Маскарад миров - Дмитрий Раскин

Дмитрий Раскин

Маскарад миров

Роман

Памяти Рэя Брэдбери

Пролог

Человечеству осталось примерно пятьсот лет. Фундаментальные открытия и технологические прорывы конца прошлого двадцать первого века, казалось бы, сделали нас независимыми от истощения природных ресурсов, навсегда подпорченной экологии, от собственной нашей глупости, наконец… Не так давно нам удалось сбить метеорит, намеревавшийся стать для нас тем же, чем стал для динозавров его предшественник шестидесятипятимиллионнолетней давности. Мы избавили космос от греха тавтологии и отменили конец света на Земле… Термин сверхцивилизация перестал быть только публицистическим и вошел уже и в научный оборот. Человечество, пусть со всеми оговорками, начинало верить в собственное всесилие. Да и оговорки были не от нашего самоощущения, больше от философии…

Эти неожиданные для нас, не прогнозируемые ранее пятьсот лет.

И начнется невиданная, спровоцированная космосом сейсмическая свистопляска, и от сверхцивилизации по ее итогам останутся груды мусора, да руины, которые, быть может, даже не будут величественными или же романтичными…

Планету Омега-игрек поначалу подозревали в наличии жизни, но оказалось, что нет. Несмотря на атмосферу весьма близкую к земной, несмотря на ее океаны, моря, несчетные реки и озера. Даже странно как-то.

Финансирование исследований этого далекого, пятьсот лет лёта, небесного тела было немилосердно урезано.

Все изменилось полвека назад с открытием «игольного ушка» (кротовая нора, в общем-то). Это вход в туннель (здесь и далее придется изъясняться метафорами), связывающий разные, непересекающиеся в постижимом для нас пространстве плоскости времени, точнее, разные пространственно-временные структуры. В отличие от черных дыр «ушко» пропускает свет, звуковые волны и, как выяснилось, физические тела. Первые из обнаруженных «игольных» пропускали не атом даже, электрон. Но вскоре найдено было такое, сквозь которое при соблюдении целого ряда сложнейших, но просчитываемых условий мог пройти небольшой корабль. И до игольного этого ушка на ракете нового поколения было всего лишь десять лет. А там, по ту сторону, в антимире(?) до Омеги-игрек не более года. (Недавно открытые «буферные» частицы исключали реакцию между веществом и антивеществом с последующим коллапсом.)

1 августа 2165 года автоматическая станция благополучно преодолела «ушко». Мышки (шестое поколение потомков тех двух белых лабораторных, стартовавших с мыса Канаверал) остались живы и неплохо себя чувствовали.

Планета в диаметре больше земли в два раза. На ней вдвое больше континентов. Строение ее ядра и недр исключало сколько-нибудь опасные землетрясения и вулканическую активность. На поверхности не было сильных ветров, не говоря уже о торнадо и ураганах. Климат мягче земного: нет такой жары на экваторе и такого холода на полюсах. Атмосфера несколько отличается от нашей, но, как оказалось, земные организмы были к ней приспособлены даже лучше, чем к земной. Да и не только атмосфера – вода, и бактерии и несуществующие на земле химические элементы были как-то уж слишком, можно даже сказать, неестественно благотворны для земной органики. Неужели нам в самом деле будет лучше в антимире? Сейчас уже не вспомнить, кто первым произнес это слово: рай.

Мышки в своей клетке прожили на Омеге-игрек два земных срока.

В оставшееся ему время человечество должно переселиться. Попытаться. Успеть.

Начать с чистого листа, если точнее, продолжить себя под новым небом, раскрыться свету нового солнца, что будет гореть на миллиард лет дольше солнца земного.

Надо использовать этот шанс – человечество должно сделать это своим ШАНСОМ, пусть даже той ценой, которую оно сегодня еще не готово платить.

Казенное «Омега-игрек» заменено на «Земля 2». Но и двойка эта вскоре отпала, осталась лишь в каталогах. Человечество стало готовиться к перелету, к переселению на Землю. На Землю, которая с большой долей вероятности могла оказаться раем.

Небольшой корабль – человек десять, не более. Но это будут десять самых-самых. Они взяли билет в один конец. Их терпение не иссякнет за десять лет перелета. Их мужества достанет на прорыв, скачок сквозь «ушко», в антимир. Их сил, таланта, гения хватит, чтобы за оставшиеся им тридцать-сорок лет жизни там, на новой нашей Земле воссоздать Землю прежнюю. Эти их тридцать-сорок лет продлятся как раз те пятьсот лет земных, которые понадобятся нам, чтобы на гигантских своих кораблях, для которых бесполезно любое «ушко» человечество долетело…

Воссоздать Землю? Всё сущее и все, что было когда-то сущим, отсканировано, записано на файлы (это опять же язык метафор и аналогий) и специальные автоматы на той Земле восстановят все, но уже из ее камней, из материалов и сплавов, что могут быть созданы лишь там, в антимире.

