В поисках Эдема - Джоконда Белли

Джоконда Белли

В поисках Эдема

Путешественники на реке

Умберто и Глории, моим родителям.

В память о Хосе Коронеле и Марии Каутц.

Камило и Адриане.

Утопия — слово, созданное Томасом Мором; греческого происхождения: «u» — не, и «topos» — место. Дословно: «место, которого нет».

…За мной, друзья! Еще не поздно      Открыть совсем иные берега.      Взмахните веслами, ударьте по волнам      Громокипящим; ибо мой удел,      Пока я жив, плыть прямо на закат,      Туда, где звезды плещут в океане.      Быть может, нас поглотит бездна вод,      На Остров Счастья выбросит, быть может,      Где доблестный Ахилл вновь встретит нас…      Не все утрачено, пускай утрат не счесть;      Пусть мы не те, и не вернуть тех дней,      Когда весь мир лежал у наших ног;      Пускай померк под натиском судьбы      Огонь сердец, все тот же наш завет:      Бороться и искать, найти и не сдаваться!      А. Теннисон «Улисс»[1]

Некоторые хотят попасть на Луну, в то время как мы все еще пытаемся попасть в деревню.

Джулиус Ниерере, Президент Танзании, 1964–1985.

Глава 1

Волнение или спокойствие реки знаменовало времена года, ход времени. Без этой реки ей трудно было представить свою жизнь. Как жалко было осознавать, что когда она станет уходить, то не сможет взять с собой реку, обвязав ее вокруг шеи, будто шарф.

Сидя на пристани, девушка запрокинула голову, подняла руки и потянулась, изогнувшись всем телом. Обвела взглядом, лежащий перед нею пейзаж. Вода оказалась мутной из-за зимнего прибоя. Напротив поместья река была широкой. Маленькие островки по центру, покрытые растительностью — пальмами, различными кустами, зарослями осоки, — напоминали дорогу, которую создали для себя деревья, чтобы перепрыгивать с берега на берег. Густые мангровые заросли, листва, стволы, многочисленные побеги — все это было окутано в этот утренний час в таинственную белесую дымку опустившегося на землю неба. На противоположном берегу на кронах самых высоких деревьев туман расползался по густой листве. Цапли прятали длинные клювы в воду, передвигаясь на своих длинных тонких ногах, точно девушки, которые боятся намочить юбку.

У нее было предчувствие, что контрабандисты приедут именно сегодня. Они всегда приезжали в это время, когда стихали дожди. Вот уже Педро на своей бонго[2] спустился по реке забрать их в Грейтауне. Девушка поспешно поднялась на ноги, отряхивая ладони о комбинезон. Выражение лица ее было и милым и странным. Ее дедушка говорил, что она похожа на помесь птицы и кошки.

Прицепив к ремню сумку с инструментами, она направилась к дому по тропинке, окаймленной карликовыми кокосовыми пальмами.

Мерседес, помощница по дому, с отсутствующим видом раскачивалась в такт движениям швабры, которой она методично терла пол в просторной гостиной-столовой. Из глубокой задумчивости она вышла, лишь услышав хозяйку, и поприветствовала ее.

— У меня такое чувство, что наши гости приедут сегодня, — заявила Мелисандра. — Ты уже подготовила кровати?

— Да, дочка, я даже цветы в вазы поставила.

— А яйца-то собрали?

— Ну конечно.

— А в ванной чисто?

— Я уже сказала тебе, что все готово. Ступай, приведи в порядок бумаги своего дедушки. Он вот-вот вернется.

Мелисандра огляделась вокруг. Начищенный пол просто сверкал. Пахло чистотой. Мерседес хорошо справилась со своей работой. Мелисандра направилась в кабинет, расположенный, как и другие комнаты, напротив веранды, выходившей на реку. Обязательным ежедневным ритуалом для нее было разбирать завалы на дедушкином письменном столе, наводить в кабинете порядок, который он постоянно нарушал. Перьевой метелкой девушка прошлась по столу и аккуратно сложила исписанные кипы бумаг. Все осмотрела. Ее взгляд остановился на пюпитре, где лежала книга в черном переплете, которую он опубликовал еще в стародавние времена. Мелисандра подошла, чтобы разглядеть подчеркнутый абзац: «Река с каждым днем становится все более одинокой и все более прекрасной. Возможно, когда-нибудь люди заселят ее долины, как полагал Сквайер; по ней поплывут корабли и баржи; на ее равнинах и холмах будут пастись лошади и породистый скот; по ее берегам вырастут затейливые тропические домики, а в них окажутся книги и портреты поэтов. Может, одиночество и первозданная красота останутся только на страницах книг. А может, все снова порастет лесом. Кто знает».

От красоты слога и сожаления мурашки пробежали по телу Мелисандры. Сложно догадаться, хотел дедушка или нет, чтобы река была заселена. Он не отдавал предпочтение ни той, ни другой возможности. Сомнение постоянно присутствовало в жизни старика. Он твердо верил во что-то, но потом с той же твердостью терял веру. Мечтал, но опасался своих мечтаний. Загорался какой-то идеей, но на полпути бросал начатое.

Мелисандра привела в порядок бумаги дедушки. Сколько всевозможных статей, неоконченных поэм, рассказов, новелл, очерков обнаруживала она на его столе! Казалось, для него было вполне достаточно просто что-то замыслить и схематично расписать все это в синопсисах и бесконечных аннотациях. Он говорил о будущих планах, воодушевлялся, рисуя в своем воображении различные проекты, нововведения. Он играл. Затем переключался на что-то иное. Он был ненасытно любопытен, несмотря на возраст.

Возможно, ему и не нужно было все это доводить до конца, думала Мелисандра. Наверное, схожее удовольствие он получал от удачной работы других. А может, просто боялся столкнуться один на один со своим талантом; столкнуться с вероятной возможностью того, что завершенное произведение не в полной мере окажется соответственным его ожиданиям. Именно это, по ее мнению, случилось с Васлалой[3]. Он и сам признавал, что, возможно, его сомнения были виной тому, что он никогда не смог туда вернуться, что неудачная попытка, ускользнув от него, начала жить собственной таинственной жизнью. Он уже никогда не смог найти дорогу обратно. Васлала превратилась для дедушки в навязчивую идею. Столько энергии было направлено на воссоздание этой иллюзии, что весь дом едва не утопал в море ностальгии по этому месту, которое лишь ему одному довелось увидеть. Своими живописными рассказами о пережитых впечатлениях старик вызывал такой жадный интерес у тех, кто его слушал, что, в конце концов, Мелисандре удалось понять и даже простить своих родителей, покинувших ее, отправившись на поиски этого загадочного места.