Илька из Закустовки (СИ) - Леденцовская Анна

Анна Леденцовская

Илька из Закустовки

Глава 1. О пользе своевременного принятия решений

— Илька! Илька, вот отец вернется — мигом тебя отыщет! Лучше сама выходи! Всыплю по первое число, паразитка ты этакая!

Громкие крики матери разносились далеко за пределы двора. Илька, сидя в зарослях ежлены, только морщилась на очередной вопль разозленной родительницы. Разумеется, никуда сейчас выходить она не собиралась, а к вечеру, глядишь, мать и поостынет. Работой, конечно, нагрузит, да и отец парой воспитательных подзатыльников наградит, но зато сейчас можно в тишине и покое хорошенько подумать.

В этих кустах, которые обильно росли по всей деревне, отгораживая дома друг от друга густыми колючими изгородями, на задворках их участка у Ильки уже давно было оборудовано что-то вроде собственного логова. Такое уютное место, куда вел скрытый проход, в который, если и найдут, не всякий протиснется. Крошечный пятачок свободной земли, засыпанной прошлогодними листьями под густой кроной полутораметровых кустиков, был застелен стареньким лоскутным одеялом. Под одним сильно вытянутым и не очень раскидистым кустом Илька пристроила заботливо прибранный к рукам старый ящик для инструментов, оттащенный в сарайку одним из старших братьев за ненадобностью.

Им не надо, а вот ей в самый раз. Ящичек-то влагонепроницаемый!

Туда девушка складывала, выбираясь из своего убежища, вещи, сейчас разложенные вокруг нее для удобства.

— Ильмартендилия! — Вопли матери раздались уже неподалеку, и Илька затаилась, боясь себя выдать.

Она покосилась недовольным взглядом на ведро, дно которого сиротливой кучкой украшали две горсти ежлены. Сказать, что увлеклась сбором ягод и ничего не слышала, будет совсем неправдоподобно, надо было хоть полведерка натрясти с этой колючей пакости.

— Ильмартендилия! Иди сюда немедленно, скверная девчонка! Исправь то, что натворила, позорище нашей семьи!

Илька скривилась.

Раньше звания позорища удостаивались только ее братцы Люк и Ален, неугомонные близнецы. А теперь вот она. Конечно, братики окончили академию и теперь уважаемые некроманты. А один даже женился на гномке из хорошей семьи, и мать его теперь чуть ли не боготворила! Грета была природницей, так что их небольшое поле за домом, не говоря уж об огороде, цвело и плодоносило на зависть всей округе. Девчонка осторожно всмотрелась в просвет между листьями и ветками. Мать стояла совсем рядом с ее убежищем. Еще хорошо, что у любимой матушки нет второй ипостаси, как и у всех женщин в их семье. Да и магии никакой нет, а то мало ли…

— Ильмартендилия!

— Да что же это такое! — Ильку передернуло, свое полное имя она просто ненавидела.

Как можно, придумав нормальные имена четырем старшим сыновьям и двум старшим дочерям, назвать самую младшую такой длинной и по-старушечьи старомодной жутью?! Наверное, рассудок помутился после родов. А может, тетушка, старая дева, приехавшая помогать, да и, откровенно говоря, просто от скуки, голову задурила.

Книги ей какие-то читала про благородных и богатых из разных государств. По ним Ильке имечко и выбрали. Была там в каком-то пропахшем нафталином и погрызенном зубокусиками томике Ильмартендилия. Состоятельная дама, руки которой добивался то ли принц какой, то ли король. И было это в какие-то замшелые времена, когда, как гласила расхожая фраза, драконы пешком ходили, а двуипостасные по норам жили.*

Эти две придумали имечко, а Илька страдай! Хорошо, сократить смогла до приемлемого, когда говорить научилась. А до этого как только не обзывали и свои, и чужие. Мартиля, Дилинька, Тендиля — и это еще нормальные. А в деревенской школе для обучения грамоте и счету, где всего-то один класс, как только подружки-соседки да пацанята-задиры не отрывались! Но там хоть старшие сестры, да и братья на выручку пришли. Кто-то из обидчиков волос не досчитался, а кто-то зубов, когда Илька в слезах домой прибежала и пожаловалась.

Все же в семье ее любили, самую младшую, и баловали, пока не подросла.

