Человек из шкафа - Алексей Винокуров

Алексей Винокуров

Человек из шкафа

Действующие лица

Алексеев Иван Сергеевич, врач.

Старик, старик.

Тетя Алексеева, его тетя.

Таня, медперсонал.

Участковый, работник полиции.

Диана, девушка легких взглядов на жизнь.

Первый бандит.

Второй бандит.

Третий бандит.

Грузчик.

Действие первое

Картина первая

Однокомнатная квартира доктора Алексеева. Диван, несколько стульев, кресло, стол, комод. Входная дверь настежь открыта. Пятясь, сквозь нее входит Алексеев, втаскивая за собой угол шкафа. С другой стороны шкаф поддерживает грузчик.

Алексеев (командуя). Тихо-тихо! Осторожно! Угол, угол… Заноси направо. Ага, вот так. Давай, давай… Ать, готово!

Шкаф оказывается в комнате.

Алексеев. Вот сюда его, к этой стене. Ага, ага…

Ставят шкаф. Алексеев вытаскивает из кармана деньги, расплачивается с грузчиком, тот уходит.

Алексеев (закрывая дверь, вслед ему). Спасибо!

Грузчик. Да не за что… Если еще чего надо будет, обращайтесь…

Алексеев. Да-да, понял. Обязательно. (Закрывает дверь, негромко.) Денег девать будет некуда – непременно обращусь.

Проходит в комнату, падает на диван. Секунду сидит на нем, закрыв глаза. Внезапно с легким скрипом растворяется одна из дверок шкафа и тут же захлопывается сама собой.

Алексеев (открывая глаза). Что?

Встает, оглядывается. Легкий шороох.

Да что такое?

Проходит по комнате, недоуменно посматривая на стены, выглядывает в окно. Подходит к двери, открывает ее, выглядывает наружу. Дверь шкафа снова открывается, оттуда высовывается рука и тянется к стакану. Но тут Алексеев возвращается и рука исчезает.

Никого… Показалось, наверное.

Садится на диван, вытаскивает из-под стола бутылку с коньяком, рюмку, ставит на стол, наливает, пьет. Осушив рюмку, вертит пальцами и оглядывается по сторонам в поисках закуски, но ничего не находит и быстренько бежит на кухню. Спустя мгновение дверь шкафа открывается и оттуда выглядывает Старик. Осмотревшись по сторонам, он вылезает из шкафа полностью и, позвякивая медалями на буром пиджаке, пробегает на цыпочках по комнате, оглядывая все вокруг. Заглядывает в ящик комода и выхватывает оттуда деньги. Потом быстро подходит к бутылке, наливает в рюмку и одним махом ее осушает. Занюхивает собственной подмышкой. Потом снова наливает и снова пьет. Потом в нерешительности смотрит на бутылку и ногтем отмечает на ней воображаемую линию, дальше которой, очевидно, пить не собирается. После чего снова выпивает, глядит бутылку на свет и на цыпочках же бежит к двери. Но у двери вдруг хлопает себя по лбу и возвращается назад. Вытащив из кармана мятый носовой платок, тщательно начинает стирать со стакана отпечатки пальцев. Щелчок выключателя на кухне и шаги возвращающегося хозяина застают его врасплох. Он бросается к шкафу и прячется в нем. Алексеев, напевая что-то, входит в комнату. В руках у него открытая баночка шпрот, хлеб, масло, нож. Он садится на диван и, прервав пение, в недоумении глядит на ополовиненную бутылку.

Алексеев. Хрень какая-то… (Оглядывается по сторонам, пожимает плечами, начинает мазать хлеб маслом, пачкается). Черт! (Поднимается, снимает куртку, несет ее к шкафу, открывает шкаф и застывает на месте). Это еще что такое?

Старик (из шкафа). Здрасьте…

Алексеев резко захлопывает дверь, поворачивает ключ в замке.

Старик (глухо). Эй! Вы это… Погодите! Я сейчас… Я вылезу. Все расскажу.

Алексеев. Нет, спасибо. Зачем же себя беспокоить… Посиди пока так, а там видно будет. (Идет к телефону.)

Старик (стучит из шкафа). Вы что там… Вы куда пошли?

Алексеев. Сейчас узнаешь. (Телефон не соединяет, он нажимает рычаг, набирает снова.)

Старик. Куда звонишь? В полицию, что ли? Не надо в полицию!

Алексеев. Не надо? А куда надо? В Организацию Объединенных Наций? (Слушает трубку.) Да что за черт!

