Ужасы с любовью - Фёдор Некрасов

Ужасы с любовью

Фёдор Некрасов

© Фёдор Некрасов, 2017

ISBN 978-5-4483-8920-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я очень боюсь темноты

Я всегда боялся темноты. С самого детства и до зрелой юности, в которой я пребываю по сей день. Разумеется, как и все в подобных случаях, я боялся не самой темноты, а той неизвестности, что в ней скрывалась и которая была щедро дополнена моим живым воображением. Со временем многие люди перестают бояться подобных вещей – они понимают, что в реальной жизни нет места тем их страхам, тем видениям и образам, что раньше ждали их во тьме. Однако они ошибаются. Случай, о котором я собираюсь поведать, вовсе не уменьшил моего трепетного ужаса перед темнотой, хоть я и был уже в том возрасте, когда обычно приходит упомянутое мною понимание отсутствия чудес – как злых, так и добрых. Напротив, это происшествие вывело мой страх на новый уровень, познать который я не пожелал бы и самому заклятому врагу.

Нас было двое, или, если хотите, трое: я, Рита и собака. Я – обычный молодой человек: двадцать три года, высокий рост, семьдесят пять килограмм тела, имя – Мартин. Не лучше и не хуже других. Моя подруга Рита – весёлая рыжеволосая особа с ангельским характером, вечно улыбающимся широким ртом и поразительным умом, который выглядел ещё поразительнее, если учесть, что его обладательница пока что прожила на свете чуть более девяти лет. Лучшего друга, чем она, у меня не было даже среди сверстников. Что касается собаки, то в ней не было решительно ничего примечательного: вечно усталый старый пёс, ни к какой породе не принадлежавший и доживавший свой век преимущественно в лежачем положении на коврике возле моей кровати.

Живя бок о бок на краю села недалеко от леса, ни я, ни Рита не принадлежали к числу любителей собирать грибы, ягоды или шишки. Да и вообще не особенно ценили этот прекрасный уголок природы, захаживая в него лишь изредка. Это был большой сосновый бор, где наряду с соснами росли также ели, берёзки и редкие дубы, а среди них тут и там высились мёртвые деревья с растопыренными кривыми ветвями, гладкими серыми стволами и торчащими разлохмаченными сучьями.

Всё началось поздним апрельским вечером, когда мы с Ритой сидели за столом в моём доме и жадно поглощали ужин под ленивым взглядом старого пса. За окном стояла темень. Редкий дождик вяло барабанил по крыше, а луна, которой положено было отражать свет на земную поверхность, скрылась за тёмными облаками. Мы ели молча. Говорить было особо не о чем, да и незачем – мы с Ритой были знакомы достаточно хорошо и долго, и умели молчать безо всяких стеснений.

– Пойдём потом выгуливать Старого? – произнесла Рита некоторое время спустя, кивком указав на устало сопящего пса. Вообще пса звали Хорьх, но с тех пор как он начал проявлять первые признаки старости, имя его как-то само собой сменилось на «Старый». Пёс, впрочем, не возражал.

Я с сомнением поглядел в окно, испещрённое мелкими капельками дождя, скривился, но, взглянув на улыбающуюся Риту, воспрял духом и кивнул.

Поев, мы быстро оделись, взяли Старого на поводок и вышли на улицу. Дождь перестал, но небо было по-прежнему затянуто сплошным слоем облаков, рассеивавших лунный свет, который теперь мягко освещал подёрнутые призрачной дымкой тумана улицы.

– Ух, жутко, – улыбнулась Рита, косясь на меня снизу вверх. – Самое время, чтобы предпринять прогулку.

– Ну ещё бы, – я с тоской взглянул на тёплый, уютный дом, и мы двинулись вперёд по тёмной безлюдной улице. Дачный сезон ещё не начался, и почти все дома стояли пустые, обратив к нам свои чёрные глазницы окон. Тишина стояла прямо-таки сверхъестественная, нарушаемая только звуком наших шагов да хриплым дыханием Старого.

– А может… – таинственным тоном начала Рита, сведя вместе кончики пальцев, – …в лес?

– Эээ… – протянул я, силясь измыслить достойный повод для отказа.

– Да ладно, мы ведь там ни разу ночью не были, – она взяла меня под руку.

– А надо? – проскулил я, но тут же прокашлялся: – То есть, нет проблем, в лес так в лес. Заодно и Старого отпустим побегать.

Мы смело двинулись в сторону тёмной чащи, высившейся неподалёку. Сам по себе лес вовсе не был мрачным и очень уж густым – можно сказать, днём там даже было светло. Однако ночью, а тем более такой тёмной ночью, как эта, весь он казался сплошной чёрной стеной.

