Психотерапия и мировоззрение (статья) - Карл Юнг

Психотерапия и мировоззрение

Психотерапия выросла на почве сугубо практических вспомогательных методов, в силу чего долгое время испытывала трудности при осмыслении собственных идейных оснований. Подобно тому, как психология поначалу руководствовалась физикалистскими, а затем физиологическими понятиями и лишь после долгих колебаний подошла к сложным феноменам, т. е. к собственному полю деятельности, так и психотерапия сначала была вспомогательным методом и лишь постепенно освободилась от круга медицинско-терапевтических представлений. Она осознала, что имеет мало общего с физиологическими предпосылками, что ее интересуют в первую очередь процессы психические. Иными словами, она была принуждена обратиться к психологическим вопросам, а они быстро взорвали узкие рамки уже сложившейся экспериментальной психологии с ее элементарными определениями. Требования психотерапии вовлекли в поле зрения еще столь молодой науки сложнейшие психические состояния. Чтобы справиться с новыми проблемами, представителям этой науки зачастую недоставало необходимого понятийного арсенала. Неудивительно, что в этой психологии, возникшей, так сказать, под принуждением опыта терапии, заявило о себе ошеломляющее многообразие идей, теорий и точек зрения. Сторонний наблюдатель не мог избавиться от впечатления вавилонского многоязычия. Эта путаница была неизбежной, пока не прояснилось, что психику нельзя лечить не рассматривая ее в целом, не дойдя до ее последних и глубочайших оснований так же, как нельзя лечить больное тело без учета целостности его функций, не говоря уж о том, что надо принимать во внимание всего больного человека (как подчеркивает это сегодня и современная медицина в лице отдельных своих представителей).

Чем "психичнее" состояние, тем оно сложнее, тем в большей мере соотносится оно с целым. Конечно, элементарные психические состояния теснейшим образом переплетаются с физиологическими телесными процессами. Нет ни малейших сомнений в том, что физиологический фактор представляет собой по меньшей мере один полюс космоса психики. Но если влечения и аффекты, как и вся невротическая симптоматология, проистекающая из психического расстройства, очевидным образом покоятся на физиологическом основании, то и само это расстройство способно ввергнуть в беспорядок физиологическую упорядоченность. Если это расстройство заключается в вытеснении, то этот фактор, а именно вытеснение, принадлежит к "высшему" психическому порядку. Как показывает опыт, это уже не элементарная физиологическая причина, но, как правило, в высшей степени сложное образование. Например, им может быть рациональное, этическое, эстетическое, религиозное или иное как-то связанное с традицией представление, для которого наука не находит физиологического базиса. Эта сфера доминант высокой сложности образует другой полюс, психики. У него есть своя энергия, которая в иных случаях многократно превосходит энергию физиологически обусловленной психики.

Уже первые вторжения находившейся в процессе становления психотерапии в собственно психологическую область привели ее в столкновение с глубинной проблемой противоположности. Структура психики настолько контрадикторна и контрапунктна, что нет ни одного психологического всеобщего утверждения или определения, коему тут же не нашлось бы противоположного.

Для противоречащих друг другу во всем теорий и особенно для совершенно нереализуемых мировоззренческих предрассудков проблема противоположностей стала самой идеальной ареной для их борьбы. Психотерапия своим развитием разворошила настоящее осиное гнездо. Достаточно привести в качестве примера простейший случай так называемого вытеснения влечений. Стоит убрать вытеснение, и влечение высвобождается. Освободившись, оно должно было бы себя проявить, показать на деле.