Старик. А зачем ты звонишь?

Алексеев (набирая номер). Как – зачем? Тут в шкафу такая моль завелась…

Старик. Я не моль…

Алексеев. Не моль? А кто же ты? Памятник мировому пролетариату?

Старик (глухо). Я мертвый…

Алексеев (отнимая трубку от уха). Что?

Старик. Мертвый…

Алексеев (вешая трубку на рычаг, подходит к шкафу, наклоняется к его дверцам, говорит тихим голосом). Значит, мертвый?

Резко распахивает дверцы. Из шкафа вываливается на пол перепуганный старик.

Алексеев. Кто такой?! Почему в шкафу? Что надо? Отвечать, быстро!

Старик. Я… Я объясню. Я мертвый… С ног до головы.

Алексеев. Тебе что, справка нужна?

Старик. Какая… справка?

Алексеев. О том, что ты мертвый. Для предоставления в собес.

Старик (ошарашенно). Нет, справка – нет. Не требовали пока что.

Алексеев. Тогда чего тебе? Я с мертвецами не работаю. Я терапевт, а не патологоанатом… Если ты мертвый, давай в морг, там тебя примут с распростертыми объятиями. Или, еще лучше – в сумасшедший дом.

Старик. Что это вы распоряжаетесь? У меня горе, умер я. Можно сказать, раз в жизни с человеком случается…

Алексеев. Знаю я твое горе! Пить надо меньше.

Старик (с обидой). Вам легко говорить! Я же не по своей воле умер… Заставили меня.

Алексеев. Заставили? В твоем возрасте можно было и самому справиться… Что за медали у тебя?

Старик. Трофейные. Я тут толпу изображал. Ветеранов войны. Для кино. А потом медали забыл сдать. С ними подают больше.

Алексеев. Н-да, с медалями у нас подают больше… Страна чтит своих героев. Ну, расскажи, как это тебя угораздило – умереть.

Старик (присаживаясь на диван). Старик я, сами видите, одинокий, слабосильный. И тут вдруг появляются трое…

Алексеев (садясь на стол). Пардон, не улавливаю… Какие еще трое?

Старик. В штатском. Одеты хорошо, вежливые, внимательные, разговаривают интеллигентно, харизма у всех – во, в три дня не обгадишь! Я им: чего надо? А они и говорят: вы, говорят, бессемейный, одинокий, как черт. А ну как старость придет, спина, болезни, а рядом – никого. Лежишь, говорят, один на постели и некому даже горшок тебе подать… (Быстро наливает себе из бутылки и пьет.) И так, главное, они меня этим горшком разжалобили… Прямо в сердце… Не выдержал я и заплакал. Плачу и плачу, и остановиться не могу и хоть бы мне что…

Алексеев. Да. Болезненная история.

Старик (дергаясь губами). Не то слово. Короче, написал я завещание.

Алексеев. Какое завещание?

Старик. Ну, чтобы, когда умру, квартира моя им досталась бы по закону. А они мне за это бы навещали старика, и до конца жизни помогали материально… Я ведь думал попросту, по-стариковски: они молодые, здоровые, а у меня квартира – три комнаты. Вот каждому после смерти по комнате и достанется.

Алексеев (внезапно, с каким-то даже восхищением). Да ты Исав!

Старик (ошарашенно). К-кого?

Алексеев. Исав.

Старик. Это что значит?

Алексеев. Библейский персонаж такой. Был первым сыном в семье. Но продал свое первородство за чечевичную похлебку! И ты – то же самое. На денежки позарился. Да ты знаешь, что такое квартира?! Это предел мечтаний.

Старик. Ну да…

Алексеев. Что – да? Жилплощадь – это святыня. Да будь у меня трехкомнатная квартира – я бы не знаю, что сделал. Я, может, лекарство бы изобрел от рака. Нобелевскую премию бы заработал. Человечество осчастливил. Я до последнего года мыкался по коммуналкам, да по общежитиям. А ты? Предал всех честных людей, мечтающих о радостях отдельной квартиры. Позарился на деньги, глупый и ленивый старец!

Старик. Позвольте! Я не на деньги… Не в деньгах счастье. А просто – один я. Один на всем белом свете. Мне не деньги дороги – участие человеческое, любовь дорога, внимание. А деньги – нет. Деньги на втором месте. Сначала – человеческое отношение. Я ведь как рассуждаю: хочешь помочь материально – значит хороший человек.

Алексеев. А если не хочешь – нехороший?