Другая жизнь - Михаил Марков

Михаил Марков

Другая жизнь

Предисловие

Жизнь. До безумья коротка! Когда узнал?

Да в тот момент, когда уж поздно.

И ложь перед самим собой, что, мол, не ведал.

Так для чего мы здесь?

Но прежде чем найти ответ, мы путь проходим. У каждого он свой. Яркий или трагичный, насыщенный событиями или пустой — с бесконечным «днем сурка». Если получается, мы творим свою историю, а можем плыть по ее течению, покоряясь неизбежности судьбы. Но по странному стечению обстоятельств в нашей жизни происходят такие события, которые, скорее, могли случиться где угодно или с кем угодно, но «только не со мной» — вот самое точное им определение. Случается: один кто-то выжил из упавшего самолета, или страшная эпидемия, все лежат, не дышат, и опять — один пошел, глазами только хлопнув. Но этот «он», конечно же, — не «я». Мы чаще те — в статистике. Родился, пожил, и если было чем, то поделился с внуком. И хорошо, что перед смертью сделал это, а большинству и нечего сказать.

Но сейчас мы в самом начале событий, произошедших именно со мной. Перематываю кадры из прошлого и радуюсь в первую очередь тому, что есть свободное время и этими воспоминаниями можно неспешно насладиться, а не проносятся они стремглав, в последнюю секунду жизни.

Глава 1. Воспоминания как диафильм

Старые, почти забытые «слайды» — моменты, врезавшиеся в память. Иногда в красках с оживающими картинками, иногда всего один кадр, долго крутящийся в голове, и ты мучительно пытаешься вспомнить все, что с ним связано: забытые лица, яркие впечатления, эмоции… Плохое это событие или хорошее — не имеет значения. Если врезалось в память, значит, важно. Ведь помним мы лишь миг и то, если нашли в своем плотном графике для этого время, а десятки лет нашей жизни просто стерты, как и не было их никогда. Вспоминаются события не по хронологии, а, наверное, по важности, необычности или яркости. И первое, пришедшее из памяти событие, как ни странно, это сон. В моей истории именно сны, а точнее, всего два, являлись предвестником ключевых жизненных событий.

И вот один, он снился мне в детстве, каждый год, с завидным постоянством. Всегда настолько реалистичен, что уже с первых моментов я всегда узнавал в нем каждую, даже очень мелкую деталь:

«Покрытая льдом бухта моря, с серыми скалистыми берегами и елями, опускающимися лапами к самой земле. Я, с каким-то даже маниакальным стремлением, бурю лунку во льду и опускаю туда зимние снасти. Рыбы нет, и новая борьба со льдом, и опять надежда поймать, и все новые и новые лунки. Понимание, что это тяжелая работа, а вовсе не удовольствие, не покидает с самого начала. Но мой труд вознагражден! Я поймал!

Вытаскиваю рыбу одну за другой, ее уже становится невероятно много на льду, но останавливаться я не собираюсь. Радость от улова сменяется чувством ненасытности. Продолжаю, пока не вижу, что лед под тяжестью рыбы начинает трещать и лопаться. Теперь испытываю только страх. Остаться возле улова — значит погибнуть, и я бегу, спотыкаюсь, падаю, ноги проскальзывают, но я, прикладывая усилия, отстраняюсь от надвигающейся опасности. Почти задыхаясь, я все-таки добегаю до берега. Быстро оглядевшись, замечаю тропу с каменными ступенями, ведущими по склону вверх, и сразу устремляюсь к ней. Оглядываюсь назад и понимаю, что стихия бушует уже далеко позади, здесь же тишина и покой. Вижу человека, стоящего ко мне спиной, и иду к нему. Дойти не успеваю. Пробуждение».

Всегда одно начало и один конец. Сюжет, где только я — это я, а остальное нереально. И зимой я рыбу никогда не ловил, и бухту такую не видел, да и тропу вдоль скалы встречать не доводилось. Вопрос, было ли это в прошлом, точно не стоял. Момент из будущего? Скрытое желание или, может, предупреждение? Уж лучше бы, например, клад снился, как в счастливой сказке, лежит, мол, «деньга» там-то и там-то, ждет тебя, или, скажем, гениальная «таблица» приснилась бы с большей пользой… Ну да ладно, уж как есть, это же все-таки мой сон, а не Менделеева. Забегая вперед, так скажем, приоткрывая завесу всей истории, к этому сну я обязательно вернусь, но гораздо позже и совсем при других обстоятельствах.

Сейчас же опять кручу калейдоскоп воспоминаний, уже осознанно восстанавливая хронологию событий, приближаясь к началу своей истории. Конечно, положа руку на сердце, можно было бы перейти сразу к интригующему моменту убийства Кеннеди и встрече с инопланетянином на безымянной планете, но торопиться не стоит, а значит, все по порядку, и на подходе краткий миг советского детства.

Закрыл глаза, и сразу череда сентиментальных картинок… Мне, наверное, лет шесть. Бесконечная беготня большой компанией ребят по частному сектору, среди маленьких домов, кривых улочек, утопающих в зелени, ярких ароматах и свежести густых садов. Малина, смородина, яблоки, груши, абрикосы, клубника… Сходит одно, поспевает другое. И мы — ни минуты на месте. Походы, приключения и, конечно, незабываемые детские «сражения», навеянные просмотром рыцарских фильмов. Эти «битвы» на «дрынах» из сорняка, наверное, самое любимое наше занятие. При сильных ударах импровизированные мечи разлетались вдребезги с сочными брызгами и ошметками кожуры. Отдельной радостью была подготовка к этим сражениям: мастерить щиты из больших кастрюльных крышек, разукрашивать их боевыми узорами и, конечно, добывать возле болота самые крупные сорняки и стараться сберечь их до «сражения». И шлем, сделанный из горшка, изнутри набитый ватой, как обязательный атрибут средневекового рыцаря.

Сразу новый кадр: зима, снега до окон вторых этажей, крутые, накатанные до блеска горки, постоянно летящие во все стороны снежки, только успевай уклоняться, огромные крепости с множеством входов и даже небольшие тоннели в сугробах. Прилипший к соседской металлической калитке язык — и слезы любопытного малыша от страха, что так и буду стоять здесь до весны. Санки, спина отца, он тащит лямки, мои ноги в черных валенках, варежки на резинке волочатся рядом, как маленькие собачки на веревке.

Еще кручу воспоминаний колесо. И вижу детский сад. Все сидят за столиками в трусах и майках, мусолят кашу. А после — рядами стоящие раскладушки со спящими детьми и точно, как тогда казалось, невероятно долгий, «тихий час». И праздник помню. Толстая тетя играет на пианино и громко поет. Родители большой толпой стоят в углу зала, а мы бегаем