Звёздный город Сандары - Вольфганг Хольбайн

Вольфганг Хольбайн

ЗВЕЗДНЫЙ ГОРОД САНДАРЫ

Глава 1

УТОМИТЕЛЬНАЯ БЕСЕДА С “ЛЕГКИМИ ВЗБАДРИВАНИЯМИ”

– Имя?

Вопрос обрушился на Шерил, прогремел огромным металлическим колоколом в ее мозгу. Если бы голос даже такой оглушительной силы достиг её слуха акустическим путем – это не было бы так невыносимо. Надо сказать, что мужчина за пультом говорил не очень громко и не резко. Но ему и не требовалось кричать. Электроды на голове Шерил немилосердно прогоняли каждое его слово через ее мозг с силой, которая разбивала все прочие мысли и чувства, не оставляя возможности уйти от его вопросов или хотя бы мысленно найти убежище в каком-нибудь уголке души.

Странно, до сих пор Шерил думала, что ад – это нечто, существующее в пространстве, реально или метафизической природы; по что ад может состоять из шорохов, слов, вопросов, ожидания, она никак не предполагала. До недавнего времени.

– Имя, я сказал! – голос снова неумолимо прогремел в её сознании, и с такой интенсивностью, что заставил Шерил вздрагивать при каждом отдельном слове, каждом слоге даже теперь, после долгих, бесконечных часов допроса. Или прошли уже целые дни?

– Ш... Шерил,

– Полное имя!

Шерил скривила пересохшие, шершавые губы в подобие презрительной ухмылки. Губы были единственным местом па ее теле, которым она могла свободно шевелить. Она лежала на спине на своего рода носилках, которые к началу допроса были поставлены в горизонтальное положение. Ее стройное и, казалось, совсем разбитое тело и конечности удерживались металлическими зажимами, которые были настолько узки, что даже малейшее подрагивание мышц тут же заполняло миллиметровый зазор, имевшийся в ее распоряжении. Металлический шлем с электродами накрепко приковал её голову к носилкам, в подобную же броню с такими же электродами был отдельно закован каждый палец. Она была способна только говорить, а именно это от нее и требовалось.

Ее настойчивым желанием было хотя бы на минуту закрыть глаза и погрузиться, пусть на короткое мгновение, в тусклую и спокойную черноту, укрыться от режущего света, который как пламя горел во всем ее существе. Но даже эта “роскошь” не была ей дозволена. Специальные зажимы на веках не позволяли ей закрыть глаза, а чтобы защитить зрачки от высыхания, тот же прибор выдавал время от времени одну каплю жидкости. Шерил знала, что только от человека за пультом зависит, сохраниться за нею эта привилегия или нет. Без этой жидкости она очень скоро бы ослепла. И он знал, что она понимает это и осознает его власть над ней. А может, – внезапная мысль обожгла ее – она уже давно слепа, только не чувствует этого!

Вначале, в первые часы допроса, она отчетливо и ясно могла видеть помещение и человека напротив себя. Сейчас, спустя вечность, ее единственным оптическим восприятием было режущее глаза море света, которое питалось тремя ярко горящими “солнцами” и раздражало сетчатку. Но видела ли она это на самом деле, или то была последняя оптическая картинка, запечатлевшаяся на сетчатке, которая будет стоять перед её глазами до конца жизни? Даже если это так, она слишком хорошо запомнила это помещение и никогда не забудет его. Три ярких “солнца” были не чем иным, как лампами, которые стояли рядом с пультом и были направлены на нее – простые излучатели света, собственно, даже не мощные, превратившиеся в источник невыносимой боли. Само помещение было таким же мрачным и унылым, как все камеры допросов в этой части Галактики. Белые пластметаллическис стены, и в центре помещения эти ужасные носилки, к которым она была прикована. В нескольких метрах от них находился пульт, с которого можно было управлять всеми функциями. Между пультом и стеной оставалось свободное место для массивного, удобно сконструированного кресла, которое автоматически приспосабливалось к форме тела и в котором, конечно же,было удобно сидеть. Она отлично помнила человека, восседавшего па этом “тропе”, каждую черту его лица, каждое движение, каждый из его скупых жестов, его мимику, выражавшую недовольство или удовлетворение ее ответами. И она научилась ненавидеть все это. Кроме нее, он был здесь единственным человеком.

