Война детей - Маурисио-Хосе Шварц

Маурисио-Хосе Шварц

Война детей

Способы обойти этот закон, разумеется, существовали, особенно для тех, у кого было много денег. У Акиры и Гинниверы, однако, больших денег не было. Полезны могли оказаться и знакомства с людьми, занимающими высокие должности, но у их семьи таких знакомств не было, как не было и многого-многого другого. И им оставалось только ждать, когда громкоговорители объявят имя их дочери, что сейчас и произошло.

В противоположном конце стадиона появилась хрупкая темноволосая Арианна.

— До чего же она маленькая! — горестно сказал Акира.

Он вовсе не был уверен в результатах усиленных тренировок, которые проводил со своей худенькой десятилетней дочерью, теперь направлявшейся к середине поля; ее новенький голубой шлем с пучком острых кривых ножей наверху ярко сверкал на солнце.

Ганнивера, у которой словно комок стоял в горле, посмотрела на дочь и в который уже раз представила ее себе такой, какими увидела сегодня утром многих детей: окровавленные, руки обрублены, голова размозжена палицей, а у других вспорот живот и внутренности, вывалившись, лежат на земле. Гинниверу не оставляли сомнения: все ли Акира сделал для дочери, что должен сделать отец!

Девочка попыталась отыскать взглядом на заполненных зрителями трибунах лица родителей, но не нашла. Часть зрителей дрожала от страха за своих детей, часть не скрывала удовольствия, вызываемого у них сегодняшним зрелищем, а третьи, охваченные яростью, ждали мстителя, который расправился бы с палачами их детей. Напряжение все росло. Арианна крепче сжала левой рукой в черной кожаной, усеянной шипами перчатке рукоять акрилового щита. В правой руке дрожал изготовленный для нее отцом пятидесятисантиметровый меч. С затянутого в черную кожу запястья свисала, то и дело задевая бедро Арианны, деревянная палица, из которой торчали дюралюминиевые шипы. Арианна шла с нахмуренным лбом — так ее учил отец.

Служители уносили последние окровавленные трупы, оставшиеся после предшествовавшего тура. Трава уже не была равномерно зеленой, как утром, — теперь на ней, словно на огромной шахматной доске, чередовались рыжие и темно-красные пятна. Арианна шла впереди, а за ней следовали гуськом несколько девочек ее возраста, такие же испуганные, как она, и исполненные такой же решимости; их имена, как и ее имя, бесстрастно объявляли громкоговорители.

Юнге тоже хотел пойти посмотреть на сестру, но родители не взяли его с собой. Однако здесь, в доме дяди, по телевизору он видел ее лучше, чем на стадионе родители. Дело в том, что телеоператор сейчас показывал Арианну крупным планом, и Юнге ясно видел ее пылающие желто-зеленые глаза, ее волнистые темные волосы. Арианна нахмурилась еще больше, и телекамера стала отодвигаться, показывая теперь общим планом всех участников четвертого тура.

Юнге охватило волнение — ведь через два года, когда ему исполнится десять лет, он будет стоять там же, где сейчас стоит его сестра.

Арианна затерялась в процессии новых участников. Уцелевшие в прежних турах все еще отдыхали в углах поля под наблюдением врачей.

Наконец десять пар участников разошлись по полю. Сейчас засвистит главный судья… Акире вспомнилось его собственное детство, когда еще никому не нужно было отстаивать свое право на жизнь. Повезло и Гиннивере: родись она на три месяца позже, ее, возможно, уже давно не было бы в живых. Двадцать лет назад, чтобы ограничить прирост населения, были учреждены эти ежегодные Игры. Раздался свисток. Арианна, упершись ногами в землю, слегка подалась вперед. Щит она держала на уровне глаз, а небольшой меч, чтобы испугать противницу, в гипнотизирующем ритме двигала из стороны в сторону.

Расходуя на доспехи дочери двадцать процентов (установленный законом предел) своего имущества, Акира настоял на приобретении бронзовых поножей. Теперь Гиннивера видела, что руки у дочери ничем не защищены. Может, лучше было бы оставить незащищенными голени, а купить нагрудник или два наплечника?

Раздался второй, долгий свисток. Шум на трибунах оборвался, наступила мертвая тишина.

