Царь горы. Непридуманные РАССКАЗЫ для детей и взрослых - Анатолий Зарецкий

Царь горы

Непридуманные РАССКАЗЫ для детей и взрослых

Анатолий Зарецкий

© Анатолий Зарецкий, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Две бездны с двух сторон небытия зияют» – так поэт Омар Хайям обозначил границы уникального явления, называемого человеческой жизнью. Из первой бездны я вырвался в начале декабря сорок четвертого года…

Но что же помню о том своем «бытие» вблизи границы жизни?.. Ничего. Лишь рассказ родителей, что родился в лагере военнопленных немцев, расположенном в поселке Харьковского тракторного завода… Так уж случилось, что с детских лет упорно стремился в небо, но чаще «падал вниз стремительным домкратом» с ощущением края бездны, из которой нет возврата.

Свою исповедь осмелился изложить лишь под занавес, да еще под псевдонимом (девичья фамилия мамы). Почему?..

– Я думал, знаю тебя, как самого себя. Оказывается, совсем не знаю, – сказал мне давний армейский друг и поэт Саша Дудеев, когда прочел рукопись моего первого романа «Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу».

И вот их уже четыре, да еще два цикла рассказов, не считая с десяток детских…

Так кто же «живет» в них под псевдонимом Анатолий Зарецкий – реальный Я или все же собирательный образ?

Скажу только, «вычислить» это не смогли даже специалисты из РКК «Энергия» имени С. П. Королева, которой отдал 20 лет. Лишь отметили, что «автор либо сам работал в организации, либо близко знаком с людьми».

Еще как знаком! И не только с людьми, но и с делом, которое очень любил, но вынужденно оставил.

Подружки детства моего

Как-то раз, теплым летним утром, вышел на лестничную площадку и от удивления застыл на месте – на широком низеньком подоконнике сидела девочка. Прямо перед ней в ворохе тряпья с важным видом восседала огромная кукла, а девочка кормила ее воображаемой едой из маленького блюдечка…

Но суть и детали увиденного осознал позже, а пока поразила необычность события – откуда в нашем лагере дети!.. Ведь все шесть лет маленькой жизни был единственным ребенком в зоне, где содержали немецких военнопленных (не считать же, в самом деле, младшего брата, который и говорить-то не умел). Здесь, в этом замкнутом мирке за колючей проволокой, я родился и жил, не видя никого, кроме взрослых. А тут сразу два ребенка, да еще таких, как я (поначалу и кукла показалась живой – она была с нас ростом, и, я слышал, как девочка ей что-то говорила).

– Ты откуда взялась?! – громко спросил кормящую девочку.

– Что ты кричишь? Разбудишь маленькую, – сделала замечание «мама», – Я здесь живу. Вон там, – показала она на дверь, которая до сих пор всегда была заперта на ключ. Теперь же она приоткрыта, и оттуда доносились голоса.

– Это кто здесь воюет? – вышла из двери женщина, – Ах, похоже, наш новый сосед… Тебя как зовут, мальчик? – спросила она, поглаживая меня по головке.

– Толик! – сердито ответил ей, обидевшись, что незнакомая тетя назвала меня «новым соседом», в домике, где живу уже с самой зимы, – Я не воюю, а только спросил.

– Девочку зовут Любочка, а ее куклу – Дуся, – представила обеих настоящая мама.

– Так она не настоящая? – показал я на куклу. Женщина рассмеялась:

– Конечно, не настоящая. Это кукла, – пояснила она, – С ней можно играть. Любочка тебя научит. Играйте, а я пойду. Только не ссорьтесь. Лучше дружите. Любочка будет тебе подружкой, а ты ей другом.

– Хорошо, – пообещал ей, пытаясь понять смысл впервые услышанных слов «подружка», «друг».

– Давай играть, – предложила девочка, когда ее мама скрылась за дверью, – Ты будешь папой, а я мамой. А Дуся будет нашей дочкой. Хочешь ее покормить? – протянула она игрушечную ложечку.

– Не хочу, – ответил ей, искренне сочувствуя Дусе, которая оказалась куклой, – Эта игра мне не нравится.

– Почему? – удивилась Любочка, – Очень даже хорошая игра… Дочки-матери. Я всегда в нее играю… А ты, какие игры знаешь?

Я никаких игр не знал, кроме той, в куклы, в которую однажды играл с большими девочками, и которая тогда очень не понравилась, а потому лишь неопределенно пожал плечами. И тут увидел, что снизу по лестнице к нам поднимается мой приятель – переводчик гер Бехтлов.

– Гутен таг, хер Бехтлов! – радостно поприветствовал его.

– Гутен таг, Толик, – ответил тот, – А это что за девочка? – улыбнувшись, спросил он, кивнув в сторону новоявленной подружки.