Оба грубых боевика, которые, избивая и пиная, притащили ее из камеры и прикрепили к носилкам, исчезли и больше не появлялись. С тех пор они были одни. Он и она – и для нее это был ад. Ему было, по всей видимости, шестьдесят. Он был склонен к полноте, к той полноте, что приходит с годами и которую мужчинам безоговорочно прощают. Казалось, она придаст ему больше достоинства – не очень-то подходящее слово в этом случае для такой свиньи и садиста, как он. Резкие складки на его лице свидетельствовали о властолюбии и пробивной силе. Сами по себе эти черты были не так уж плохи, но в сочетании с холодностью и бесстрастностью они представляли собой опасное соединение, которое свидетельствовало о злобе, человеконенавистничестве, жестокости. Больше всего она желала никогда бы этого не знать. Но ее теперешнее положение (и она это отчетливо осознавала) не оставляло места для выбора.

Его имя было Вош. Сарториус Вош. Она услышала его от одного из охранников. И это было все, что она знала о своем мучителе, в то время как он вскоре будет знать о ней все, а может быть, уже знает,

Вош был одет в штатское. Это затрудняло определение его функции и положения. Он не был военным, в этом Шерил была почти уверена. Но его рассудок работал с армейской четкостью, аналитической остротой и ясностью. И он был не про стой подручный или палач.

Он знал гораздо больше о делах, из-за которых она оказалась в этой опасной ситуации и о которых сама Шерил не имела никакого понятия. Да, она знала: речь шла о деньгах, власти, огромных количествах бирапия и космическом заговоре – это было ясно, но не больше. Она не знала, где находилась и почему се сюда доставили. Нет, это было не совсем так. Вопрос “почему?” ей был давно ясен: здесь думали и боялись, что она больше знает о заговоре. И здесь хотели удостовериться, как много она знает. К сожалению, ответ был прост: почти ничего. Но такой ответ никого не мог удовлетворить, да ей и не верили. И больше всех Сарториус Вош.

– В чем дело? – его голос заставил ее вздрогнуть вновь, как от удара плеткой. – Я жду.

Даже если Шерил будет не в состоянии видеть его, она может точно представить, как он сидит там, за пультом, в своем кресле: внешне полностью раскован, одна рука небрежно лежит на бедре, другая на пульте, рядом с переключателями, с помощью которых он может в тысячу раз. увеличить мучения Шерил. Она напряглась, вспоминая последний вопрос. О чем он ее спросил? О ее аресте? О событиях на Луне Хадриана? О ее попутчиках? Сконцентрироваться становилось для Шерил все труднее и труднее. Всё чаще мысли бесцельно плавали у нее в голове, шатаясь, блуждали в воспоминаниях и рассеивались, как тонкие нити тумана. Её истощение, боль, голод и жажда, а главное – парализующая безнадежность, все больше брали верх над способностью мыслить. Она подошла к состоянию “на грани”, чего и добивался Вош, и в этом состоянии он держал ее уже несколько часов.

– Послушайте, – ей потребовалось невероятное усилие, чтобы заставить язык, который лежал во рту высохшей, расползшейся губкой, произносить полупонятные слова, К этому хриплому голосу, который был мало похож па её прежний, она постепенно привыкла. Ее рот был сух, как старый, хрупкий пергамент. Прошел не один день с тех нор, как ей в последний раз давали пить. Она знала, что у Воша па пульте стоит большой графин с водой и поднос со множеством других напитков. Она испытывала искушение умолять его дать ей попить, И даже если это будут не десять литров чистой, прозрачной, холодной воды, которые могли бы утолить ее страшную жажду, то хотя бы несколько капель жидкости – только немного смазать голосовые связки, чтобы каждое произнесенное слово не доставляло таких невыносимых мучений.

– Почему, почему вы не избавите пас от этого, если не меня, то хотя бы себя? Я ничего не могу больше сказать вам. Я... я даже не помню, о чем вы меня в последний раз спросили.

– Я спрашивал ваше полное имя. Верно, теперь она вспомнила это,

– Все это я говорила вам уже десятки раз. И если вы и дальше будете меня мучить, то все равно не узнаете больше, чем уже знаете.

Шсрил несколько раз глубоко вздохнула, чтобы собраться с силами и продолжать, но вдруг испугалась, что пауза длится слишком долго. Всем своим существом она ждала повой лавины невыносимой боли, которая наступала, когда он поворачивал определенную ручку на пульте. “Легкое взбадривание” – так он цинично назвал это однажды во время допроса. Но тут он сдержался, что очень удивило Шерил. Был ли это знак, что он постепенно стал верить ей?

– Как долго вы еще будете продолжать эту бесполезную игру? – спросила Шерил.