Мститель - Виктор Потиевский

Потиевский Виктор Александрович

Мститель

В. Потиевский

МСТИТЕЛЬ

Бурый сидел у муравейника. Потом встал, зашел с другой стороны, снова сел. Аккуратно и тщательно он выбирал муравьиные яйца. Было тихо в лесу. Начинался восход, и яркий край сентябрьского солнца лениво выползал из-за дальней тайги, озаряя желтыми лучами стволы сосен и елей, белый ягельник на валунах, зеленые пушистые мхи возле корней дерева и стоящий рядом с елкой серый холмик муравьиного жилища.

Разворошив лапами муравейник, медведь совал туда морду и быстро извлекал языком личинки. Потом морду отдергивал, фыркал, сдувая с носа муравьев, которые так и норовили укусить его в мочку. Облизнувшись, он снова вторгался - теперь уже лапой - в слой личинок и тотчас отправлял их в пасть.

Время от времени Бурый встряхивал лапами, всеми четырьмя поочередно. Иногда слизывал муравьев с лапы своим темно-серым языком. Они не могли прокусить толстую кожу, но неприятно бегали по голым подушечкам пальцев и особенно между пальцами, раздражая этим медведя.

Бурый очень любил муравьиные яйца. Он выбирал их быстро, ловко, аккуратно, хотя и ел вместе с попадавшимися на язык муравьями. После этого лакомства во рту приятно холодило, и сам он испытывал состояние веселости и игривости, - оно наступало от муравьиной кислоты.

За этим приятным занятием Бурый забылся и, увлеченный муравейником, вовремя не заметил опасности...

Острая, жгучая боль внезапно стеганула его по правому боку. Было ощущение, будто множество мелких и острых колючек в один миг впилось в его бок... Бурый взревел, вскочил, мгновенно обернувшись в сторону опасности, и увидел обидчика. Это был человек, и в руках у него ружье еще дымилось от выстрела.

Охотник уже не первый год весной и осенью стрелял птицу, на зверя ему ходить не случалось. Тем более на медведя. Но уж очень соблазнительной показалась ему эта добыча. Зверь его не видел и не слышал, занятый своим муравьиным лакомством. И охотник решил, что легко застрелит его с такого близкого расстояния. Правда, в ружье были патроны на утку - с мелкой дробью. Однако охотник знал, что сначала дробь летит "пулей", не рассеиваясь, и с близкого расстояния как пуля и поражает. До медведя было метров двенадцать. Перезарядить, конечно, нельзя. Зверь услышит щелчок и наверняка убежит. Охотник на мгновение задумался, но колебался недолго. Азарт и жадность заслонили все...

Он поднял ружье, тщательно, не спеша, прицелился и дуплетом выстрелил. Дробь жгучей, болезненной волной хлестнула медведя, пробив шкуру и застряв в жире и в мышцах, чем привела миролюбивого зверя в злобное неистовство.

Рев Бурого был таким грозным и громким, что затрепетали ветви берез и осин, и даже иглы посыпались с ближней елки. Вопреки ожиданию охотника медведь не упал замертво после выстрела, а с громоподобным ревом кинулся на человека. Но только долю секунды тот оставался в замешательстве. И хотя зверь был стремителен, охотник оказался проворнее - он спасал свою жизнь.

Когда Бурый преодолел разделявшее их расстояние, - а сделал он это молниеносно, - человек уже влез, точнее, почти взлетел на толстую высокую елку. Он ободрал себе ладони рук, колени, даже лицо, но успел. Потом вдруг с ужасом подумал, что медведь тоже ведь может влезть, он прекрасно лазает по деревьям. Но зверь остался внизу.

Сначала он нашел брошенное человеком ружье и остервенело разгрыз приклад. Потом стал ходить вокруг дерева, мягко ступая широкими когтистыми лапами, и человек видел, как перекатывалась по могучим мускулам спины его темно-бурая шкура. Зверь ходил, потом садился, задирал голову вверх, угрожающе размахивал передними лапами, качал головой - то в стороны, то - вверх и вниз и ревел. Человек слышал в его реве и боль, и обиду, и ненависть, и угрозу. Мрачно и непримиримо звучал голос зверя. Когда он время от времени задирал голову, охотник хорошо видел его налитые кровью и злобой глаза, и ему было страшно. А если вдруг и вправду полезет?

Уже высоко взошло солнце, полдень наступал теплый и почти безветренный. Охотник сидел на толстом суку, обхватив руками ствол и глядя на медведя, который расположился внизу, у самых корней сосны. Зверь был очень крупным, пожалуй, килограммов на четыреста... Он то сидел, то ложился, не оставаясь долго в одной позе, и все время стонал. Иногда его стон переходил в тяжелый вздох, и зверь после этого на некоторое время затихал. В такие минуты человеку казалось, что медведь дремлет. Потом вдруг Бурый поднимался, начинал снова ходить вокруг дерева и реветь. И опять садился, продолжая извергать рев, и, как прежде, раскачивал головой и размахивал передними лапами. Ему было больно, раненый бок жгло, хотя и не так сильно, как это было сначала. Зверь уже немного привык к этой боли, она его не пугала, но и не стихала ни на миг, что еще больше злобило медведя, снова и снова вызывая в нем жгучее, нестерпимое желание мести.

