Закон Мерфи в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Annotation

"И жили они долго и счастливо..." — так обычно заканчиваются истории про храброго героя, который выполнил свою миссию, добился принцессы и спас мир. Хотя — и не мир вовсе, а маленький город в белорусской провинции, который и спасать-то не надо было. Ну и попутно изменил историю самой большой страны в мире... И если с "долго" вроде как всё прояснилось благодаря вывертам пространственно-временного континуума, то вот за "счастливо" придется бороться. Хотя, как известно, не надо бороться за чистоту — надо подметать. Что ж, Белозору не впервой засучивать рукава и решать вопросы, в которых он ни бельмеса не понимает...

Евгений Капба

Глава 1, в которой происходит побег из больницы и забег под дождем

Глава 2, в которой едет крыша

Глава 3, в которой стучат колеса

Глава 4, в которой появляется великолепный Эрнест

Глава 5, в которой девочки отдыхают, а Эрнест что-то мутит

Глава 6, в которой приходится пинаться ногами

Глава 7, в которой девочки наконец спят спокойно

Глава 8, в которой дерутся две обезьяны

Глава 9, в которой на ум приходят слова классика

Глава 10, в которой Волков пьет кофейный напиток

Глава 11, в которой есть место удивлению

Глава 12, в которой приходится импровизировать

Глава 13, в которой шантаж не удается

Глава 14, которая могла бы быть началом второй части

Глава 15, в которой речь идет об особенностях белорусского менталитета и секретах приподнятой атмосферы

Глава 16, в которой приходится учитывать местные реалии

Глава 17, в которой каша заваривается

Глава 18, в которой внедрение происходит само собой

Глава 19, в которой встречаются модные джентльмены

Глава 20, в которой дерьмо случается

Глава 21, в которой тучи сгущаются

Глава 22, в которой Привалов бегает по потолку

Глава 23, в которой сдают нервы

Глава 24, в которой можно почувствовать себя тургеневской барышней

Глава 25, или эпилог, как вам будет угодно

Евгений Капба

Закон Мёрфи в СССР

Глава 1, в которой происходит побег из больницы и забег под дождем

Автор напоминает: в книге присутствует огромное количество никогда не существовавших в реальной истории людей, мест, событий, мнений, мотивов и разговоров; и примерно такое же количество тех, что всё-таки существовали. Попытки отличить первых от вторых не приведут вас ни к чему хорошему. К плохому, впрочем, тоже.

— Черт возьми, сдохнуть под грудой картошки? Серьезно? Белозор, вообще — на кой хрен ты поперся в Смолевичи? — этот голос я знал хорошо: к моей больничной койке пришел никто иной, как Павел Петрович Привалов, начальник Минского УГРО.

— ...ГАЗ-САЗ-53Б под управлением водителя Николая Митрофановича Пустовита... — пробормотал я.

— Погоди-ка! Какого хрена? Опять твои штучки? Ты что — знал? Но тогда — какого хрена?!

— Он живой хоть? — я мог разговаривать — белозоровским баритоном, шевелить этими руками-лапищами, даже слышать!

Это всё само по себе было прекрасно, а тот факт, что башка моя была сплошь обмотана бинтами, меня особенно не смущал. Свет-то сквозь них я уже видел, так что и зрение — восстановится! Я точно это знал. Так что мерзкое ощущение по всему телу, головокружение и мигрень можно было и потерпеть.

— Живой! Он успел вывернуть руль, снизить скорость. Отделался легким испугом. Твой козлик бортом ударило, и картошки внутрь насыпало будь здоров! Ты только никому не рассказывай — засмеют! Бульбаш, едва не подохший от бульбы...

Мне смешно не было, а Привалов веселился:

— Козлику твоему — хана. Восстановлению, по всей видимости, не подлежит. А ты — подлежишь. Правда, черепно-мозговая травма и всё такое — ну это врачи тебе расскажут. Веселые деньки в больничке тебе обеспечены! Ты мне вот что скажи — черную "Волгу" видел?

— Какую "Волгу"? — удивился я.

— Ну, которая на встречку выехала и твоего этого Пустовита с панталыку сбила!

— Ничего такого я не видел... Я на обочине стоял, сообщение по радио слушал!

