Чудеса специальным рейсом (сборник) - Марианна Гончарова

Марианна Гончарова

Чудеса специальным рейсом (рассказы)

Письмо Деду Морозу

Дорогой Дед Мороз!

Я уже давно не маленькая, но каждый раз накануне Нового года я опять чувствую себя ребенком. И во мне вновь просыпается надежда, что ты наконец положишь мне под елку именно то, о чем я всегда мечтала. Ну, скажем, собаку. А не «Сонник великих предсказателей». И не эту дурацкую кофточку с пингвинами на груди.

Что ж, дорогой Дед Мороз, ты должен поразмыслить и признать, что наши с тобой отношения не сложились. Да, мне ты не угодил ни разу.

Ну да ладно, что мы все обо мне. Вокруг столько людей, у которых нет времени тебе писать. Давай о них. Пусть уже они порадуются на Новый год по-настоящему.

Она. Она хочет быть археологом. Вчера заявила, что планирует за особые заслуги стать гражданином мира и ездить-ездить по планете, раскапывая и постигая былое. Она мотанула подбородком в нашу сторону и мрачно добавила: «Уеду и этих возьму с собой». И мы, ее эти – мама, папа, бабушка, дедушка, две собаки, два попугая и фикус по имени Герасим, сидящие рядком на диване, переглянулись и наконец ощутили уверенность в своем завтрашнем дне и покой за свою грядущую старость. Потому что она, наша девочка, никогда слов на ветер не бросает, хоть ей всего десять лет. И даже если она увезет нас всех в пустыню Гоби, то все равно найдет для нас – этих, ее иждивенцев, – пару стаканов воды.

Так нельзя ли, Дедушка Мороз, подкинуть ей под елку не Барби и не стаю мягких игрушек с лицами реабилитированных анонимных алкоголиков, которые ты тягаешь ей из года в год, а книгу А. П. Окладникова «О значении захоронений неандертальцев для истории первобытной культуры»? Или, на худой конец, учебник «Типологические, трассеологические и картографические методы обработки материалов археологических раскопок» под редакцией Алексея Будовского? Легко? Ну вот видишь!

Теперь бывший одноклассник мой, Йося Гробер, внук жестянщика. Что ты удивляешься? А это он так представляется всегда: «Йося Гробер, внук жестянщика». В этом он весь. Его отец – хирург-травматолог, сам он – врач-стоматолог, но представляется только как внук жестянщика. Он у нас сирота. Нет, мама-папа – слава богу, а вот жена его бросила. Но он не дает возможности себе посочувствовать, помочь, тем более – порадовать. Так сделай это ты, Дедушка Мороз! Твой подарок он в тебя не швырнет, потому что не догонит. Ты за сотни лет, конечно, приноровился ноги уносить, что и сказать…

Да, так про Йоську. Чтобы ты понял, что он хоть и скандальный, язвительный, желчный, ехидный, – все же очень хороший, добрый и справедливый, и чтоб ты для него расстарался, расскажу тебе одну историю.

Однажды наш класс водили в зоологический музей. Мое сердце разрывалось от жалости к тем свободным и независимым, из которых на потеху таким, как мы, ротозеям, набили чучела, выставленные там. Тем, кто уже не сможет себя защитить. Какой был взгляд у той карпатской рыси! Дерзкий, ненавидящий, отчаянный, тоскливый… «Бедная», – сказала тогда я и погладила ее по ушку с кисточкой. Бедная, бедная… А дежурная служительница как завизжит: «Не смей трогать! Это редкое чучело рыси карпатской! Пришла тут! И трогает!..» Она так кричала, Дедушка Мороз, так кричала, что я позорно разревелась. И от обиды, и от жалости к рыси карпатской. Я, конечно, сразу руку отдернула, но глаз Йоси Гробера, внука жестянщика, мстительно запылал.

Поздно вечером кто-то позвонил в дверь нашей квартиры. На пороге стояло чучело рыси карпатской. То есть звонила, конечно, не сама рысь. Йоська, внук жестянщика, честнейший мальчик, спер ее из зоологического музея и приволок мне в качестве трофея за нанесенную моральную травму. Ужас какой-то! Папа кричал, что это экспонат, что это государственное имущество, что оно принадлежит народу. Всему народу – уточнял папа, мотаясь с рысью под мышкой туда-сюда по комнате; всему народу, а не только мне и моему однокласснику Гроберу. Мы всю ночь совещались, что делать с ворованным народным добром. А утром Йоська отнес и поставил рысь карпатскую к огромным кованым дверям зоологического музея, потом долго дежурил напротив в подъезде и подглядывал, чтобы никто ее не стянул опять. Вот такой вот он, этот Гробер.

Так вот, Дедушка Мороз, этот внук жестянщика уже два года мечтает ездить верхом на лошади. Но его не берут. А потому что он там всегда скандалит, что они плохо к лошадям относятся. И тренер в отместку говорит ему: мол, у вас вес избыточный. Вам надо сначала на плаванье записаться и плавать по четыре часа ежедневно после еды, желательно в нашей горной реке Прут. И против течения.

