Наследник Двух Миров - Сергей Карелин

Сергей Карелин, Юлия Буланова

Наследник Двух Миров

ГЛАВА 1

"Удачная покупка"

"Мэйн, столица Эрисара, королевства расположенного в северной части материка Леррейн, Город находится на пересечении торговых путей. Именно это превратило Мейн в один из самых богатых городов материка. Река Мээр, связывает город с Морем Ветров, что превращает город в стратегически важный порт".

На рынке было шумно. Как всегда, в этот полуденный, час он кипел от всякого люда, отчаянно торгующегося и покупающего всевозможные товары, в беспорядке наваленные на бесконечных лавках, за которыми стояли продавцы различных рас. Народ вокруг ругался на всех языках, имеющихся в нашем мире.

Кстати он называется Хэйнот. Название это произошло от имени бога, который считался создателем этого мира. Не знаю… но, честно говоря, мне не очень-то верилось в его существование.

В Мэйне, столице Эрисара, где я имел счастье жить, правил слабый и не блистающий умом король. В связи с этим, все те, кто должен был надзирать за порядком, считали своим долгом его нарушать. Хотя, что вы слушаете мое брюзжание? Это я так… сам себе душу изливаю.

— Свежие рабы! Только что с Коннерта! Наши победоносные солдаты привезли их с острова язычников, который очень скоро подчиниться доблестной армии великого Люция VII, короля Эрисара!" Мужчины и женщины! На любой вкус и кошелек! Свежие рабы!

Опять хозяин рынка решил устроить невольничий базар. Вообще-то это дело не поощрялось официальной властью, но приносило огромные деньги, поэтому все, начиная с короля, закрывали глаза на нарушение написанных несколько сотен лет назад законов.

Но, по правде сказать, никакой победоносной войны, армия Эрисара не вела. Если сорок тысяч закованных в железо латников не могли уже четвертый год справиться с парой десятков тысяч язычников разбросанных по лесистому Коннерту, какая же она тогда победоносная. Рабы? Так это жертвы тамошних пиратов, которым активно помогала наша доблестная армия.

Купив дюжину яиц, пучок лука, буханку черного хлеба и фунт сахара, я прибавил к своим покупкам хороший кусок копченого мяса и бутыль вина. Сложил все в плетеную корзину. Сегодня у меня был день зарплаты, и я решил устроить дома скромный пир.

Пробираясь через толпу к выходу, я вдруг снова наткнулся на то самое место где продавали рабов. И оттуда мне надо было уходить как можно быстрей. Я так и хотел поступить, но вдруг мои глаза встретились с глазами одной из рабынь.

Эта была высокая тоненькая, как тростинка девушка, красоту которой я оценил сразу. В Мэйне такие не встречались. Местные женщины смуглы и темноволосы, тогда как эта имела белоснежную кожу, длинные серебристые волосы. А ее глаза… странные, светло-голубые, похожие на осколки льда. Казалось, они выпивали из меня душу.

Я внезапно почувствовал, как быстрее застучало мое сердце. И что-то толкнуло меня в толпу покупателей, расположившихся перед длинным помостом, на котором находились рабы. Рабов охраняли пятеро дюжих молодцев вооруженных с ног до головы.

— Итак, — провозгласил продавец, — Прекрасная язычница из Коннерта!

Его слуги выпихнули вперед красавицу, которая вела себя, надо отдать ей должное, как настоящая королева. Она одарила прихлебателей работорговца презрительным взглядом, а потом, гордо подняв голову, посмотрела на окружавшую помост толпу. Казалось, что не ее продают, а она выбирает, кого из нас ей купить. По толпе пробежал шумок.

— Начальная цена десять золотых! — объявил торговец.

Ничего себе! Десять золотых, это немалые деньги… Я, в общем, человек не бедный, но и богатым меня назвать сложно. Правда, на черный день у меня было кое-что отложено, но я всегда старался не тратить этот неприкосновенный запас, без особой на то надобности. А сейчас меня, словно бы, что-то толкнуло вперед.

— Пятнадцать! — услышал я свой голос и почувствовал, как на меня смотрят десятки глаз.

— Двадцать! — раздалось хриплое карканье, и я увидел сгорбленного старика.

Я знал этого человека. Это был Мишер, ростовщик, про которого говорили, что он был баснословно богат, но сам жил очень скромно. Я пару раз занимал у него денег на небольшой срок, и успел понять, что он крайне неприятный человек. Сейчас он смотрел на меня как кот на мышь, в полной уверенности, что никто не сможет перебить его цену.

— Двадцать пять! — вынужден был разочаровать я его.

— Тридцать! — выпалил он ухмыляясь.

Девушка тем временем стояла, выражая всем видом полное безразличие к происходящему торгу. Складывалось такое ощущение будто бы, ей вообще нет никакого дела до нас простых смертных, устроивших всю эту мышиную возню. Голубоглазая красавица смотрела в небо и едва заметно улыбалась нежному ветерку, играющему с ее волосами. Ее словно и не было здесь — на грязном грубо сколоченном помосте посреди разношерстной толпы.

— Тридцать пять! — заявил я.

— Пятьдесят! — словно прочитав мои мысли, заявил ростовщик.

— Сто! — внезапно над площадью пронесся зычный голос.

Все как один повернулись к тому, кто произнес эти слова. Незнакомый мне рыцарь, в походных кожаных доспехах, с бледным надменным лицом. Рядом с ним переминался с ноги на ногу могучий конь, с богатой сбруей. Больше всего меня поразили глаза рыцаря. Они были словно неживыми, какими-то стеклянными, когда я на миг встретился с ними взглядом, мне стало страшно.

"Не отдавай меня ему! — вдруг возник у меня в голове тихий шепот. — Не отдавай… прошу".

Я удивленно уставился на девушку, и мне показалось, что она еле заметно кивнула.

"Вот же демоны!" — выругался я про себя.

Наваждение какое-то. И как это не отдавай? Где я столько денег возьму?

"Тебе все вернется вдвойне", — вновь прошелестел тонкий голосок.

Вернется? Как же! Да и зачем мне рабыня, пускай даже и такая красивая? Уж чем-чем, а женским вниманием я обделен не был никогда. Так что стоит ли тратить на нее все свои сбережения? Ответ был однозначен. Нет! Поэтому я решил развернуться и уйти с рыночной площади, а еще забыть о светловолосой невольнице. Это было самым разумным в данной ситуации.

Вот только оборачиваться, чтобы бросить на нее последний взгляд мне все же не нужно было. Она с такой мольбой смотрела на меня, что мое сердце дрогнуло. Но того факта, что рабыня мне и даром-то не нужна, не то, что за пару сотен золотых, это не отменяло. А потом ее глаза наполнились слезами, и я понял, что этот спор, разум проиграл сердцу:

— Двести!