Пляж тети Паши - Майя Луговская

Елена БЫКОВА

ПЛЯЖ ТЕТИ ПАШИ

Душно в городе ночью. Звенят цикады. Затухают окна. Лишь откуда-то донесётся песня, смех или пройдёт по улице шальная компания.

Душно в гостинице, окна и балконные двери нараспашку. С моря ни ветра, ни свежести. Каспий источает тепло своим чёрно-лаковым телом, как огромное животное. Дышит.

И всё же на пляже у самого моря легче. Можно окунуться и полежать на волне, покачаться на ней, пока она не плеснёт в тебя нефтью. После этого вылезешь из воды и будешь оттираться в песке. А песок чистый, мелкий, бархатный.

Эту радость получаешь за небольшую плату благодаря тёте Паше. Она, снизойдя к просьбе некоторых «избранных», нарушает установленные правила, пропускает в узенькую калитку:

— Давай, давай проходи. Не закупайся!

Тетя Паша — ночной сторож пляжа. Её как будто прокоптило, высушило, выжгло солнце. На коричневом морщинистом лице, как угли, горят два чёрных глаза, зорких и быстрых. Кажется, ничего от них не ускользнёт. Гибкая, ладная, идёт вёрткой цыганской походкой и наклоняется легко, закапывая в песок оставшиеся от посетителей пляжа бумажки, окурки, объедки. Чего убирать, так проще. Закопает, притопнет ногой — и дальше. Платок на голове повязан лихо, тоже по-цыгански. Повернётся, глянет жгуче, И вся-то она такая жгучая, прожжённая.

Станислава у неё на особом положении.

— Море сегодня неспокойное, смотри, далеко не плыви.

А Станислава любит заплывать далеко и долго не возвращаться на берег. В воде она освобождается от дум. Словно не было ни прошлого, ни будущего, полная свобода, будто ты ничто и всё же часть стихии.

— Я себе сказала — подожду ещё, не вернёшься, заявлю в гостиницу и вещи отдам. Себе нипочём не оставлю. Мне не надо, —- говорит она Станиславе, когда та, насладившись морем, обновлённая и успокоенная садится рядом с ней.

— Уж признайся, кольца-то наверняка не золотые? Раз часов золотых у тебя нет — значит, и кольца не настоящие.

Станислава любит коротать время здесь, на пляже, рядом с тётей Пашей. В душном номере гостиницы не спится и думы не оставляют.

Она приехала в этот город сразу же после похорон мужа. О своей беде тёте Паше она не рассказывала. «В командировке, и всё». Счастье, что её послали сюда. Помогли переменить обстановку.

— Ты всё работаешь да работаешь, а кому это нужно. Завела бы кого-нибудь. Пришла бы покупаться вместе. Здесь на пляже никто вас не увидит. А то всё одна да одна… Чай, не старуха.

Бабка права. Общение с людьми Станислава ограничивает только работой. Ей не хочется никому рассказывать о себе, вызывать сочувствие. Зачем? Люди требуют внимания, а бабка нет. Всё это время Станислава думает о своём, только о своём. Но ей приятно, что рядом сидит эта старуха — не так одиноко и особенно ночью.

— Пустое это море, пресное, не то что у нас в Керчи. И вино здесь пустое, не нравится. А водка такая же, — добавляет тётя Паша со знанием дела.

Станислава любит её разговор, прерываемый длинными паузами, её вопросы, на которые не обязательно отвечать.

— Сегодня приезжие, вроде из Москвы, разлеглись загорать, позорницы, всё с себя поскидали, людей волнуют, меня слушать не хотят. Пришлось милиционера вызывать. Он им добром говорит, так, мол, и так, не положено, а они раскричались. Он плюнул и ушёл. Кассирша сказала, не продам им больше билетов. Фотограф жену в больницу кладёт, резать будут — рак. И с чего он только берётся? Муж-то у тебя есть?

— Есть, — отвечает Станислава.

Тетя Паша смотрит недоверчиво.

— У Клавки живот растёт, а Кривого прогнала, спуталась с мясником. Мясо каждый день носит, варим. Я ей говорю, дура, с животом никому ты не нужна, мяснику и подавно, раз у него жена и дети. А Кривой свободный. Клавка мне: «Не потерплю. С животом брал, не скрывала, а теперь попрекать». Пустая голова! А девке ведь рожать скоро…

Клавка слабость тёти Паши. Она приютила её, и вот уже второй месяц держит без прописки у себя на пляже, в сторожке. Милиция не вмешивается. Да и кому какое дело. Тётя Паша пожалела беременную. Клавка приехала откуда-то с Севера, с какой-то стройки. Тётя Паша и сама не знает откуда. Приехала сюда на юг, погреться и родить.

— Ну я что? Гулящая девка, само собой, — полуодобрительно, полуосуждающе говорит тётя Паша. — Куда ей деваться, кому она нужна с животом-то? Дура, и я говорю. Теперь связалась с мясником. Держалась бы уже Кривого. Сторож на колхозном рынке голодным не останется. А без мяса мы обойдёмся. Теперь фрукт пошёл, ещё полезнее.

