Бублики-нолики - Василий Логинов

Е. Ковалов

Бублики-нолики

В самом начале октября в один из коротких дней загостившегося бабьего лета по вечерним московским улицам мчался телесного цвета бультерьерообразный бронированный «форд», опоясанный зеленой полосой. Он ловко лавировал в нескончаемом чадящем потоке машин. Синий проблесковый фонарь, включавшийся у него на крыше при подъезде к очередному светофору, заставлял распаренных от неожиданного октябрьского тепла водителей встречных и попутных автомобилей уступать броневичку место. Водители знали: в этой машине едут инкассаторы, и им наверняка есть, куда торопиться, — такая уж у них служба.

На самом же деле спешить инкассаторам особенно было некуда — маршрут заканчивался, осталось объехать всего лишь две точки. Просто Иван Гаврилович Зализняк, старший инкассатор из того «форда», и двое его товарищей очень любили в конце смены поесть горячих бубликов. Они торопились застать свежую вечернюю выпечку. Молоком их уже угостили в «Диете» на Кутузовском проспекте: четыре прямоугольных прохладных пакета лежали на переднем сиденьи. Теперь на очереди булочная в одном из арбатских переулков.

В этой маленькой пекарне бригада инкассаторов по традиции получала от симпатичной новомосковской украинки Аллочки или самого директора Бизина, обладавшего вислыми седыми усами, красным, словно ошпаренным, лицом и вечно слезящимися глазами, целую связку ароматных и аппетитных колечек. Свежее молоко и теплые бублики — это очень вкусно! Сорокапятилетний Иван Гаврилович относился к такой еде, как к некоему призу или сверхурочной премии.

В булочную инкассаторы успели как раз тогда, когда розовощекая Аллочка вытаскивала из печи огромный противень с бубликами. Ах, этот сказочный запах!

Как и всегда, Иван Гаврилович поделил полученные бублики между Равилем, водителем зеленополосого казенного «форда», и своим молодым, полгода как демобилизованным, напарником Алешей, не забыв, конечно, и себя, после чего они отбыли на последнюю точку. Согласно маршруту дальше их путь лежал на Красную Пресню.

— Центр! Соедините, пожалуйста, с «сиренью-50»! — держа руль левой рукой, Равиль почти лизал пластмассовый прямоугольник микрофона, чем-то схожий с большим серым коробком спичек и связанный с рацией на передней панели черным витым проводом. — «Сирень-50»? Слушай, это «сирень-62» говорит. Равиль. Мы взяли предпоследнюю точку. Все нормально. Скоро закончим. Конец связи.

Сборщик Алеша сидел рядом с водителем. Откусывая куски от целых, неломаных бубликов и запивая их молоком, они с Равилем принялись в очередной раз судачить о заместителе начальника инкассации по кличке «пан Зюзя», который сам пил больше других, но при этом на каждом инструктаже грозил, что с особо пьющими будут немедленно расставаться.

Чуть глуховатые голоса товарищей доносились из-за перегородки безопасности. Зализняк сидел один в отсеке для перевозки денег, что очень его устраивало. Сквозь расцарапанное покрытие на матовом стекле можно было разглядеть еще не яркие в сгущающихся сумерках неоновые вывески магазинов и красноватые огоньки попутных машин. Мелкими искрами проскальзывала по салону ежевечерняя московская иллюминация. На полу лежали два пузатых брезентовых мешка, наполненных сумками с выручкой. Иван Гаврилович достал бублики, разложил их внахлестку веером на одном из мешков, выбрал экземпляр потолще и откусил чуть рассыпчатую, сдобную мякоть.

Съев бублик, он принялся за следующий, потом еще за один, жуя размеренно и неторопливо. Проглотив очередную ароматную порцию, он прикладывался к прямоугольному пакету с молоком и делал долгий-долгий глоток. Молоко наполняло рот, потом холодило гортань и струей-лентой устремлялось по пищеводу. «Что-то я сегодня совсем не чувствую вкуса молока, — Иван Гаврилович взял четвертый бублик, — наверное, надышался выхлопных газов за смену». Он еще раз глотнул из пакета, и ему показалось, что первоначально непрерывная струя молока теперь начинает дробиться по мере прохождения всего пути до желудка, а само молоко в это время скисает, и вместо жидкости внутрь к нему попадают уже круглые творожистые шарики. Из-за недостатка времени он недолго удивлялся этому занимательному обстоятельству. Пора было заняться делом.

