Однажды в Америке - Гарри Грей

Гарри Грей

Однажды в Америке

Моим истинным и верным друзьям

М., Б., Г. и С.

Глава 1

Косой Хайми взволнованно перегнулся через парту. Его голубые глаза смотрели в разные стороны. Он был настойчив и серьезен. Его голос звучал подобострастно.

— Эй, Макс, послушай, Макс. Ты слышишь меня, Макс? — шептал он просящим тоном.

Большой Макси бросил взгляд на учительницу, старую Булавку Монс, которая грозно сидела за столом далеко впереди, во главе нашего седьмого класса. Он положил на колени обернутый в бумагу роман и с раздражением посмотрел на Косого. Взгляд у него был острый и прямой; он вел себя спокойно и уверенно. В его голосе звучало пренебрежение.

— Почему бы тебе просто не читать книжку и помалкивать?

Он поднял с колен свой вестерн и пробормотал: «Вот задница».

Получив такой выговор, Косой посмотрел на Макси с болью и упреком. Он обмяк, надулся, чувствуя себя обиженным. Макси с добродушным юмором разглядывал его поверх книги.

Смягчившись, он прошептал:

— Ладно, Косой, что ты там хотел сказать?

Косой колебался. Отповедь Макси немного остудила его пыл. Это было видно по тому, что его глаза снова обрели нормальный фокус.

— Не знаю. Я просто подумал, — сказал он.

— Подумал? О чем? — Макс начал терять терпение.

— Как насчет того, чтобы сбежать из школы, отправиться на Запад и присоединиться к Джесси Джеймсу и его шайке?

Большой Макси посмотрел на Косого с глубоким отвращением. Он не спеша вытянул под маленькой партой длинные ноги. Лениво закинул за голову большие мускулистые руки, оказавшиеся высоко над затылком. Зевнул и слегка толкнул меня коленом. Он сказал тоном всезнайки, цедя слова сквозь зубы:

— Эй, Лапша, ты слышал, что прокудахтал этот цыпленок? Ты слышал? Как можно быть таким тупицей? Сделай одолжение, объясни ему. Господи, ну и олух!

— Таких еще поискать, — согласился я. Наклонившись к Косому, я сказал с привычной усмешкой превосходства: — Пораскинь своими мозгами. Все эти парни уже умерли, давным-давно.

— Умерли? — подавленно переспросил Косой.

— Конечно, умерли, дурень, — подтвердил я презрительно.

Он расплылся в притворной улыбке.

— Ты все знаешь. У тебя есть башка на плечах. Правда, Лапша? — Он издал угодливый смешок. Я проглотил эту лесть. Он сделал ее еще грубее. — Ты умник, вот тебя и прозвали Лапшой. Верно, Лапша?[1]

И он снова рассмеялся тем же заискивающим смехом.

Я с напускной скромностью пожал плечами и повернулся к Максу:

— А что еще ты ожидал от этого тупоголового Косого?

— Чего он ожидал от Косого? — вмешался крепыш Патси. Он сидел с другой стороны от Макса.

Мисс Монс бросила в нашу сторону предупреждающий сердитый взгляд. Мы не обратили на нее никакого внимания.

Патси вызывающим жестом откинул с кустистых бровей черные густые волосы. Оттопырив уголок верхней губы, он издал фырканье, означавшее у него крайнюю степень пренебрежения. Потом спросил намеренно отрывистым и грубым тоном:

— Что еще сморозил этот олух?

Коротышка Доминик, сидевший рядом с Косым, вызвался ответить. Он произнес тонким голоском:

— Он хочет отправиться на Запад и присоединиться к шайке Джесси Джеймса. Он хочет скакать на лошадке.

Доминик покачался вверх-вниз, держа в одной руке воображаемые поводья. Другой рукой он шлепал себя по толстому боку.

— И-го-го, Косой, и-го-го! — дразнил Доминик. Он поцокал языком.

Мы все вчетвером присоединились к этой игре, цокая языками и подскакивая на своих местах.

— Тише. Старый боевой топор, — шепнул Патси.

Словно темное облако, несущееся по ясному небу, по проходу двинулась огромная взъерошенная фигура. На ее гигантских боках клубились складки черной юбки, подколотой английскими булавками. Она грозно нависла над нами.

— Вы… вы… никчемные лодыри… чем вы тут занимаетесь?

Косой быстрым движением спрятал книгу за спину. Мисс Монс распирало от ярости. Ее щеки пылали от гнева.

— Вы… вы… хулиганы! Вы… вы… бандиты! Вы… вы… нищее отребье, читающее всякую дрянь! Немедленно отдайте мне эту грязную книжонку. — Она сунула руку под нос Макси.

Тот неторопливым и нахальным жестом сложил вестерн и положил его в задний карман.

— Сейчас же отдайте мне книгу! — Она в бешенстве топнула ногой.

Макс одарил ее сладкой улыбкой.

