сзади на лысого уже обрушивается Волкодав, и лысый падает под ним, а Волкодав валится на него – сто двадцать пять килограмм сплошных мышц и сухожилий. Голова моя смотрит чуть вверх, поэтому мне не видно что там происходит, но что-то смачно чавкает, снова раздаётся хруст, и вот лысый уже на ногах, с его руки стекает кровь, а Волкодав всё ещё лежит на мостовой.

Но я же старший? У меня же «Гроза» – у одного меня. И рука у меня по-прежнему в кармане, а палец лежит на курке, как и положено по инструкции. Надо только приподнять дуло и нажать на спуск – пуля пробьёт брезент кармана.

Я резко поднимаю дуло спецпистолета в кармане, но вдруг лысый исчезает и оказывается чуть сбоку, я перевожу дуло и стреляю, но он оказывается уже надо мной и в крохотную долю секунды я успеваю разглядеть спокойные стальные глаза и окровавленную руку с расставленными пальцами, поднятую для удара. И мир взрывается радужной пеленой и уходит, растворяясь в вечном покое непонятного цвета, неизвестной формы, невозможного звука и небывалого запаха. Навсегда.

Москва. 25 мая 1990 года.

– Значит он спокойно ушёл, и ваши люди ничего не смогли сделать?

– Товарищ генерал-лейтенант, но…

– Без «но». Я прочёл ваш письменный отчёт, ничего нового вы мне не скажете, правильно? У меня не укладывается в голове как восемь – я подчёркиваю! – восемь тренированных боевиков элитного разведкорпуса могут упустить одного – подчёркиваю! – одного агента, пусть даже сильного агента американской разведки? Что вы молчите, отвечайте, Плеханов.

– Товарищ генерал-лейтенант, вы правы, мне больше нечего добавить. – Плеханов развёл руками. – Я потерял восьмерых лучших людей – пятеро погибли сразу, двое скончались в реанимации госпиталя, один, по кличке Нырок, остался навсегда парализованным. Если бы он потерял ещё и речь, мы бы вообще ничего не узнали о случившемся. Мне нечего больше добавить, я готов завтра представить рапорт об отставке!

– Это не ответ на мой вопрос, Плеханов. Это уход от вопроса и от проблем. Я задал конкретный вопрос: как так могло получиться? Это же фантастика! Они что у вас, были пьяные?

– Ну вы ведь провели экспертизу, не так ли?

– Да, провёл. Трезвые. Хватит разговоров, я жду ответа.

– У него была какая-то невиданая боевая техника…

– Вы хотите сказать, что у него было невиданное вооружение? Шоковое, нервно-паралитическое, какое?

– Нет, судя по всему он был безоружен. По крайней мере не применил никакого оружия. Это была невиданная рукопашная техника.

– Что значит «невиданная»? Вы, Плеханов, не мальчик, которого побил старшеклассник, вы тридцать пять лет проработали в малой разведке! За это время можно было повидать любую невиданную рукопашную технику – руки у человека растут уже не одну тысячу лет, правильно, Плеханов? И пахать ими по мордам окружающих человек давно научился. Что тут может быть невиданного?

Плеханов молчал, и генерал продолжил:

– Ещё раз и своими словами расскажите о том, кто были ваши люди и что они умели.

– Двое из них – Нырок и Логопед окончили разведшколу, восьмёрку, которая под Тарусой…

– Я прекрасно знаю где дислоцированы наши разведшколы, не надо этих подробностей.

– Пятеро – бывшие десантники, прошедшие спецобучение. Все инструктора боевой и стрелковой подготовки. Все опытные, не моложе двадцати шести и не старше тридцати лет. Возглавлял операцию полковник Ухтомцев. Все восемь оперативников не раз участвовали в боевых действиях, на их счету десятки успешных задержаний в рамках операций малой разведки. И две удачных операции большой политической разведки. Служебных нареканий никаких. Я не знаю как это произошло, я… – Плеханов понизил голос, – я уже вчера подумал, а вдруг это был биоробот? Киборг какой-нибудь?

– Полеханов, запомните: если вы мне ещё раз скажете что-нибудь подобное, я немедленно приму ваш рапорт об отставке. Вы ещё на нечистую силу свалите свои неудачи, на расположение звёзд и гороскоп! Это нормальный человек, Альфред Браун, он же Алекс Минипов, он же Юрий Меркулов. Мы его задержали вчера, он сейчас находиться в наших изоляторах.

– Как? – глаза Плеханова заблестели. – Как вы его задержали? Кто?

– Как положено! Задержать – это только для вас проблема, для всех нормальных работников разведки проблема состоит в том, чтобы вычислить и найти человека. И нам чудом удалось проделать это второй раз! – рявкнул генерал, но, видя сметение Плеханова, смягчился. – Есть у меня бригада умельцев из одного ведомственного института. Его подстрелили парализующим патроном из снайперской винтовки. Не стали уже рисковать после ваших панических отчётов…

Плеханов стоял, виновато опустив голову. Было странно видеть этого седого, умудрённого опытом начальника подразделения в таком жалком виде. Генерал замолчал и крепко задумался. Затем продолжил:

– Хорошо, Плеханов, я выражаю вам соболезнование в гибели ваших людей. Возвращайтесь к своим обязанностям, рапорт об отставке можете оставить себе.