Преображение - Дмитрий Павлович Шишкин

Ваню назначили сегодня начальником отдела. То есть теперь, получается, не Ваню, а Ивана Петровича. Позвонили и сообщили: «Приступаешь завтра».

Он растерянно посмотрел в окно. Там, по идее, ветер должен был кружить красивые осенние листья: жёлтые, красные и немного зелёных, чуть тронутых коричневым тленом. И они, проносясь мимо окна в своём воздушном танце, должны были радовать глаз с одной стороны, а с другой навевать тоску по уходящему лету. Но там не было никаких листьев, потому что бывший Ваня, а отныне Иван Петрович, пока ещё облачённый в дешёвые Ванины вещи, сидел в офисном здании на предпоследнем этаже, и вокруг был офисный квартал, и ветер тут кружил только маленькие вихри серого песка. Они возникали как будто из ниоткуда, словно вся эта грязь итак уже висела в воздухе и ждала восходящих потоков от горячего асфальта. Мини-смерчи появлялись, кружились немного, совсем не радуя глаз, а потом вытягивались в полоски и тонкой струйкой сыпались вниз на головы и без того нервным и раздражённым прохожим – таким же менеджерам, каким был Ваня, потому что даже начальники отделов уже ездили на авто. Это было одним из обязательных унижений рядовых клерков – посыпать голову песком, проходя под этими окнами.

Иван Петрович осторожно, краем губ, улыбнулся. Повернулся в кабинет: кругом суетились его коллеги, ещё не догадывавшиеся о смене своего статуса по отношению к бывшему Ивану, Ване, Ванечке, Петровичу и даже Ванюше.

«Подчинённые, – холодным внутренним голосом поправил он себя, – не коллеги. Мои сотрудники!».

Трудились они так нелепо, как-то смешно. Бегали чего-то, создавая видимость кипучей деятельности, рожи страшные делали, будто измучены стрессом. Хотя вот Мадина, к примеру, вообще полдня проводит в соцсетях и на сайтах знакомств – ему краем глаза видно её монитор.

Спиной ко всем стоял бывший уже начальник отдела и тихонько, чтобы не привлекать к себе внимания, собирал свои вещи. «Уволен! Уволен! Уволен!», – троекратными фанфарами прозвучало в голове Ивана Петровича. Улыбка стала заметно шире.

Он неуверенным движением (откуда за считанные секунды пребывания в начальственном положении взять уверенность движений?) приподнял со стола томик Кафки. Посмотрел на него со смесью торжества и брезгливости. Это его бывший начальник отдела заставил читать – мол, повышай, Ваня, свой интеллектуальный уровень. «Гнида же ты!», – сквозь зубы прошептал Иван Петрович и, с трудом поборов желание бросить томиком в спину бывшему начальнику, быстро спрятал его в самый нижний ящик. «Даже таракан! Вон как шевелит своими лапками, собирая пожитки! Мерзость!», – лицо Ивана Петровича исказилось в брезгливой гримасе.

Он выпрямился в кресле (начальник должен держать спину ровно) и приподнял подбородок так, чтобы взирать, а не просто смотреть. Даже глаза стали двигаться медленнее, без присущей мелкому чину суеты.

«Мадина… – продолжал думать он, глядя на круглую попку сотрудницы, нагнувшейся над копировальным аппаратом, – зачем тебе сайты знакомств, а? Захочешь остаться в отделе – я обеспечу тебе яркую сексуальную жизнь!». В голове сатанинский раскатистый смех, слегка пародийный, как в мультфильмах, поддержал его шутку: «Ха! Ха! Ха!».

«Завтра, как только пошучу вслух – все будете подобострастно смеяться. Все!», – приятный холодок пробежал по спине.

«Началось, началось, началось! Боже, три года я терпел все унижения, всё ради этого момента! Об меня вытирали ноги, мною распоряжались, как вещью. Скоты, скоты, скоты! Никто и никогда не спросил меня, как я себя чувствую, что я думаю о том, что мы делаем, да хоть о чём-то! Я недосыпал, не успевал завтракать, часто не обедал, лишь бы успеть сделать на работе больше всех. И они все ещё надо мною надсмехались, даже этот урод, начотдела. Похудел на семь килограммов… Ну теперь всё, пошло дело. Надо поплотнее подружиться с директором департамента. На обед надо как-то изловчиться ходить вместе. Он, правда, в кафе обедает, моей зарплаты сроду не хватало – а сейчас же повысят существенно, наверняка! Буду всё, что сверху получать, тратить на обеды с ним, и ещё как-то отблагодарить надо будет. На подарки тоже надо откладывать, да! Уже через год сяду начальником управления – это уж точно. Там мымра сидит, явно в тираж вышедшая. И «крыши» никакой, вроде. Совещания раз в неделю проводит – это кто так руководит? Я сяду вместо неё, буду по два совещания в день проводить. И погромче. Пусть директор слышит – как раз его кабинет через стену от переговорной. Да-да-да! Я их всех тут загоняю, будут по коридорам носиться в мыле! Вот здесь у меня будут!» – Иван Петрович крепко сжал кулак и поднял его над столом. Кулак смотрелся жалко – привычки не хватало. Кривой какой-то, костяшки немедленно побелели, а кисть мелко дрожала от напряжения.

«Ну ничего, привыкну. Драть буду вас как сидоровых коз. И вы привыкнете. План в два раза подниму. И как только пойдёт выполнение, надо, чтобы сам я доложил, первым, а не директор департамента, как всегда, себе присвоил плоды чужих трудов. А, да, вот в отпуск когда уйдёт, надо будет настоять, чтобы я сам на правлении по своей теме выступил. Ну и дальше дело техники. Уже, получается, через два года буду в кресле директора департамента. Костюмы куплю сразу новые, часы швейцарские. Машину покруче… И потом надо будет уже подбираться как-то к президенту, на вицика место двигаться. Это, пожалуй, пока потолок. «Крыши» нет – на президентское кресло рассчитывать не стоит, там всегда друганы кого-нибудь из правительства или силовиков. Но ничего. Стану, стану в итоге вициком! Может, ещё пару лет уйдёт… Просторный кабинет, секретарша, водитель, – он мечтательно вздохнул, – и портрет президента! Страны, разумеется, а не этого… Обязательно! На стене сзади, за креслом. Чтобы кто заходит – и сразу видит меня и сверху портрет, что мы одна команда, что я в теме. И дальше уже в госорганы. Пора попробовать сладкий вкус коррупции, ха-ха! И живот надо будет. Авторитет, так сказать. Чтобы сразу видно было – человек не суетится, солидный, основательный…».

Ивану Петровичу стало лучше. С утра ещё настроение было ни к чёрту, а тут вот вдруг… Вдруг… Вдруг он почувствовал необычные ощущения в животе. Будто он раздувался, но не так, как когда мучают газы, а сам собою увеличивался и становился реально тяжелее. Мелкое пивное брюшко, допустимое для в целом поджарого менеджера, стало превращаться в настоящее пузо, распирать брюки. Ремень больно впился в тело. Рубашка стала слегка потрескивать, и в одно мгновение Иван Петрович явственно