Черный Чарли - Гордон Диксон

Гордон Диксон

Черный Чарли

* * *

Вы спрашиваете, что такое искусство? Наверное, вы решили, что у меня есть готовый ответ, раз я до седых волос занимался покупкой произведений искусства для музеев и галерей. Но все не так просто.

Что же такое искусство? Сорок лет я рассматривал, ощупывал, боготворил предметы, созданные нашими предками в надежде передать вдохновение, которое владело ими в миг творения.

Тем не менее, у меня нет точного и ясного ответа на ваш вопрос. Дилетант отзовется не задумываясь: искусство — красота. Но искусство не обязательно красиво. Иногда оно уродливо. Иногда грубо. А иногда произведение искусства остается незавершенным. Теперь, оказываясь в ситуациях, когда надо принимать решения, я полагаюсь, на интуицию. Вы понимаете, что я имею в виду. Например, в ваши руки попадет нечто: статуэтка или кусок камня, разрисованный и раскрашенный древним человеком. Вы осматриваете камень. Ничего особенного — просто грубое, примитивное изображение невиданного зверя, даже школьник в наши дни нарисует лучше. Но это поначалу.

Вы долго держите камень в руках, ваше воображение пробивается сквозь толщу времени прямо к нему — мастеру, сидящему на корточках у стены своей пещеры, — и тут совершенно неожиданно, вместо грубого камня перед вашими глазами картинка — мир, каким видел его тот невероятно далекий человек, когда создавал эту вещь. И вот уже перед вами не просто камень, а великолепное воплощение замысла художника. Именно это ощущение и есть искусство. Неважно, в какие одежды оно наряжено, оно — волшебство, которое разрушает все преграды между художником и зрителем. Для него не существует ни расстояний, ни культурных различий. Позвольте, я расскажу вам одну историю...

Несколько лет назад, путешествуя по недавно открытым мирам в качестве закупщика для одного из известнейших художественных салонов, я получил от человека по имени Кэри Лонган космограмму с просьбой посетить планету под названием Мир Элман и оценить несколько статуэток, которые он хотел продать.

Я редко получал подобные приглашения. И еще реже соглашался на них, передавая их фирме, которую в данный момент представлял. Но планета, о которой шла речь, входила в ту же систему, где я находился, и я ответил согласием. Закончив дела, я сел на межпланетный корабль и через пару дней прибыл на Мир Элман.

Планета оказалась открытой совсем недавно и почти не исследованной. Порт, в котором мы сели, был одним из двух, способным принимать корабли из глубокого космоса, хотя расположенный неподалеку город размером больше напоминал деревню. Мистер Лонган не встретил меня в порту, и я отправился на такси прямо в гостиницу, где предусмотрительно заказал номер.

Ближе к вечеру в дверь позвонили. Я открыл, впустив высокого смуглого человека с копной темных нестриженных волос и зелено-карими глазами, в которых застыла тревога.

— Мистер Лонган? — спросил я.

— Мистер Джонс? — осведомился он в ответ и, переложив некрашеную деревянную коробку в левую руку, протянул мне правую. Я закрыл за ним дверь и предложил сесть.

Коробку он водрузил на кофейный столик, стоявший между нашими креслами. Я обратил внимание, что одет он в грубого покроя рубашку и бриджи из желтовато-серой синтетики; такой наряд, очевидно, было принято носить в лесу. Вид его совсем не вязался с обстановкой гостиничного номера, он это сознавал и от того явно чувствовал себя не в своей тарелке. Довольно-таки странный тип с точки зрения торговли произведениями искусства.

— Честно говоря, — сказал я, — никак не возьму в толк вашу космограмму. Фирма, которую я представляю...

— Это у меня с собой, — он положил руку на коробку.

Я удивленно посмотрел на нее. Коробка была в длину не более полуметра и в высоту сантиметров двадцать.

— Там? — Я взглянул на него, начав подозревать неладное. Наверное, мне следовало быть более осторожным. Но вы же знаете это ощущение — ожидание сюрприза, когда перед вами вдруг засверкает надежда первому открыть никому неизвестное произведение искусства.

— Расскажите мне, мистер Лонган, — попросил я, — откуда эти статуэтки?

Он посмотрел на меня немного с вызовом.

— Их сделал мой друг.

— Друг? — переспросил я. Должен признаться, история начинала меня злить. В таких ситуациях невольно чувствуешь себя идиотом.

— А позвольте спросить, этот ваш друг уже продавал что-нибудь из своих работ?

— Нет... — Лонган замялся. Было очевидно, что ему не по себе, но и меня не радовали мысли о потерянном времени.

— Понятно, — я встал. — Вы заставили меня свернуть с намеченного маршрута и проделать дорогостоящее путешествие, чтобы показать работу какого-то любителя. До свидания, мистер Лонган. И, пожалуйста, не забудьте свою коробку.

— Вы никогда ничего подобного не видели! — он смотрел на меня с отчаянием.

— Не сомневаюсь, — отрезал я.

— Посмотрите. Я покажу... — дрожащими руками он попытался открыть замок. — Раз уж вы проделали этот путь, почему хотя бы не взглянуть?

Поскольку избавиться от него без помощи управляющего отелем было затруднительно, я угрюмо сел.

— Как зовут вашего друга?

Пальцы Лонгана замерли на замке.

— Черный Чарли, — ответил он, глядя в сторону.

Я вытаращил глаза.

— Извините, как? Блэк? Чарльз Блэк?

Лонган метнул в меня острый взгляд и покачал головой.

— Просто Черный Чарли. Это звучит именно так. Черный Чарли, — сказал он неожиданно спокойно и продолжил свою возню с замком.

Внутренне усмехнувшись, я смотрел, как он сдвигает в сторону неуклюжий, ручной работы засов. Он уже собрался поднять крышку, затем вдруг передумал. Повернув коробку, он подвинул ее ко мне.

Дерево было твердым и шероховатым на ощупь. Я поднял крышку. В пяти маленьких отделениях лежали куски серого мелкозернистого песчаника разной, но абсолютно непонятной формы.

Я внимательно рассмотрел их, затем перевел взгляд на Лонгана, чтобы убедиться, не розыгрыш ли это. Но его глаза были необычайно серьезными. Я вынул камни и выстроил их в линию на столе. Я рассматривал их по очереди, стараясь разобраться в том, что это такое. Но в них ничего не было, совсем ничего. Один отдаленно напоминал правильную пирамиду, другой был слегка похож на скорчившуюся фигуру зверя, в остальных с трудом угадывалось сходство с пресс-папье, и все же было видно, что над ними работали. На каждом имелись следы резца, и они были отполированы, насколько это вообще возможно в работе с таким зернистым камнем.

Я посмотрел на Лонгана. В его глазах застыло напряженное ожидание. Но мне было совершенно ясно, что здесь нет ничего, кроме верности другу, который, вне всякого сомнения, также не имел ни малейшего представления об искусстве. Я постарался говорить как можно мягче.