Миновав последний дом, тоже пустой, мы вошли в лес. Едва можно было видеть что-то перед собой. К счастью, через лес была протоптана довольно широкая тропинка, заметная даже во мраке ночи, так что заблудиться мы не боялись. Почти. Деревья одно за другим выступали из темноты, и верхушки их слабо очерчивались на фоне серо-синего, практически чёрного неба. Идти было трудно – тропу тут и там пересекали толстые корни деревьев, земля вокруг которых была утоптана поколениями грибников, и мы то и дело спотыкались.

– Вроде не так уж и страшно, – я наклонился и отцепил поводок.

Старый неспешно затрусил вперёд, старательно обнюхивая землю в поисках одному ему ведомых сокровищ. Мы продолжали свой путь.

– Да, – протянула Рита, – но одна я сюда даже под пистолетом не пошла бы.

– Я тоже, – согласился я.

Она, смеясь, пихнула меня в бок:

– Со мной безопаснее, да?

– А то. Как за каменной стеной… ух!

Я зацепился ногой за очередной корень и растянулся на земле, больно ударившись лбом.

– Ты живой? – Рита сделала шаг в мою сторону, но, верно, тоже споткнулась и повалилась рядом.

Кое-как мы поднялись на ноги. Я прижимал ладонь ко лбу, а Рита, охая, потирала левый бок. В этот-то миг я впервые и почувствовал, что что-то не так. Я замер, стараясь унять дыхание.

– Слышишь? – одними губами вымолвил я, повернувшись к Рите.

– Что? – спросила она точно таким же шёпотом.

– Да в том-то и дело, что ничего. Обрати внимание.

Мне казалось, что раньше, едва мы вышли на улицу, было очень тихо. Но теперь я понял, что по-настоящему тихо стало лишь сейчас, словно вдруг исчез какой-то звуковой фон, к которому наше ухо давно привыкло и который наш мозг практически не воспринимает. Наступила звенящая, могильная тишина. Одновременно с этим в душу начал медленно, словно яд, просачиваться страх. Сердце забилось чаще, голова слегка закружилась, ноги ослабели. Рита, видно, тоже ощутила нечто подобное.

– Пойдём домой, – попросила она, едва шевеля губами.

– Да, – кивнул я и тихо позвал: – Старый.

Но разве мог престарелый пёс услышать тихий шёпот на таком расстоянии? В то же время я нутром чувствовал, что пора возвращаться, и быстро. Я обернулся. Не было видно ночных огней посёлка. А должны они быть видны? Сколько мы вообще шли по лесной тропинке? Я вновь повернулся лицом к чаще леса и второй раз позвал:

– Старый.

Возвысить голос я не мог – что-то мешало мне, что-то внутри говорило, что если нарушить эту тишину, произойдёт нечто ужасное.

Рита тоже прошептала:

– Старый.

Всё бесполезно. Она мёртвой хваткой вцепилась в мою руку, а у меня внезапно появилось ощущение, будто я остался в одиночестве. В голове вспыхнула картина. То чувство, когда ты, будучи один в тёмном доме, вышел из ванной комнаты и выключил за собой свет, но чтобы добраться до своей спальни, тебе нужно пройти через весь дом в абсолютной тьме. Думаю, это знакомо многим. Я в таких случаях просто давал дёру, не оглядываясь, а страх, что кто-то следует за тобой в темноте, пробирал до костей и придавал неплохое ускорение. Я врывался к себе в комнату, светлую и уютную, закрывал дверь и сразу же забывал о всяких тревогах. Но сейчас было иначе. Сейчас вместо того, чтобы пулей влететь в комнату, я будто бы остановился в дверях и обернулся, глядя во мрак коридора, где, если верить всем страхам, обязательно что-то есть. Я стоял, от ужаса забывая даже моргать. Ничего не было видно во тьме чащи, но было ощущение, предчувствие появления чего-то страшного, просто неописуемого, что обязательно придёт оттуда. Вдруг впереди, в темноте, что-то появилось. Что-то белое. Сердце моё тут же упало. Волосы встали дыбом, на глазах выступили слёзы. Хотелось закричать, но голос не слушался, да и всё остальное тоже, словно я был в кошмарном сне, где ты не можешь ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Оставалось только стоять и смотреть, как из темноты стремительно приближается нечто белое, ужасное, смертельно опасное. Сначала оно было просто белой точкой, однако по мере приближения стали выявляться очертания. Страх в груди всё возрастал, переходя привычные границы – казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит, а волосы на голове просто вспыхнут. В какой-то миг я осознал, что это было лицо – белое, отчётливо выделяющееся на фоне окружающей черноты. Оно было круглым и совершенно пустым: чёрные овалы пустых глазниц, пустой безгубый рот. Это не совсем походило на лицо человека – скорее на ужасную, гладкую маску, и всё же ни на миг не пропадало ощущение, что это всё же живое лицо.