Но ситуация в таком случае делается болезненной, иногда даже слишком. Влечение должно модифицироваться, как принято говорить, "сублимироваться". Как это должно происходить без нового вытеснения, этого, по правде говоря, никто не знает. Уже словечко "должно" указывает на бессилие терапевтов, а одновременно и на границы их разумения. Будь человек animal rationale, разумным животным, то эти призывы к разуму были бы уместны. Но только человек по природе своей не Таков — по меньшей мере ровно настолько же он и неразумен. Поэтому-то разумом часто и не удается обойтись при такой модификации влечения, чтобы оно повиновалось разумному порядку. Выявляющиеся тут моральные, этические, философские и религиозные конфликты нельзя просто измыслить: практика перекрывает самую смелую фантазию. Всякий добросовестный и любящий истину психотерапевт мог бы многое рассказать об этом (разумеется, тайком). Тут выходит на поверхность вся проблематика нашего времени, философские и религиозные вопросы наших дней, и если терапевт и пациент заранее не спасовали перед трудностями, то их пронизывает до костей. Оба вынуждены вступить в мировоззренческий спор и с самим собой и с партнером. Готовые ответы и решения имеются, но они в принципе и не желательны и не удовлетворительны. Ни одного гордиева узла нельзя разрубить окончательно, у них есть одно пренеприятное свойство — они всегда сами снова завязываются.

Мировоззренческий спор — это задача, которую неизбежно выдвигает сама психотерапия, даже если не каждому пациенту дано дойти до последних оснований. Нужно определить масштаб, с помощью которого следует измерять, нужны этические критерии, определяющие наши действия. Поэтому пациент ждет от нас ответственности за наши суждения и решения. Не все пациенты удовлетворяются тем, что мы избегаем решений, осуждая их на инфантильную неполноценность, не говоря уже о том, что подобными терапевтическими ошибками подрубается тот сук, на котором "сидит" сам терапевт. Иными словами, психотерапевтическое искусство требует умения выявить и занять четкую позицию, достойную веры, умения обнаружить окончательные убеждения, доказывающие свою прочность тем, что помогают снять невротическую расщепленность у самого терапевта или не дать ей возникнуть. Наличие невроза опровергает терапевта. Ведь ни одного пациента не поведешь дальше того места, которое сам занимаешь. Наличие комплексов, однако, не означает невроза — комплексы суть обычные психические центры, их болезненность не есть болезнетворное расстройство. Страдание — это не болезнь, а нормальная противоположность счастья. Комплексы болезнетворны лишь в том случае, если их наличие отрицается.

Будучи сложнейшим образованием, мировоззрение представляет собой полюс, противоположный полюсу связанной с физиологией психики. Как высшая психическая доминанта мировоззрение оказывает решающее воздействие на судьбу психики. Мировоззрение руководит жизнью терапевта PI образует сам дух его терапии. Даже при строжайшей объективности мировоззрение является в первую очередь субъективным образованием. Оно будет многократно разбиваться, сталкиваясь с истиной пациента, — и вновь и вновь обновляться. Ибо убеждение с легкостью перерождается в самоуверенность, а тем самым в безжизненное окостенение. Твердое убеждение доказывает себя мягкостью и податливостью; подобно всякой высшей истине, оно произрастает из оставленных заблуждений.

Не стану скрывать своего мнения: мы, психотерапевты, действительно должны быть философами или философствующими врачами. Более того, мы фактически являемся ими, иной раз" сами того не сознавая, — уж очень велика пропасть между нашим занятием и гой философией, которой обучают в университетах. Можно назвать это religio in statu nascendi (* Религий в состоянии зарождения, возникновения (лат.).), поскольку 6 великом многообразии изначальной жизненности еще нет тех меток, которые позволяют провести четкую грань между религией и философией. У нас нет досуга для систематической классификации или абстракций — в этом вечное неудобство психотерапевтической ситуации, воздействующей на мир аффектов психическими расстройствами. Поэтому мы не в состоянии предложить философскому или теологическому факультету чистую экспозицию вырванных из жизни тезисов.

Наши пациенты страдают в оковах невроза, они являются пленниками бессознательного. Когда мы пытаемся проникнуть в эту сферу действия бессознательных сил, то вынуждены защищаться от того же их влияния, коему подлежат наши пациенты. Подобно врачам, имеющим дело с эпидемиями, мы подвергаемся опасности и должны быть предельно осторожными с грозящими сознанию силами, идет ли речь о нашем собственном существовании или вызволении больных из объятий бессознательного. Мудрое самоограничение еще не учебник по философии, а молитва, произнесенная в случае опасности, не трактат по теологии- Но и тот и другой питаются из источника религиозно-философской установки, соответствующей динамике самой жизни.