Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь

Мастер Чэнь

Амалия и Генералиссимус

АМАЛИЯ ДЕ СОЗА, ПОЛИЦЕЙСКАЯ СОБАКА

«Что делать, если у вашего слуги малярия?» — этот заголовок на первой полосе «Малай мейл» поверг меня в задумчивость. А ведь и правда — что делать? Отправить за хинином… Стоп, не получается. Кого отправить, если у него малярия? Придется ехать самой. По этому незнакомому городу с его странными изгибающимися улицами, с домами и домиками под громадными деревьями, обросшими бородами лиан… Ах, какой непонятный и тихий город…

Но «Малай мейл» не давала времени на размышления. Она вместе с заголовком ползла ко мне через стол, подталкивала ее пухлая мужская рука с тускло поблескивающим обручальным кольцом. Продвигаясь по поверхности стола, газета иногда издавала глухой звук — в ней, сложенной пополам, было что-то тяжелое и металлическое.

Обольстительно улыбаясь, я протянула руку и прикоснулась кончиками пальцев к ползучей посылке.

— Браунинг, или что-то в этом роде? — небрежно заметила я.

Инспектор Робинс сверкнул на меня темными глазами и повернулся к третьему за нашим столиком.

— Юный Джереми, вы видели когда-нибудь даму, которая определяла бы марку оружия сквозь газету, как бы рентгеновским лучом? И ведь все точно — браунинг. В этой комнате (он обвел взглядом столики, людей разного цвета кожи, барную стойку, широкую лестницу, ведущую наверх) — вполне пригодное оружие. А вот если вам потребуется стрелять на улице вслед убегающему злоумышленнику — ему можно не беспокоиться.

Я не собиралась стрелять на улице вслед убегающему злоумышленнику. Я вообще никогда в жизни не держала в руке револьвера (или это — пистолет?). Знала, что есть кольты, и они тяжелые. Смиты и вессоны — для ковбоев. А маузеры — это вообще уже из серии артиллерии. Что там еще? Так или иначе, дамам полагаются браунинги, они легко входят в сумочку. Сказала это название наугад. И вот вам результат.

Джереми с потным и красным лицом ничего не отвечал. Он вообще был не очень разговорчив, находясь в шоке от того, что с ним произошло в жизни. Прибыл неделю назад служить в такое место, где нечеловечески жарко, на свободе гуляют если не тигры, то уж точно дикие обезьяны… Джереми поэтому и не пытался спорить со своим новым начальником, господином Робинсом. С которым, кстати, вообще не следовало спорить — им лучше восхищаться, как итальянским тенором (черные усики тонкой полоской над губой, выразительные брови, весьма плотная фигура и сияющее благожелательностью лицо).

— Вам повезло на знакомство, Джереми, — продолжал Робинсон. — Повезло, собственно, нам обоим. В этом городе трудно найти леди, чье платье было бы сделано из такого хорошего шелка и такой легкой и умной рукой. Не скажу вам, сколько оно стоит, но — хороший полицейский должен уметь определять это на глаз. Японский шелк, госпожа де Соза? А эти кофейно-кремовые тона к вашим темным волосам — просто чудо. Очаровательная шляпка, вдобавок, но еще более очаровательно лицо. Такой изящной линии носа вы, Джереми, раньше наверняка не встречали. И какие пальцы! Но при этом вы сидите за одним столиком с леди, овеянной весьма специфической славой. Прошлое ее дело, о котором тут ходят нездоровые слухи, завершилось с итоговым счетом в шесть покойников.

— Семь, господин Робинс, — поправила его я, — но вы же не утверждаете, что это я их застрелила? Помнится, все было наоборот — хотели избавиться от меня…

— И жестоко поплатились, — согласился инспектор. — А вот сейчас мои засекреченные коллеги из Сингапура заинтересовались вашим приездом. Хотя — удивительное дело — якобы не знают, зачем вы здесь. Так, вот еще небольшая коробочка патронов. Учтите, что я лично буду составлять протоколы по результатам применения этой штуки, так что вы бы поосторожнее там. Кстати, если будете в кружевных перчатках, то дактилоскопия окажется бессильной. А главное — это так изящно.

Коллеги из Сингапура? Как абсолютно частное лицо, я вообще всю жизнь обходилась без коллег. Прошлое мое дело было первым делом и, как я думала всего неделю назад, последним. Вдобавок, исходя из своего прежнего опыта и полученных инструкций, я собиралась как можно меньше общаться с упомянутыми джентльменами из Сингапура. Инспектор Робинс при первом же знакомстве мне показался гораздо более подходящим для общения человеком. С ним я чувствовала себя более защищенной, чем с браунингом в кармане.

Защищенной? А почему вообще мне пришло в голову это слово? Нужно всего лишь найти в этом городе человека, который решил спрятаться непонятно от кого. Это опасно или нет? Я перевела взгляд на тяжелый предмет в газете и подумала, что не знала, на что соглашалась. Потому что просто так люди не прячутся. И то, от чего вдруг скрылся человек из новой китайской столицы, Нанкина — оно может и мне тоже не понравиться.