Так нельзя ли ему подарить абонемент в этот лошадиный кружок? Можно? Но с условием – пусть перестанет огрызаться и отвечать вопросом. И все. Пусть отвечает не вопросом, а ответом. И все. Договорились? Вот спасибо!

Так. Теперь Светка Михеева. Тут тебе надо поднапрячься и приложить максимум усилий. Не чеши бороду! Не чеши, говорю. Да. Светка Михеева – знатная потомственная анонимщица. Передовик анонимного эпистолярного цеха. Встретила ее недавно: тощая, желтая – это от злости. Или от зависти, что ли… Она обрадовалась, говорит: Гончарова, сто лет тебя не видела, ты, говорят, пишешь… И кто меня за язык тянул? Я ей: «Да что я… Вот ты, говорят, пишешь так пишешь». Она сразу увяла, сгорбилась и потрусила к себе. В офис. Ты не знаешь? Она недавно творческую группу «Митинг» организовала. Кому надо митинг провести – их заказывают. Мальчик с горном, Дарина Штапель с мегафоном, сама Света с красной папкой, Рая Рынгач с плакатом «Ганьба» и выражением лица «Положу конец безобразиям счас тут и немедленно уже» и пламенный революционер Скоропад с видом случайного прохожего. Шастают они с митинга на митинг, блажат, дудят, скандируют, требуют, что им закажут… А в свободное время пишут. В этот раз, Дедушка Мороз, стало известно, что у Светы проект письма родился: анонимка на тебя. И вся ее творческая группа подписалась неразборчиво по два раза.

Неприятно? Конечно. Ей, Свете Михеевой, хорошо бы любовь. А еще лучше – страсть! Пусть отвлечется от своего промысла – битвы за справедливость. По салонам красоты побегает, лицом займется, руками, костюмчик купит новый, женственный, туфельки, походку изменит, выражение лица… Что значит – не получится?! Что значит?! Ты же всемогущий! В тебя же все дети верят, ты что?! Все дети и я. Конечно, это не конфеты на утренниках раздавать или зайцев полоумных розовых. Конечно! Ты думай. Времени мало. Пропадет ведь Михеева…

Теперь Левушка. Вот тут хорошо бы посуетиться. Понимаешь, у Левы такой бизнес и такая общественная деятельность, что ему обязательно нужен телохранитель. Нет, у него есть, конечно, помощник Володя. И машину лихо водит, и черный пояс у него по драке, и горнолыжник, и компьютер, и связи наладить. Но интеллигентный он очень, утонченный. А Левик уже ночами плохо спит, во сне убегает, прячется, отстреливается. Слышь, Дедушка: отстреливается с его зрением минус 13 в очках! Так нельзя ли Леве в телохранители казака? Настоящего, чтоб в папахе, с саблей и усами. И чтоб каждое утро, когда Левка выходит из дому, этот Васыль ему навстречу, браво печатая шаг, в красных сапогах, с рапортом: «Панэ голова еврэйського товарыства! Куринной атаман Васыль Дерыхвист, бэспощадный и прэданный нашому делу, за вашим наказом прыбув!»

Собственно, для Левы – все. Постараешься?

Ну и теперь коротко о друзьях любимых.

Ларисе и Пете – внука: маленького-душистого-толстого, пожалуйста.

Мише – автомобиль: Миша ученый, ему ездить далеко, и все вдохновение на борьбу с транспортом уходит.

Наташке – красное платье. И бочонок пива… Два.

Соне – большой, теплый, мягкий, уютный свитер. И билет в Краков.

Артуру – «Гибсон», гитару акустическую. И «Детский альбом» Чайковского. Ноты. Чтоб за год выучил все. Особенно «Болезнь куклы». Ты придешь, проверишь.

Славе – тур куда-нибудь. В Японию, Непал, Караганду, Сыктывкар, Индию, куда-нибудь, – он у нас странник. И новый фибровый чемодан, а то старый уже старый.

Тане – пиши: че-ре-вич-ки. Как у царицы чтоб.

Еще одному Мише – попонку для Берримоши. Это собака, Берримор. Ему холодно зимой. Только длинную попонку. Он – такса.

Мальчику Валерику – коньки. Снегурки. Он будет рад. Но чтоб с ботинками. Записал?

Всем-всем друзьям – вот список друзей – книги. Довлатова, Иртеньева, Жванецкого, Лескова, Зощенко, Бродского, Хармса… Вот список книг.

Мне?.. А что мне…

Мне – август. На озере в горах.

Чтоб тихо-тихо. И мой старый пес чтоб вошел в воду, побродил по мелкоте – шлеп-шлеп – остановился, рассмотрел свое отражение в воде и стал бы его лакать: плям-плям-плям… И чтобы медленно-медленно первый желтый лист упал на водную гладь. Сидеть и смотреть на все это. Просто сидеть и смотреть. Сидеть и смотреть…

Прощай, душа моя, Манюня!

Манюня очень любила Пушкина. И мужа Фиму. Но разною любовью.