— Сообщение, м-да. Не один Пустовит с панталыку сбитый сейчас, — этот матерый мент, похоже, впал в уныние. — Одна половина страны рыдает и пьет с горя, вторая — гармонь готова от счастья порвать и пьет от радости, но — тихонечко. А третьей половине вообще фиолетово, кто там с трибуны вещает... Позорище какое-то. Ворона в турбине борта номер один, десяток погибших, из самых-самых...

— Не бывает третьей половины, — сказал я.

— Ой, Белозор! Не до того сейчас! Ты мне вот чего скажи — нам-то, нам — как дальше быть? Думаешь, я к тебе потрепаться пришел? Давай, говори, что там дальше?

— А я откуда знаю? — я и вправду понятия не имел, что делать Минскому УГРО в целом и Привалову в частности в данной ситуации.

— Но ты же... М-да. Ты сам-то что собираешься делать?

— Я-то? Работать. Статьи писать. В командировки ездить. Интервью брать. Дачу ремонтировать. Еще полушубки хочу девчатам справить на зиму...

— А!.. А-а-а-а... — Привалов, кажется, пытался понять и принять сказанное мной, но не успел — послышались быстрые легкие шаги.

— Гера! Да что ж это такое?! — это была Тася. — Товарищ милиционер, посадите его в тюрьму, пожалуйста!

— Э-э-э-эй, это чего — меня в тюрьму-то? — для проформы возмутился я.

— Чтобы ты от большого ума не убился! Или чтобы я тебя не убила!

— Так, товарищ Морозова, — продемонстрировал осведомленность в моих личных делах Привалов. — В тюрьму я его сажать не буду, ибо не за что — это раз, и дурдом мне в пенитенциарном учреждении не нужен — это два. Я лучше вам путевку в санаторий помогу достать — в Анакопию. Вы, главное, его за территорию не выпускайте, а то с Белозора станется при помощи мандаринов самоубиться... Или начать журналистское расследования в пользу угнетаемых в тамошнем питомнике обезьян.

— А дети? — тут же среагировала Таисия на пассаж про путевку. — А отпуск?

— Ой, всё это решается. Слышишь, Герман Викторович, я тебя Таисии Александровне на поруки передаю, поедете в санаторий — так во всём ее слушайся!

— Но мы же не...

— Ну и идиёт, что "не"! У нее будет путевка с детьми, а у тебя своя, отдельная. А номера — соседние. Санаторий "Белая Русь", в Анакопии — самшитовая роща, горный воздух, мыс выдается в открытое море... Еще и фруктовый сезон вот-вот начнется — красота! Отдохнешь, развеешься. Позвони на рабочий, как тебя выпишут, Белозор, решим с путёвкой. Вот тут, на тумбочке — сок апельсиновый и горькая шоколадка. Кушай, поправляйся, горюшко. Таисия Александровна, вы уж присмотрите за этим иродом, сил моих на него нет! — Привалов скрипнул стулом и вышел из палаты.

Тася, мне, конечно, всё высказала. И мои жалкие оправдания про то, что я "просто на обочине стоял и сообщение слушал" ее не убедили: она ведь до этого всё высказала Старовойтову, и, конечно, узнала, что никакой командировки не было. Но, выговорившись и выплакавшись, Таисия меня пожалела и поцеловала в свободный от бинтов участок башки.

— Ничего, лысого я тебя тоже любить буду. Да и отрастут волосы, не беда! Я к тебе еще завтра приду, Гера, а то вон — доктор идёт...

Я ещё и лысый теперь! Тяжела ты, жизнь попаданца!

* * *

Кто-то явно мне мстил. Ну, то есть я никогда в жизни подумать не мог, что пара вывихов, ссадины, гематомы, трещина в ребре и сотрясение мозга требуют ТАКОГО медицинского обследования! За семь суток постельного режима из меня, кажется, взяли все анализы, которые таились в недрах организма, провели осмотр с пристрастием всего, что можно и всего, что нельзя — тоже. Уколы, как я понимаю, колоть определили практикантов из медучилища, потому что на моих ягодицах, кажется, не осталось ни одного живого места. Зачем вообще мне нужно было что-то колоть? Витамины, для смирения?