Я начала аккуратно, не разворачивая газету, вытряхивать из нее пистолет себе в сумочку.

— А еще, Джереми, — сказала я (раз уж у нас сегодня день воспитания молодежи), — если вы хотите здесь сделать славную полицейскую карьеру, то вам надо знать следующее. В Лондоне человек с моим цветом кожи считался бы, допустим, экзотической дочерью Средиземноморья. Я была бы там украшением многих вечеров. Здесь, в этой колонии, я отношусь к двум процентам населения, именуемым «евразийцами». Небольшая примесь малайской и сиамской крови к моей основной, португальской — и вот уже интересный эффект… Если бы, например, господин Робинс возжелал жениться на мне (тут я ослепительно улыбнулась ему), то его карьера приняла бы сложный оборот. И когда он отправился бы домой в отпуск, то плыл бы на лайнере первым классом, за счет короны, а его жена и дети в этом случае могли бы рассчитывать только на второй класс.

— Мы с женой плыли вторым, — сказал Джереми.

Ага, у него есть голос, сдавленный, гнусавый, с каким-то йоркширским акцентом. Хорошо, что не лондонским кокни.

— Жениться на вас? Я всего лишь обычный городской полицейский, даже не из особого отделения, госпожа де Соза, и не мечтаю о таких высотах… Видите ли, Джереми, — подхватил Робинс, мстительно улыбаясь своему воспитаннику, — леди, сидящая здесь вот так запросто, может между двумя коктейлями купить этот отель, даже не торгуясь. В придачу — всю эту улицу, с магазинами ковров, ювелирами и их золотом, рынком, типографией. И от этого ее состояние ничуть не пострадает. Вот так все сложно в здешнем мире, дружок. Она богаче практически всех китайцев, чьи дворцы украшают Ампанг. Вы ведь из, тех редких счастливцев, которые спаслись от несчастья, госпожа де Соза? Как вам это удалось?

— Помог астролог моего друга, — честно ответила я. — Он вдруг начал пророчить, что любое богатство под угрозой. И наговорил множество вещей насчет того, что деньги сейчас лучше вкладывать туда, где есть элемент воздуха, и нельзя туда, где элемент земли. Ну, и так далее. Тут я задумалась и начала присматриваться к происходящему: что-то уже давно все было слишком хорошо, цены шли вверх и вверх, люди перестали считать деньги… И я начала телеграфировать в Нью-Йорк, чтобы продали все мои ценные бумаги, переводя капиталы в наличность, а дальше — начать с чистого листа. Тут и пришла черная пятница. И оказалось, что я потеряла совсем немного. А вот то, что не все банки, где есть мои счета, разорились — это уже просто удача. Хотя несчастье еще не окончено. В любом случае, я приехала в ваш город, чтобы вложить деньги в нечто, соответствующее тому самому элементу воздуха. Будут спрашивать коллеги из Сингапура и особенно здешние — так и говорите, хорошо? И вы, Джереми, тоже, если не возражаете…

— Да с удовольствием, это же так интересно, когда одна рука не знает, что делает другая. Таков уж секретный мир, этим он и хорош.

— А купить отель?.. Надо пойти спросить у того китайца за стойкой, какой это элемент. Он даже не слишком удивится. Нормальный вопрос.

Купить «Колизеум»? Я начала осматриваться. Отель был… пожалуй, шоколадным. Темным и очень хорошим деревом отделан его фасад — прекрасная отделка, с плавными линиями парижского ар-деко. То же дерево внутри, там, где бар, диваны и стулья, перила лестницы, ограждение галереи над баром. Гладкое, отполированное, с любовью вырезанное дерево. А когда у входа загораются большие электрические шары, разгоняя тьму, то это дерево блестит гордо и маслянисто. В общем, нечто неожиданное для такой скромной улицы.

Но это маленький, совсем маленький отель. Сонным полднем, когда он не сияет изнутри теплым золотым светом, за стеклом не мелькают фигуры людей, не звучит музыка из пахнущей сладким табачным дымом обеденной залы, вы можете, не заметив его, просто проскочить мимо по тротуару. Потому что когда-то этот отель был китайским домом, типичным домом в два этажа. Точнее, двумя совершенно самостоятельными домами, стоявшими бок о бок. Невысокий первый этаж, над ними второй в форме двух небольших греческих фронтонов на два окна каждый. Поэтому сегодня у отеля два отдельных входа. Левый — когда входишь в бар, где мы сейчас сидим. Бар одновременно служит и стойкой портье, со шкафом для ключей все из того же роскошного шоколадного дерева. И отдельно — правый вход, прямо с улицы в обеденную залу с небольшой эстрадой для оркестра. Между этими двумя почти одинаковыми по площади залами пробит от пола до потолка широкий квадрат, обрамленный тяжелыми золотыми портьерами. Получается что-то очень странное: два зала рядом — не разберешь сразу, какое отношение они имеют друг к другу, два это заведения или одно. Ну а в глубину китайские дома бывают довольно большими, на втором этаже, коридор с комнатами уходит вглубь ярдов на тридцать — сорок.