А что нам надо - Джесси Жукова

Джесси Жукова

А что нам надо

«А что нам надо –

Да просто свет в оконце».

Сергей Галанин

«А что нам надо —

Да просто свет в оконце».

(Сергей Галанин)

Мы сидели с подружкой в комнате общежития. И что-то пили. Она веселая, любит пошутить. Я тоже люблю пошутить. И я пошутила. Как оказалось, неудачно. Подружка встала, посоловевшими глазами глянула на меня. «Сейчас ударит», — мелькнуло у меня. И, предвосхищая события, я сама ударила ее. Бутылкой, кажется. Она упала. «Да ну ее, — подумала я, — шуток не понимает». Вышла из комнаты, думая, с кем бы выпить. Праздник все-таки — 8 Марта. «Зайду-ка я к Ване, — решила я, — уж он-то драться не полезет».

Ваня — поэт. Когда я зашла, он один отмечал международный женский день — пил какую-то бурду. Мне он обрадовался. Я выпила с Ваней, а он почитал мне свои стихи.

— ЗдОрово, — одобрила я.

— Тебе нравится? — обрадовался Ваня, — сейчас, сейчас.

И он засуетился, доставая какие-то тетради.

— Вот, — сказал он, поправляя очки.

«О, если б знал, к чему терзанья приведут!

Нет, я не знал. И думал, что порою…» — начал он, размахивая руками.

Мне стало скучно. Я подождала, пока Ваня увлечется, потом незаметно выскользнула из комнаты. Ваня продолжал читать вслух самому себе. «Нет, — думала я, идя по коридору, — Ваня, конечно, хороший, но праздник с ним справлять — это не то. Зайду-ка я к Ире!» Ира — веселая, непринужденная. У нее никогда не бывает занудных разговоров о бытие и смысле жизни, всегда смеются и всему рады.

Я постучала, вошла. Играла на всю мощь какая-то попса, и меня никто не заметил. Я села за стол, налила себе. Дернула за рукав какую-то девочку, танцующую рядом.

— Давай выпьем!

Девочка отмахнулась, водка расплескалась. Я разозлилась, встала и что есть силы ударила девочке точно между глаз. Стоящие рядом кинулись поднимать ее, а я набила карманы конфетами, захватила остатки водки и вышла. «Нет, — думала я, — здесь все какие-то легкомысленные. Зайду-ка я к пятому курсу — там хоть умные люди».

Я постучала. Меня впустили и сразу закрыли дверь.

— Нет, — говорил какой-то парень, — был такой демон: Азазель. И он …

«Булгакова обсуждают», — решила я. Почему-то все, кто хочет показаться умным, любят обсуждать Булгакова. Осторожно, стараясь не помешать беседе, я поставила бутылку на стол. Парень, не глядя на меня, разлил водку себе и девушке, которой он втирал что-то про Азазеля. Не прекращая обсуждения, они выпили. Остальные внимательно слушали, поддакивали, кивали. Этот парень был местная знаменитость, и поговорить с ним о чем-нибудь умном считалось очень престижно. Я взяла со стола пачку сигарет, встала. Мне открыли, выпустили и тут же закрыли дверь. «Чересчур умные, — решила я, — пойду-ка к мальчикам. Они-то мне всегда рады».

У мальчиков было море водки и гитара. Тут же повеселев, я подсела к столу. Они пели что-то тюремное. Увидев меня, они сразу оживились.

— Дайте-ка гитару, — попросила я.

— О, спой, спой, — запросили они. Я взяла гитару и начала петь. Один — высокий, бритый — внимательно смотрел на меня, а посередине песни подошел, сел рядом и приобнял. Я смутилась и отложила гитару. Он удивлено посмотрел на меня.

— Ну, не хочешь — как хочешь.

И подсел к столу. Все внимание переключилось на него.

— Ну, я как освободился, захожу к ней… — начал он рассказывать. Про меня позабыли. И даже выпить не предложили — ждали, что сама попрошу. Я просить не стала и ушла. «Он у них, наверное, шишку гоняет, — решила я, — ну их, блатных, связываться». И стала одиноко у окошка.

Какой-то лаосец подошел и что-то спросил. Я показала: не понимаю. Тогда он ушел и вернулся с бутылкой. Я кивнула: наливай. Он налил, и тут подошел еще один. С женой или подругой. Мы выпили, и первый стал показывать второму на меня и его подругу: я, мол, лучше. Тот обиделся и заехал ему ногой в живот. Жена или подруга побежала звать на помощь, через несколько секунд сразу несколько дверей открылись, и из них стали выходить лаосцы — с велосипедными цепями, бутылками, железными прутьями. Началась свалка, я кое-как выбралась оттуда и пошла. «Ну их, — подумала я, — с ними лучше не связываться». Проходя мимо одной двери, я невольно задержалась. Играло что-то тяжелое и грузОвое. Внезапно дверь открылась.

— Заходи, — кратко сказал парень.

В комнате было полумрачно, надымлено. Играл старый катушечный магнитофон.

— Садись, — мне показали на диван. Я села. Парней было несколько. По рукам шли какие-то рисунки. Дошла очередь до меня. Какие-то переплетенные вены, подвешенные люди, черепа.

— Это я под «винтом» рисовал, — объяснил мне парень, тот, что впустил меня.

— Ребята, а может… выпьем за праздничек? — робко предложила я.

— Нет, — твердо сказали ребята, — у нас свой кайф. И ты, если хочешь, можешь с нами.

— Эй, иди, поставишь мне, — окликнул его другой из угла комнаты.

— Иду, — отозвался тот и, отложив рисунки, пошел. Я встала, тихонько вышла. Мрачная музыка действовала мне на нервы. «Ну их, наркоманы, — подумала я, — лучше погуляю». И вышла на улицу. Яркое мартовское солнце сразу ослепило меня.

— Эй, доча, дай закурить? — окликнула меня дворник, тетя Маша. Я протянула пачку, которую взяла у пятикурсников.

— Ой, спасибо. А может, выпьем за праздничек? — тетя Маша показала бутылку.

— Давай, — махнула я, — выпьем.

Мы сели на лавочку, разлили. Выпили, закусили конфетами.

— Вот ведь как оно, — начала тетя Маша, — все чего-то ищешь, бегаешь, а присел, оглянулся — весна-то, весна! Батюшки. Ты глянь, как с крыш-то капает. Скоро уж ручьи побегут. А там совсем тепло.

— Да, — подтвердила я. Думать о лете не хотелось. Я хотела весны — такой, как всегда: с ручьями, с первыми жаворонками.

— По второй, что ли? — спросила тетя Маша.

— Давай, — махнула я, — наливай.