Станислава несколько раз видела Клавку на пляже, тётя Паша показала её. Некрасивая, крупная, с плоским лицом и руками в наколках, она не вызвала у Станиславы симпатии, скорее брезгливость, такую же, как и все её похождения. Но история чужой жизни, далёкой и непонятной, отвлекала от собственных дум. «Оказывается, и такое бывает…» А в рассказах тёти Паши появлялись всё новые подробности, Клавкину судьбу старуха близко принимала к сердцу.

— А когда родится ребёнок, как же вы будете жить в вашей сторожке? Может быть, лучше отдать его в воспитательный дом?

— Нипочём не отдадим! У меня на пляже места и десятерым хватит. Сами воспитаем. Так и будем жить. Воздух у нас здесь какой! Ты же часами сидишь, не надышишься. Солнце, море… А что ещё человеку надо?

Как-то на почте Станислава встретила Клавку. Живот её вырос, и как-то вся она отяжелела, отекли ноги. Сама не понимая почему, она приветливо поздоровалась с ней и даже спросила о здоровье. А Клавка расплылась в улыбку.

— Теперь уж скоро. Вот-вот. — И стала показывать растерявшейся Станиславе свои покупки — ленты двух цветов, розовые и голубые…

— Для него я ничего не пожалею, всё у него будет, — доверительно говорила она, продолжая показывать шитьё и распашонки.

Её простодушная улыбка победила Станиславу. Странно похорошевшее отёкшее лицо сияло счастьем.

С непонятным чувством уходила Станислава с почты. Она шла по раскалённым улицам будто расплавленная от жары и думала о себе: теперь её счастье — только работа. Но может ли оно сравниться с тем, которым полна эта женщина?..

Этой же ночью на пляже от тёти Паши она узнала, что Клавку забрали в родильный дом.

— Теперь будем ждать, — говорила тётя Паша, — лишь бы всё хорошо обошлось. А ты что такая грустная? Может, муж тебя бросил? От меня-то чего скрываешь?

Довериться бабке, пожаловаться на судьбу? Нет! Моё горе — это моё горе. У них радость… Нельзя её омрачать.

В следующий раз как только Станислава показалась у калитки, тётя Паша объявила, что у Клавки родился мальчик.

— Три с половиной килограмма. Я всех на пляже обошла. Денег собрала порядком. Милиционер трёшку дал и кассирша тоже, и шмоток принесла.

Станислава внесла свою лепту, и бабка приняла как должное её щедрость.

— Ребёнку много нужно, только давай. На рынок сходила, Клавке всего набрала. Мясник мне мяса отвалил. Но по всему вижу, Клавку он отошьёт. Да и на что она ему, у него свои дети.

Странно, но теперь даже и на работе Станислава нет-нет да и вспомнит про Клавку и спешит по вечерам на пляж…

— Сегодня Кривой в родильный приходил, фрукту принёс, записку передал. Ребёнка на себя зарегистрировать хочет. Клавка, дура, фрукту не взяла и записку порвала. Видала, что девка выделывает? Всё вроде у неё хорошо, выпишут скоро. Ты смотри, как море разбушевалось…

Сегодня море идёт косыми буграми, шваркает о берег, ходуном ходит. А воздух всё так же горяч, застыл как стекло, и в чёрном небе мелкие, далёкие звёзды.

— К новой луне, — говорит бабка.

Целую неделю Станислава не была на пляже. В районе, куда она поехала по работе для решения неотложных дел, нет-нет да и вспоминала про бабку: «Что там у них?»

— А я вся извелась, — встретила её бабка. — Думаю, уехала насовсем, не простилась. Такое ведь бывает. У нас всё хорошо. Парень растёт, здоровый такой, пойдём покажу.

В сторожке, на деревянных козлах устроено подобие кроватки. «Вифлеем», — подумала Станислава. Бабка деловито разворачивает ребёнка, хлопает по попке, и он начинает плакать. В белой пелёнке шевелится маленькое существо, желтоватое и сморщенное.

— Зачем же его будить? — говорит Станислава, понимая, что тётя Паша делает это только для неё.

— Ничего, ничего, сейчас успокоится.

Бабка суёт ему что-то вроде соски, и ребёнок начинает чавкать. Она запелёенывает его и гордо заявляет:

— Ну, что я тебе говорила. Он мою титьку лучше материной берёт. Я печенья в марлю ему нажую, а он и рад стараться. Видала?

Станислава смотрит на ребёнка, на сияющую тётю Пашу.

— Почему он такой жёлтенький? — спрашивает она.

— Желтушка, — отвечает тётя Паша. — Это пройдёт. Я из него такого парня выращу. Он у меня здесь как на курорте. Пляж-то ведь весь его.

«Нет, — думает Станислава. — Всё это не для меня».

Подходит срок командировки. Перед отъездом она идёт на пляж с прощальным подаркам для бабки. Нелегко было выбрать отрез на платье по её заказу. У тёти Паши оказалось слишком много претензий. И чтобы не только для зимы, но и не для лета, поскромнее, но не совсем старушечье. В полоску не надо и в горошек тоже. Станислава надеялась, что угодила её вкусу.