Восстановлено будет в самом деле все: и жучок, что застрял когда-то между блоками пирамиды Фуку и невидимая вообще-то ложбинка в плите у входа в собор святого Петра, протертая бессчетными стонами входящих… каждая запятая и каждая опечатка в миллиардах книг, что были изданы за всю историю человечества, шелест их страниц, их запах… Из структур ДНК восстанут звери и птицы, из семян прорастут ели и тисы, буки, дубы и сосны… Этих десятерых хватит, должно хватить на то, чтобы им и их потомкам в ожидании человечества оставаться человечеством. Оставаться (стать!) человечеством, если человечество все же не полетит, не сможет, не успеет…

Часть первая. Миры

Глава 1. Победитель

Чего уж никак не ожидал Лёня Гурвич, так это включения в основной состав. Он и не претендовал, собственно. Его участие в проекте до недавнего времени обозначалось расплывчатым: «внештатный консультант». Лёня вел колонку в одной русскоязычной газетенке, зарабатывал свои копейки. Из номера в номер иронизировал над подготовкой к перелету и к грядущему переселению. Не столько даже над самой подготовкой, прежде всего, над сопутствующим пафосом. Досталось от Лёни и обычным гражданам. Причем, к одним он был беспощаден за их экзальтацию по поводу, а к другим за непробиваемое равнодушие, за непоколебимую их уверенность в том, что они, если что, посмотрят свой собственный апокалипсис по телевизору, этак в кресле с попкорном. Свою колонку он вел под псевдонимом «Дежурный по апокалипсису». Эти его публицистические усилия почему-то заинтересовали всемогущего Билла Коульза – основателя и руководителя проекта. Он пригласил Леню «посмотреть», а вскоре и «как бы поучаствовать». Лёня Гурвич смотрел, участвовал и продолжал иронизировать в своей колонке.

Мало-помалу Лёня втянулся. Сошелся, можно сказать, сдружился с некоторыми кандидатами на членство в той самой десятке. У него там даже случился роман – непритязательный, может, но чистый, более-менее честный, то есть без опустошенности и мути после…

Его увлекла идея. Земля со всем своим прошлым и будущим перемещается, и не только в пространстве – во времени… Человечество пытается уйти от самого себя и берет с собой свои соборы и надгробия, холсты и тексты, свои деревья и травы. Свои иллюзии и надежды, свой страх смерти и тлена. Это что, милосердие Божие? Заблуждение нашего, в который раз уже, о себе возомнившего духа? Может быть, ему предстоит узнать, разобраться здесь.

И само крушение Смысла и Цели (если вдруг все же будет крушение), даже будучи непосильным для нас, раздавившим нас приоткроет, наверное, что-то такое в Бытии, что-то такое в Ничто… Хотя, как говорится, не факт.

Дежурный по апокалипсису по прежнему радовал своего читателя уморительными зарисовками повседневной жизни проекта.

Лёне Гурвичу так ни разу и не удалось получить хоть какую-нибудь литературную премию или же просто грант. И вот он выигрывает конкурс, где-то примерно десять тысяч человек на место. Выигрывает, даже не участвуя в нем. Он оценил комизм. Все остальное – страшно. Страх смягчается трудно-пред-ста-ви-мостью. Миллиарды и миллиарды километров космоса, пятьсот земных лет по ту сторону. До сих пор самой большой мерой времени для него была ипотечная ссуда.

Если он покинет Землю (говоря стилем) – все его проблемы разрешат-ся раз и навсегда. Разрешатся все проблемы его близких. Боря, придет время, будет учиться в Гарварде, а так пришлось бы брать кредит, дабы не слишком-то способное чадо поступило в провинциальный колледж. Вика? Ему не очень нравилось, конечно, что счастливо разрешатся и все проблемы жены, но когда покидаешь Землю, видимо, надо быть выше…

Многие из его сверстников (и там, в России и здесь в Штатах), начинавшие писать в то же примерно время, что и он – чего-то добились. Они были динамичнее, гибче. Он же претендовал на главное (вечное? недостижимое?), но у него не получалось. И не потому вовсе, что получиться не могло заведомо, по определению… Он чувствовал уже, что и не получится никогда. Ему не по мерке «вечное». Но все, что кроме, было неинтересно, казалось плоским. Сверстники не претендовали на вечность, но им было хорошо в настоящем. А Лёня к сорока годам не опубликовал почти что ничего из своих стихов, эссе и романов.