– Это Любочка… Унд ди цвайтэ Дуся… Сиг ист нихт эхт, – представил ему обеих, отметив, что Дуся не настоящая. Немец рассмеялся:

– Ихь фэрштиэ… Мёхьтэн зи мит мир гин? – спросил он.

– Натюрлихь, – обрадованно протянул ему руку и вдруг увидел несчастные глаза подружки. Похоже, из всего разговора та поняла, что мы куда-то уходим, а она снова остается одна со своей куклой, – Любочка унд Дуся мит унс гин, кёнтэ? – попросил гера Бехтлова.

– Найн. Мэдхэн хабэн нихьтс цу тун ди цунэ, – обрушил он мои надежды. Я искренне не понимал, почему девочкам нельзя с нами в зону, где живут мои друзья немцы, но твердо знал – если гер Бехтлов сказал «найн», значит, действительно нельзя. Это не обсуждается.

В зоне я прожил почти все эти годы. Лишь недавно мы переселились в наш маленький двухэтажный домик. Он тоже был за колючей проволокой, но уже не считался зоной с особым режимом. Правда, все это узнал гораздо позже, когда не стало на нашей улице никаких зон. А пока волновало лишь одно – как же смогу познакомить мою первую подружку с давними друзьями, без ежедневного общения с которыми уже не представлял своего существования. Только в зоне всегда по-настоящему весело, особенно по вечерам, когда солдаты играют на губных гармошках, поют песни, шутят и громко смеются. Смеялся вместе с ними и я, часто не до конца понимая смысл грубоватых солдатских шуток и смешных тирольских песен с удивительными переливами.

Даже после переселения, в зоне я проводил все свободное время. А оно, в мои шесть лет, было таким почти полностью. Разумеется, если не считать ночной сон, а также время на завтраки и ужины (обедал я в основном с друзьями в их солдатской столовой).

– Дядя Вова, а почему девочкам нельзя ходить в зону? – спросил давнего друга нашей семьи старшину Макарова.

– Каким это девочкам? Где ты в нашем мужском заповеднике увидел девочек? – удивился тот.

– В нашем новом домике поселились сразу две: Любочка и кукла Дуся, совсем как живая.

– Ну, если совсем как живая, тогда оно, конечно, да, – рассмеялся дядя Вова. Он был веселым и смешливым, почти как немцы, – А кто сказал нельзя?

– Гер Бехтлов сказал «найн», – ответил ему.

– Ну, раз гер Бехтлов сказал «найн», значит «найн», – подтвердил дядя Вова то, что знал и без него.

– Но почему-у-у? – захныкал я, чего никогда не позволял себе с гером Бехтловым…

Когда поздним вечером вернулся из зоны, на лестничной площадке ждала Любочка:

– Такой ты, оказывается, друг, Толик… Ушел на весь день к своим немцам, а мы тут с Дусей скучали… Почему нас не взяли? – заныла она, как маленькая.

– А ты спроси у мамы, – передал ей совет дяди Вовы.

– И спрошу… Обязательно спрошу, – продолжила ныть девочка…

А утром Любочка с Дусей снова встретили меня на подоконнике.

– Играем в дочки-матери, – объявила подружка, продолжая кормить Дусю. Завершив кормление, приступила к подготовке постельки. После пятиминутного кукольного сна – очередное кормление «дочки», а далее по кругу…

И так весь день. Даже смотреть стало не интересно, а Любочка все играла и играла в свою любимую игру, почти не обращая на меня внимания…

– А мне что делать? – зевая, спросил «маму» уже через день.

– Ничего. «Папы» никогда ничего не делают, – со знанием жизни ответила та.

– Ничего не делать скучно. Мне такая игра не нравится.

– Тогда иди на работу. Папы всегда ходят на работу, – быстро сообразила Любочка.

Спустившись во дворик, увидел дядю Вову.

– Где же ты вчера пропадал, Толик? – спросил тот.

– Играл с Любочкой и Дусей в дочки-матери.

– Кем же ты там был? Матерью или дочкой? – рассмешил дядя Вова.

– Папой, – со смехом ответил ему.

– Папой? – дурачась, удивленно переспросил тот, – Когда же ты успел, малец? Я вот два года женат, и то не папа. Или невеста с приданым?

– С каким приданым? – не понял его вопроса.

– С Дусей, – рассмеялся дядя Вова, и мы пошли в зону…

Друзья-немцы встретили радостными возгласами и вопросом, где пропадал.

– Пока вы здесь прохлаждались, ребенок в один день женился и стал папой, – периодически шутил дядя Вова, а гер Бехтлов переводил немцам его дурацкую шутку. Те смеялись, по очереди хлопали по плечу и пожимали руку. Скоро шутка надоела не только мне, и всё пошло, как обычно…