Позабытые острова - Бенгт Даниельссон

Бенгт Даниельссон

Позабытые острова

Предисловие

Еще одну увлекательную книгу Бенгта Даниельссона получает советский читатель. Еще одно существенное прибавление к нашим знаниям об Океании и ее народах.

Бенгт Даниельссон теперь уже, пожалуй, не нуждается в рекомендациях: читатели знают его и как одного из шестерки отважных мореплавателей — экипажа знаменитого плота «Кон-Тики», и как автора изданных у пас книг: «Счастливый остров», «Большой риск», «Бумеранг». Но надо сказать несколько слов о том, какой специальный интерес имеют «Позабытые острова».

Интерес этот двойной: книга знакомит нас отчасти с традиционной культурой и бытом наименее изученной группы обитателей Восточной Полинезии — островитян Маркизского архипелага, а особенно — с современным состоянием этих островитян, с той социальной и культурно-бытовой обстановкой, какая сложилась на Маркизских островах после полуторавекового хозяйничанья европейских колонизаторов.

Книга Даниельссона стоит, правда, в этом отношении не одиноко. Совсем недавно вышла в русском переводе книга самого руководителя экспедиции «Кон-Тики» — Тура Хейердала[1], первая из его работ, посвященных Океании, написанная еще задолго до сенсационного плавания на «Кон-Тики». Хейердал впервые попал тогда в Океанию. В поисках для свадебного путешествия наиболее глухого уголка на земле, где бы в наименьшей степени сказывалось влияние европейско-американской цивилизации, он оказался на Маркизских островах и именно на тех — Хива-Оа и Фату-Хива, — где позже побывал Даниельссон. Итак, оба исследователя посетили с пятнадцатилетним промежутком (1937–1953) одни и те же места, встречались с одними и теми же людьми, да и впечатления и выводы их, друг от друга не зависимые, чуть не дословно совпали. Следует упомянуть и Фрэнсиса Мазьера, который работал опять-таки на тех же двух островах (1956 г.) и подробно рассказал о своих археологических открытиях и этнографических наблюдениях[2]. Мазьер, кстати, разделяет теорию Хейердала об американском происхождении культуры Восточной Полинезии и даже, по его словам, раньше Хейердала пришел к этому выводу.

Это еще не все: почти тридцатью годами раньше в Париже вышла очень содержательная работа врача Луи Роллэна[3]; автор, проведший на островах пять лет, тоже обстоятельно и без прикрас описал прежнее и современное состояние жителей архипелага. Все названные книги, дополняя друг друга, дают довольно отчетливое представление о современном быте маркизцев.

Наконец, надо вспомнить, что в свое время и в русской географической литературе появлялись подробные описания быта жителей Маркизских островов, в частности острова Нукухива, самого крупного из островов архипелага. В 1804 году его посетила русская экспедиция И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского (корабли «Надежда» и «Нева»), и в рассказе об их плавании немалое место занимает характеристика быта нукухивцев. О них же писал Г. Лангсдорф, спутник Крузенштерна. Очень поучительно сравнить наблюдения этих ранних мореплавателей с тем, что находят на Маркизских островах путешественники и исследователи сейчас.

Лейтмотив предлагаемой теперь читателю книги — распад древней культуры, угасание жизни на «позабытых островах». Бенгт Даниельссон рисует неприглядную картину медленного умирания тысячелетней традиции, на смену которой идет не настоящая высокая европейская культура, а уродливая пародия на нее.

Первое, что принесли колонизаторы на острова Полинезии, — это ничем не оправданные жестокости и насилия; вслед за тем вскоре появились занесенные теми же европейскими моряками опустошительные болезни. К ним прибавились алкогольные напитки, поощрявшаяся пришельцами проституция… Все это повело к катастрофически быстрому вымиранию островитян. Нигде в Океании оно так не сказалось, как на Маркизских островах.

Первые миссионеры, появившиеся на островах, пытались иногда как-то помочь местным жителям, но из их попыток ничего не вышло; впоследствии же именно миссионеры, введя ханжески-деспотический режим запретов, искореняя «языческие» обычаи, а потому преследуя все самобытное, традиционное в быту и культуре островитян, больше всех стали виновниками той деморализации, какая воцарилась среди уцелевшего коренного населения. Запрещение местных несен, танцев, праздников усилило распад, порожденный исчезновением старых социальных норм, прежнего культурного уклада.

Правда, деятельность католических миссионеров сам Даниельссон порой оценивает положительно. По эта положительная оценка относится лишь к отдельным личностям, как, например, патер Симеон. Подобные энергичные и настроенные дружественно к островитянам личности, конечно, встречались и среди миссионеров, но не ими определяется характерное лицо католической миссии. «Зацивилизованные до смерти» — так назвал Даниельссон, и очень метко, главу, посвященную печальной истории гибели туземцев и их самобытной культуры.

Такой же вывод сделал из своих наблюдений несколькими десятилетиями раньше Луи Роллэн: «Скука, смертельная скука царит во всех хижинах среди этого населения, некогда столь жизнерадостного и энергичного»[4]. Но дело не в одной скуке. Продолжается, хотя теперь уже не повсеместно, физическое вымирание туземцев. За столетие численность населения уменьшилась в десять раз, а с начала колонизации — в двадцать пять — пятьдесят раз. Целые долины запустели. Какой безнадежностью проникнуто описание долины Ханаиапа на острове Хива-Оа, которую посетил Даниельссон. «Я давно, — пишет он, — перестал питать какие-либо иллюзии относительно маркизских деревень, но Ханаиапа меня потрясла…

Возле лужи со стоячей, дурно пахнущей водой выстроились штук шесть жалких лачуг из гнилых досок и ржавой жести. Женщина с распухшими ногами сидела на опрокинутом ящике, тупо глядя перед собой. Больше ни души не было видно. Мы заглянули в ближайший дом, чтобы узнать, нельзя ли тут отдохнуть. Одна-единственная комната без какой-либо мебели, пол прогнил… В углу, тяжело дыша, лежала старухи с опухшими суставами. Рядом с ней сидел мужчина с язвами на руках и лице (видимо, проказа); он сколачивал длинный ящик (гроб. — С. Т.)…»

Таковы «идиллические» картины, представляющиеся наблюдателю на некоторых островах Восточной Полинезии в наши дни необычайных успехов науки и техники.

Казалось бы естественным, что но контрасту с мрачной действительностью прежняя жизнь островитян покажется исследователю, хотя бы по рассказам и воспоминаниям стариков, счастливой, светлой… Многие этнографы поддавались такой иллюзии. Но Даниельссон, трезвый наблюдатель, беспристрастный этнограф, не обольщается романтическими воспоминаниями и буколическими описаниями «счастливых островов», не впадает в идеализацию прежнего быта островитян. Условия жизни на Маркизских островах, где мало удобной для обработки земли, где небольшие плодородные долины разобщены горными хребтами, непригодными для жилья, были всегда тяжелы, куда тяжелее, чем на других архипелагах Полинезии. Маркизцам приходилось вести трудную борьбу за существование; при этом и чисто территориальная разобщенность поселений сыграла свою роль: на островах то и дело вспыхивали межплеменные войны, сопровождаемые жестокостями, включая обычай каннибализма (почти на всех других островах Полинезии он отсутствовал).