Человеку повезло. Небольшой рюкзачок, который он всегда брал на охоту, так и висел у него за плечами и теперь оказался весьма кстати, ведь там была еда. Хотя всего-то четыре бутерброда и термос с чаем. Но в таком положении это было богатством. Охотник съел один бутерброд и выпил полчашки чая. Остальное снова уложил в рюкзак и привязал его к суку. Было ясно, что медведь отсюда скоро не уйдет.

Конечно, охотник понимал, что долго он не усидит на дереве, если не привяжет себя к нему, но это было не так просто. Толстый ствол дерева невозможно было охватить брючным ремнем. И тогда охотник ножом, что был у него на поясе, отрезал нижнюю часть штормовки, располосовал ее на ленты, скрутил их жгутами и связал. В итоге у него получилась длинная веревка, и он смог надежно привязать себя к стволу, опоясав шнуром. И еще привязался за верхний сук, пропустив веревку под мышками. Теперь можно было расслабиться и подремать, тем более что сидеть на суку было и неудобно, и тревожно.

Через несколько десятков метров отсюда, за оврагом, пролегала широкая утоптанная тропа, по которой обычно ходили люди. Но сегодня с самого утра ни одной живой души на тропе не было видно. Охотник расположился высоко и хорошо обозревал и овраг, и тропу и теперь полагался только на нее, на охотников с ружьями. Он уже не рассчитывал, что этот упорный медведь покинет его. Судя по всему, надеяться на это не приходилось.

Бурый сидел, опираясь о землю передними лапами, и негромко, глухо урчал. Могло показаться, что зверь иногда забывал о своем пленнике, погружаясь в дремоту. Но это было не так. Бурый каждый миг помнил о своей мести. Внезапно он встал, подошел к дереву, поднялся на дыбы, оперся передними лапами о ствол и, вскинув морду кверху, снова заревел.

Человек, судорожно сжимая в руке охотничий нож, с ужасом смотрел на эту ненавистную ему темно-бурую морду. Хотя, говоря откровенно, у Бурого было не меньше причин для ненависти...

К вечеру пошел дождь. Охотник пытался подвинуться под лапу ели, но это ему не удалось - он был привязан. Пробовал на время отвязаться, однако узлы намокли и не поддавались. Через полчаса дождь прекратился, но он уже вымок до нитки.

Зверь, как прежде, был внизу. Во время дождя он почти не намок выбрал наиболее укрытое место под елкой. Да еще и шумно отряхнулся, и, глядя на это, охотник, оставшийся в мокрой одежде, позавидовал ему.

Бурый иногда смотрел вверх, надеясь дождаться расплаты. С наступлением сумерек раненый бок стал болеть сильнее, и зверь временами стонал. Ему тоже хотелось есть и особенно пить, но жажда мести была сильнее. Пока шел дождь, Бурый ловил губами струйки, стекающие с дерева, потом лизал влажный мох и хотя жажду не утолил, но стало немного легче. Он поглядывал на своего врага, сидящего на елке над ним. Бурый, конечно, мог залезть на дерево, но опасался. Все-таки человек был сверху, и это создавало какую-то опасность, если лезть к нему. Привычней и проще расправиться с ним на земле. И Бурый ждал.

Ночью заметно похолодало, и охотник согревался движением. Он беспрестанно сгибал и разгибал руки и ноги, двигал ими до изнеможения, и только благодаря этому ему удалось не окоченеть. Когда поднялось солнце и нежданным теплом обласкало его, он сразу же заснул сладким сном вконец измученного человека.

Последний бутерброд он доел под вечер, допив одновременно и последний глоток чая.

Почти непрестанно охотник наблюдал за тропой, но людей все не было. Еще в конце первого дня он пытался звать на помощь, кричал: "Спасите", "Помогите" и просто "А-а-а", но только раскатистое эхо было ему ответом. Он смолк уже в полной темноте, прокричав более часа и почти сорвав голос. Понял, что кричать бесполезно, и с тех пор молча следил за тропой и зверем, пытаясь сберечь последние силы.

Снова наступила ночь. Он смотрел на яркие звезды, висящие над горизонтом, и сквозь озноб и стук зубов улавливал в своем мозгу какие-то путаные, неясные мысли, среди которых четко отпечаталась одна: лес, сама тайга защищается от него, от охотника, зубами и когтями, всей мощью этого медведя. Словно в полусне била в мозг навязчивая мысль, и его, уже обессиленного, снова охватывал ужас.