Мамона и Амур - О. Генри

<О'Генри>

МАМОНА И АМУР

Старый Энтони Рокуол, удалившийся от дел собственник большого мыловаренного завода «Эврика», выглянул из окна библиотеки своего особняка на Пятой Авеню и ухмыльнулся. Его сосед справа — посетитель аристократических клубов Дж. Ван Сафолк-Джоунз — вышел из дома, направляясь к своему автомобилю, морща по своему обычаю ноздрю, подобно скульптуре в стиле итальянского ренессанса, образец которой находился у самого его дворца.

— Старая статуя бездельника! — заметил бывший мыльный король. — Однако он скоро попадет на тот свет, если не побережется. Будущей весной я выкрашу свой дом в красный, синий и белый цвета и посмотрю: не заставит ли это задрать его свой голландский нос еще выше, чем теперь.

А затем Энтони Рокуол, никогда не доверявший звонкам, подошел к двери библиотеки и тем самым голосом, который некогда срывал куски неба над прериями Кэнсэса, закричал:

— Майк!

— Скажи моему сыну, — сказал Энтони отозвавшемуся лакею, — чтобы он зашел сюда, прежде чем уйдет из дома.

Когда молодой Рокуол вошел в библиотеку, старик отложил в сторону свою газету, взглянул на него с нежной суровостью на своем крупном, гладком, красном лице, взъерошил клок седых волос одной рукой и загремел ключами в своем кармане — другой.

— Ричард, — спросил Энтони Рокуол, — сколько ты платишь за мыло, которым ты моешься?

Ричард, находящийся дома только в течение шести месяцев после окончания колледжа, слегка вздрогнул. Он еще не привык к своему повелителю, который был полон всякого рода неожиданностями, как девушка на своем первом балу.

— Я думаю, папа, что шесть долларов за дюжину.

— А за свои костюмы?

— Я полагаю, что около шестидесяти долларов, как правило.

— Ты джентльмен, — решительно сказал Энтони. — Я слышал о некоторых молодых отпрысках, тратящих двадцать четыре доллара на дюжину мыла и свыше сотни долларов на одежду. Ты мог бы тратить столько же, сколько и они, но ты, однако, держишь себя в рамках приличия и умеренности. Я лично употребляю мыло «Эврика» — не только из-за сентиментальности, но просто потому, что это самое чистое мыло изо всех сортов, имеющихся на рынке. Если ты платишь за кусок мыла больше десяти центов, то ты покупаешь скверную парфюмерию и красивые этикетки. Но пятьдесят центов — это вполне прилично для молодого человека твоего происхождения, положения и состояния. Как я уже сказал — ты джентльмен. Говорят, что требуется три поколения, чтобы создать джентльмена. Это не совсем так. Деньги делают все это скользким, как мыльный жир. Они сделали такового и из тебя. Чорт возьми! Они почти сделали джентльмена и из меня. Я почти в такой же степени невежлив, неприятен и имею дурные манеры, как и эти два старых голландских джентльмена, живущих по обе стороны от меня и лишившихся ночного покоя только потому, что я купил этот участок между ними.

— Есть некоторые вещи, которых за деньги не достанешь, — заметил довольно мрачным тоном молодой Рокуол.

— Ну, не говори так, — ответил потрясенный старый Энтони. — Я всегда готов держать пари на стороне денег. Я просматривал энциклопедию в поисках чего-нибудь, чего нельзя было бы купить за деньги: на следующей неделе я ожидаю получить к ней добавление. До сих пор я ничего не нашел. Я сторонник денег. Назови мне что-нибудь, что за них нельзя было бы купить.

— Например, — ответил Ричард, слегка помедлив, — с их помощью нельзя проникнуть, как равному, в избранные круги общества.

— Ого! Нельзя? — загремел сторонник корня зла. — Скажи мне: где были бы твои избранные круги общества, если бы первый Астор не имел бы денег заплатить за свой переезд через океан?

Ричард вздохнул.

— И это то, к чему я теперь перехожу, — продолжал уже менее шумно старик. — Вот почему я и просил прийти тебя сюда. С тобой происходит что-то неладное, мой мальчик. Я замечаю это уже в течение двух недель. Отгони это прочь. Я думаю, что в течение двадцати четырех часов я смог бы наложить свою руку на одиннадцать миллионов, не считая недвижимой собственности. Если у тебя неладно с печенью, так там в бухте тебя ожидает моя яхта «Рэмблер», под парами и с запасом угля, могущая в два дня достичь Багамских островов.

— Недурное предложение, папа, ты лишь немного ошибся.

— А как ее зовут? — проницательно спросил Энтони.

Ричард начал ходить взад и вперед по библиотеке. Его старый отец внушал ему значительную долю симпатии и товарищества, вызвавшую у Ричарда чувство доверия к нему.

— Почему ты не сделаешь ей предложения? — потребовал старый Энтони. — Она прямо прыгнет на тебя. У тебя есть деньги, привлекательная наружность и ты порядочный малый. Твои руки незапятнаны. Они не испачканы в мыле «Эврика». Ты был в колледже, но этого она не оценит.

— У меня не было удобного случая, — ответил Ричард.

— Создай его, — сказал Энтони. — Пригласи ее прогуляться в парк пешком или верхом или проводи ее из церкви домой. Удобный случай! Тьфу!

— Ты не знаешь условий ее жизни, папа. Она как будто бы плывет в потоке, швыряющем ее туда и сюда. Каждый час и даже минута ее жизни расписаны на несколько дней вперед. Я должен иметь эту девушку, папа, иначе этот город станет для меня навсегда мрачным болотом. И я не могу ей написать — я не могу этого сделать.

— Ну, — сказал старик. — Ты хочешь мне сказать, что, несмотря на все мои деньги, ты не можешь добиться того, чтобы эта девушка провела бы с тобой час или два наедине?

— Я начал действовать в этом направлении слишком поздно. Послезавтра в полдень, она предполагает отправиться в Европу, где она намерена остаться год или два. Я должен повидаться с ней наедине в течение нескольких минут завтра вечером. Сейчас она находится в Ларчмонте у своей тетки. Туда я отправиться не могу. Но мне разрешено встретить ее завтра вечером с экипажем на большом центральном вокзале: она приедет с поездом в 8.30. Мы галопом помчимся по Броудуэю в театр Уолэка, где ее будут ждать мать и остальная компания. Ты думаешь, что она будет слушать мои объяснения в любви в течение тех шести или восьми минут, имеющихся в моем распоряжении при подобных обстоятельствах? Нет! А на какой удобный случай мог бы я рассчитывать в театре или после него? Нет, папа, это такой клубок, который твои деньги не могут распутать. Мы не можем купить ни одной минуты времени за наличные; если бы это было