Напротив Арианны стояла девочка ростом заметно выше ее и гораздо лучше вооруженная. У Акиры, глядевшего на них со своего места, мелькнула мысль: если семья у противницы Арианны достаточно состоятельная, чтобы так хорошо ее вооружить, почему же они не подкупили представителей власти и не избавили таким образом своего ребенка от необходимости участвовать в единоборстве? Противница тем временем напала на Арианну и обрушила на ее щит такой мощный удар палицей, что на щите появилась вмятина. Но не зря отец не жалел сил и времени, готовя Арианну к этому дню. Пригнувшись, она полоснула мечом по щиколоткам противницы. Трава окрасилась кровью, зрители зашумели. Противница, однако, успела ударить отступающую Арианну в лицо рукояткой палицы. Арианна пошатнулась, и Гиннивера судорожно сжала руку Акиры. Затем соперница отбила удар меча, но не смогла отвести атаку головой в увенчанном ножами шлеме, и ножи эти глубоко вошли ей в грудь. Первое единоборство закончилось, едва только успев начаться.

Распрямившись, Арианна увидела, как противница падает, а на ее лицо медленно стекает со шлема теплая и липкая кровь побежденной, и тут Арианна вдруг почувствовала, что ее тошнит. Она победила.

Юнге, переполненный гордостью за сестру, не отрываясь смотрел на ее нежное ликующее личико на экране телевизора и совсем не прислушивался к разговору взрослых.

— Я тоже не считаю, что детям следует это видеть! — вдруг закричал дядя Карл. — Но все равно мы не имеем права скрывать, что, когда они достигнут десятилетнего возраста, им всем придется принять участие в Играх.

— Папа, а Игры были всегда? — спросил дядю Карла его старший сын; теперь ему было уже шестнадцать, но, отстаивая в Играх свое право на жизнь, он потерял левую руку.

— В школе тебе об этом, конечно, не говорили, но ты уже не маленький, можно и рассказать… Раньше было по-другому. Хотя, как и теперь, стремились к тому, чтобы физически слабые, умственно отсталые и недисциплинированные исчезли, это затягивалось на долгие годы, а на таких детей зря растрачивались предоставляемые государством образование, питание и все остальное. Игры родились потому, что нужно было скорее избавляться от лиц этих категорий, тем более что нас на планете к тому времени стало слишком много. Вот почему двадцать лет назад они и были учреждены.

Юнге смотрел по телевизору другие схватки, в этих Арианна не участвовала — она сейчас отдыхала.

Скорая победа Арианны в первом поединке подняла Гиннивере и Акире настроение, а дядя Карл, увидев на экране телевизора крупным планом убитую ею соперницу, криво улыбнулся.

А у Арианны смысл ею содеянного не укладывался в голове. Ведь она убила, и сделала это для того, чтобы отныне питать свою жизнь другой, насильственно прерванной. Она видела, как санитары поднимают и уносят с поля останки побежденной. Думать об этом не хотелось, и она стала смотреть, как врачи обрабатывают ее раны.

Начался второй поединок. Напротив Арианны стоял мальчик, красивый, с большими глазами, нервный. Да, она прекрасно усвоила уроки отца, виртуозно выполняла «маваши гери» — удары ногой, при которых шипы поножей использовались как оружие.

Не почувствовать симпатии к мальчику было невозможно, но Арианна тут же подавила ее в себе. Топор противника поцарапал Арианне лоб, пошла кровь. В ответ

Арианна сделала несколько фехтовальных выпадов, и лезвие вошло в нежную шею мальчика. Умирающий смотрел на Арианну без всякой ненависти.

В доме Карла обедали, только Юнге возбужденно носился по комнате, не отрывая взгляда от экрана, и когда он увидел, что сестра победила во второй раз, у него вырвался торжествующий вопль.

Карл повернул голову, но у него то, что было сейчас на экране, ликования не вызвало; более того, его охватил ужас, когда он подумал о своих трех сыновьях — ведь младшему на следующий год тоже предстояло участвовать в Играх.

А жена Карла закрыла глаза: она не могла видеть того, что происходило на экране.

Около Арианны по-прежнему были врачи. Теперь она испытывала безграничную ненависть, но не к противникам в поединках — нет, ей хотелось впиться зубами в горло своих родителей, судей и зрителей, способных ликовать при виде убитого ею ребенка.

Акира пытался получше разглядеть Арианну: она, его дочь, уже совершившая два бессмысленных убийства, была, несмотря на оружие, которым он ее снабдил, абсолютно беззащитна.

А Гиннивера не видела ни оружия, ни крови, ни смерти, она видела только свою маленькую дочь, которой бы играть с другими детьми, а не убивать их.

Сестра все еще отдыхала, а Юнге наблюдал схватки между другими участниками. Как, оказывается, интересно перерезать шеи, разбивать головы, внушать ужас, быть хозяином чужих жизней!