Положив надкушенный бублик в карман своей камуфляжной куртки, Зализняк расстегнул кобуру «Макарова» и за кольцо достал стальной шомпол. Десятисантиметровый конец шомпола выглядел весьма необычно: во-первых, он был очень тонок, не больше двух миллиметров в диаметре, во-вторых, по всей его длине острой пирамидкой была навита ниточка-спираль резьбы. Несколько лет назад этот шомпол, изготовленный из легированной секретной стали, ему подарил сосед-щипач. Он же рассказал Ивану Гавриловичу, как при случае пользоваться этой непонятно для чего заостренной металлической спицей с искусно выгравированной микроскопической надписью: «Держи крепче, Ваня! Крути сильней, Ваня! Не забывай другана Вовчика».

Вертя пальцами правой руки именной шомпол, Иван Гаврилович оглядел мешки с выручкой. Успев ранее просмотреть накладные, на обороте которых давалась «покупюрная разбивка», он знал, что ему нужна сумка под номером сто семьдесят три дробь два. «Ага, вот здесь эта самая, из казино-мазино».

Зализняк прислушался к разговору за перегородкой: «Пущай им, козлам, пускай болтают о своих вонючих делишках, а мы сейчас фартовое дельце справим». Ногой, обутой в глянцевую черную галошу (знаменитые гаврилычевы противоревматические галоши, всесезонные «прощай, молодость», которые он носил и зимой, и летом и над которыми посмеивались все инкассаторы участка), он придвинул к себе мешок и, немного подавшись вперед, наклонился над ним.

Иван Гаврилович засунул руку внутрь мешка, достал нужную сумку и положил ее на колени. Расправив боковой шов, он принялся пристально рассматривать сумку, перебирая по шву пальцами. Вот он, заветный шовчик, вот она, еле заметная, бархатистая нитяная петелька — всегда есть швейный дефект, надо только поискать. А вот и прямые углы плотных пачек денег.

Плавными движениями, надавливая подушечками пальцев на неподатливый материал, он подвел одну из пачек ребром ко шву и поместил его центр напротив петли. Правой рукой вдел острие шомпола в петлю и резко надавил на колечко ручки, — шомпол, как по маслу, вошел внутрь сумки. Совместив центр пачки с острием шомпола и на ощупь убедившись, что не повредил бандероль, Иван Гаврилович еще раз нажал на стальной стержень и почувствовал его проникновение в толщу бумаги. «Эк я ей, мамуле, с первого раза ловко приладил, — улыбка тронула мясистые губы инкассатора, — теперь самый малек остался». Наклонив шомпол так, что он расположился параллельно плоскости пачки, и, разместив на его ручке большой и указательный пальцы правой руки, Иван Гаврилович Зализняк приготовился вращать внедренный в запломбированную сумку стальной стержень.

Первое круговое движение — вроде бы прощупываемая сквозь брезент плоскость не изменилась, но пальцы левой руки все-таки ощутили какую-то еле уловимую бугристость поверхности. Вдруг перед глазами Ивана Гавриловича мигнул болотно-серый свет, перебив в салоне мерное мелькание разноцветных московских огней. Это случилось так неожиданно, что он даже дернул головой вправо, отчего его двухдневная щетина, соприкоснувшись с воротником куртки, произвела шипяще-шелестящий звук. «Что за черт? — изумился Зализняк. — Отродясь таких выкрутасов со мной не было». Он посмотрел вперед, на перегородку — центр беседы Равиля и Алеши переместился на личность директора булочной Бизина: живо обсуждалось происхождение его вислоусой и сальной, отъевшейся физиономии. Вроде все спокойно, и инкассатор еще раз повернул стальное колечко — опять замелькали, закружились, забегали зелененькие змейки, своими юркими хвостиками захватывая и сдавливая Ивана Гавриловича. Резко бухнула головная боль, и вот-вот, подчиняясь неумолимой силе давления, из ноздрей и ушей хлынет обжигающий, неизвестно откуда в избытке взявшийся сладкий тягучий портвейн, но почему-то зеленого цвета. Неужели это одна из стадий превращения молока? И пока странная жидкость такое длинное-длинное мгновение плескалась под макушкой и обжигала изнутри черепные кости, он хотел крикнуть и выпустить чертову отраву из себя через рот, но не успел. Все вдруг исчезло, а боль ушла, так и не растекшись.

Иван Гаврилович увидел перед собой две зеленые руки, крепко вцепившиеся ногтями в серые камни земли. «Так это ж мои грабли! Вон левая ногтя на меньшом пальце отгрызена, — с удивлением отметил Зализняк, — почему ж они зеленью обтруханы?» Он перевел взгляд ниже и увидел ноги в знакомых черных блестящих галошах, стоящие на той же серой почве. Между ногами, вдали, виднелись какие-то зеленоватые строения. Инкассатор Иван Гаврилович Зализняк, опустив голову, стоял, согнувшись и опираясь на ладони с растопыренными пальцами, задом к П-образному комплексу двухэтажных зданий с башней, часами и арками.