— Поцелуйте меня в точес, дорогая учительница, — сказал он на четком идиш.

Судя по выражению ее лица, она догадалась, какую именно часть тела Макс предлагал ей поцеловать.

На долю секунды класс замер в оцепенении. В комнате слышалось только астматическое дыхание, вырывавшееся из малиновых щек учительницы. Потом по партам пролетел подавленный смешок. Она резко развернулась на шум, задыхаясь от негодования. Одно мгновение мисс Монс в угрожающем молчании разглядывала класс. Потом направилась назад к столу, разгневанно покачивая на ходу мощными бедрами.

Доминик хлопнул левой ладонью по правой вытянутой руке: оскорбительный итальянский жест.

— Гола Тэй, старая Булавка! — крикнул он ей в спину.

Патси хлопнул Доминика по спине и хихикнул:

— У тебя слишком маленький; ей нужна ручка от швабры.

Макси издал губами громкий непристойный звук. Весь класс радостно заревел. Мисс Монс стояла у стола, наблюдая за этой буйной сценой. Ее трясло от ярости. Однако через минуту она взяла себя в руки. Ее гнев излился спокойной ледяной горечью. Она прочистила горло. Класс затих.

— Вы, пятеро оболтусов, виноваты в этом беспорядке, и вы получите по заслугам, — сказала она. — Мне уже второй год приходится терпеть вас, грязных мальчишек из Ист-Сайда, и ваши грубые выходки. Никогда, за всю свою учительскую карьеру, я не встречала таких мерзких маленьких бандитов. Впрочем, нет, я ошиблась. — Она торжествующе улыбнулась. — Несколько лет назад у меня училось несколько таких бездельников. — Ее улыбка стала еще шире. — И вчера в вечерней газете я прочла о том, как замечательно кончили двое из них. Они были такие же головорезы, как вы. — Учительница драматическим жестом указала на нас. — И я предсказываю вам, что вы пятеро в свое время закончите карьеру точно так же, как они, — на электрическом стуле!

Она села, улыбаясь нам и довольно кивая.

Патси проворчал:

— Она говорит о Левше Луи и Даго Фрэнке.

Макси сплюнул сквозь зубы.

— Пара тупых придурков, вот они кто! — Он повернулся ко мне. — Этот Левша Луи, он и вправду был твой дядя, Лапша?

Я с сожалением покачал головой. Я бы мог гордиться таким родственником.

— Нет, он был всего лишь другом моего дяди Абрахама, которого его друзья выбросили из лодки, когда они промышляли контрабандой бриллиантов.

Макси кивнул.

Учительница вынула тяжелые медные часы из складок черной юбки.

— Слава богу, до звонка осталось пятнадцать минут, — сказала она.

Мисс Монс сидела за столом, глядя на нас с полуулыбкой, очень довольная, как бы предвкушая тот конец, который она нам предрекла.

Макси вытащил вестерн из заднего кармана. Он бросил на учительницу нахальный взгляд и развалился с книгой за партой. Остальной класс вернулся к своим занятиям.

Я скопировал беспечную позу Большого Макси и еще глубже сполз за парту, слушая в открытое окно знакомый гул нью-йоркского Ист-Сайда. Я погрузился в свою любимую игру, воображая, что доносившийся с улицы шум — это звуки расстроенной оперы. Резкий свисток регулировщика означал сигнал дирижера начинать. Постукивание лошадиных подков, скрип колес и громыхание повозок по булыжной мостовой сливались в ритмичный рокот оркестровых барабанов. Громкие гудки грузовиков и рожки легковых автомобилей звучали как духовые инструменты, вплетавшиеся в основную тему. Крики и плач детей напоминали печальную музыку скрипок, отдаленный гул трамваев превращался в низкий дрожащий звук контрабаса. Человеческие голоса, врывавшиеся в эту суматоху и окликавшие друг друга на всевозможных языках, изображали звучавший на заднем плане хор, а зычные возгласы уличного разносчика, расхваливавшего свой товар, могли сойти за арию ведущего мужского тенора. Весь этот музыкальный гам перекрывал режущий крик какой-то толстухи. Я сделал из нее примадонну с оперным сопрано. Она высовывалась из верхнего окна:

— Шлойми! Шлойми! Эй, Шлойми, не забудь зайти к бакалейщику и купить жирную копченую селедку!

Потом я представил себе гоблинов и ведьм, которые мчались верхом на этих звуковых волнах и на струйках уличной вони. Они скользили по запахам гниющего мусора из открытых баков, путешествовали по зловонию сточных труб, смешанному с крепкими кухонными ароматами, которые доносились из многоквартирного дома, и с едкой мочой из школьных туалетов во дворе. Они врывались в окно удушающими парами, эти омерзительные гоблины, испускавшие смердящие газы. Благодаря этой игре в моей памяти навсегда остались звуки и запахи улиц Ист-Сайда.