Потом к ним приходили отцы и матери тех дразнил, скандалили и грозились. Папуля Лисовский решил все махом. Наведался в школу сам. С топором. Грозно рыкнул, что дочурку зовут Ильмара, можно Илька для друзей, а кто обзывать будет, к тем он домой заглянет. Пусть родители с чадами разбираются, раз те по-хорошему не понимают.

Задирать Ильку в школе перестали, но злобинку некоторые затаили. Отыгрывались в детских играх, а порой выставляли ее виноватой в разных проказах.

«Так и знал, что ты тут торчишь!» — ворвался в детские, не самые приятные воспоминания ворчливый голос.

По секретному лазу в кусты пробрался Шуршогрем.

Этого зверька Илька еще девчонкой подобрала в лесу, маленького, черного, как уголек, и кашляющего густым, серым дымом. Она прятала его в сарае, а когда колючего черныша обнаружили Люк с Аленом и чуть не убили с криками, что это опасная нечисть с фронтира, закрыла питомца собой. Тут у Ильки и проснулась магия. Найденыш окрасился розоватым, перестал кашлять, зато в голове девочки стал отчетливо звучать ворчливый пацаний голос. Близнецы опешили от перемены окраски фронтирской твари, каким-то хитрым способом вызвали худого рыжего дяденьку в черном, называя его «профессор Рорх», и предъявили ему младшую сестру и ее колючего приятеля.

Дяденька оказался хорошим, веселым. Братьев за что-то похвалил, Ильку погладил по голове, выдал из кармана горсть конфет в разноцветных фантиках, зверюшке нацепил на загривок под иголки что-то вроде липучки-репейника.

— Думаю, когда ты, малышка, подрастешь, в академии найдется для тебя факультет, — пообещал он ей напоследок, перед тем как уйти порталом. — Только вот какой, сказать не могу, непонятно пока. А за зверем присматривай, непростой он…

Теперь Грема вымахал в здоровенную зверюгу, Ильке почти до середины бедра, и ворчал в ее голове мужским тенорком, иногда переходя на визг, когда был сильно чем-то возмущен.

Сейчас эта игольчатая кочка пыхтела, как гномий тарантас на бракованных кристаллах, и, посверкивая глазками, перла напролом прямо к тряпичному свертку на ящике. В свертке лежал утащенный утром с кухни кусок медового пирога.

— Эй! Мне еще тут до вечера сидеть, а тебя мать точно покормила! — рассердилась Илька негромким шепотом, пытаясь следить за удаляющейся к дому женщиной и одновременно защищать от прожорливого питомца свой обед.

«Да разве ж это можно назвать кормежкой? — Недовольный мужской голос у нее в голове фыркнул. — Салатик какой-то да чуток хлеба вчерашнего».

Маленькие глазки на морде животного попытались выдавить скупую слезинку, а морда напряглась, пытаясь втянуть щеки и придать себе вид голодающего.

Но Илька прекрасно знала, как выглядит «салатик»: тазик хрустящих корнеплодов, заправленных простоквашей. А вчерашнего хлеба оставалось аж полтора каравая, поскольку отец с двумя самыми старшими братьями из леса вчера еще не вернулись. Дядька Мохшук их видел и передал, чтобы ждали на следующий день к вечеру.

«Да и зачем тебе тут сидеть? — Грема, сделав вид, что оставил попытки добраться до лакомого кусочка, сел на упитанный зад, постукивая колючим хвостом. — Ничего ты особо и не сделала. Вполне неплохо получилось, Грете бы понравилось. Может, у тебя природная магия?»

— Да не приведи создатель! Это же всю жизнь потом тут на грядках просижу! — Илька едва сдерживала возмущение. — В городе-то природники не очень и нужны, наверное, а значит, придется после учебы вернуться домой. Лучше бы не природная.

«А какая? — с любопытством спросил Шуршогрем, стараясь незаметно подвинуться поближе к ящику со свертком, вкусно пахнущим медом. — Бытовая? Ведь ты меня покрасила! В розовый!»

Всякий раз, обсуждая магию, он вспоминал этот вопиющий факт и злился.

«Не могла приличный цвет выбрать! Ужасно!»

— Да не выбирала я, — как всегда, начала оправдываться Илька. — Оно само так вышло, я маленькая была. И это не розовый, а малиновый. Тебе идет, между прочим.