Дорога к дому - Борис Павлов

Борис Потапович Павлов

Дорога к дому

Стоило Валерке хоть на секунду закрыть глаза, как в памяти сразу вставали языки пламени и густой чёрный дым, поднимающийся высоко в небо.

Иногда Валерке казалось, что всё это — ужасный сон, что он сейчас проснётся и увидит отца — всегда весёлого, всегда улыбающегося, увидит мать, хлопочущую у печи, почувствует запах тёплого парного молока… Но тут же Валерка с тоской вспоминал, что отца уже не видел почти два года — с самого начала войны, а мать…

Что стало с матерью Валерке даже страшно было подумать! Ему вдруг захотелось громко заплакать, позвать маму и крепко прижаться к ней. Мама погладит Валерку по голове своими тёплыми сильными руками, и ему, как всегда в таких случаях, сразу станет весело, радостно, спокойно. Слёзы сами полились у Валерки из глаз, потекли по щекам, но он тут же вытер их рукавом и испуганно оглянулся на Машу. Сестрёнка спокойно спала на куче сухих листьев, заботливо собранных Валеркой. Вот так она спала и дома: свернувшись калачиком и положив под щёку свою маленькую розовую ладошку. Валерка встал, подошёл к сестрёнке и осторожно укрыл её своим пиджаком — солнце уже начало заходить, и в лесу становилось прохладно.

„Скоро стемнеет, и надо идти дальше”, — подумал Валерка, снова садясь на траву. Спать он не мог — мысли опять и опять возвращались к тому, что случилось сегодня утром.

…Мать поставила на стол котелок с картошкой — больше в доме ничего не было, даже соли. Но когда очень хочется есть — что может быть лучше картошки? А Валерка и Маша как раз очень хотели есть. Не дожидаясь, пока мать выложит картошку из чугунка, Маша протянула руку и вдруг, будто обжёгшись, отдёрнула её — на улице послышался громкий треск. Залаяла собака. Её голос заглушила короткая очередь автомата, и лай собаки тотчас же перешёл в жалобный визг.

Валерка сразу понял, что в деревню въехали мотоциклисты. Они уже приезжали в прошлом году — искали коммунистов. Потом фашисты уехали, оставив в деревне полицейских. И вот теперь опять явились. Валерка бросился к окну, но мать схватила его за руку и усадила на лавку. В ту же минуту широко распахнулась дверь, и в избу, высоко держа горящий факел, вбежал солдат. Валерка сразу заметил нашитый у него на рукаве череп.

— Партизан? — с порога закричал он, направляя на мать висевший на груди автомат.

— Да какие мы партизаны? Ведь вот дети… — начала было мать, но немец перебил её.

— Муж есть партизан! Все рус — партизан! Пошёль! — крикнул он, указывая автоматом на дверь. — Бистро!

— Бегите к дяде Коле, — шепнула мать, закрывая собой ребят и подталкивая их к двери.

Валерка вывел Машу на огороды и по ним — к большому оврагу, начинавшемуся сразу за деревней. Здесь Валерка на секунду остановился и оглянулся. Из окон и дверей избы валил густой дым. Схватив Машу за руку, Валерка бросился в овраг, заросший густой лещиной. Выбравшись на другую сторону, он снова обернулся. Над деревней полыхало пламя, и огненные языки лизали небо. Увидев пожар, Маша заплакала.

— Мама, мамочка, — повторяла она, вытирая слёзы, — я хочу к маме…

Валерка почувствовал, как противный комок подступает к горлу, но сдержался и ласково сказал:

— Ну что ты, Маша, совсем как маленькая! Ведь мама же велела нам идти к дяде Коле. Разве ты не слышала? И она туда придёт.

Ласковый голос брата успокоил девочку, и они, взявшись за руки, пошли по тропинке к деревне, где жил дядя Коля. До деревни было недалеко, но ребята так и не дошли до неё: ещё издали они увидели клубы чёрного дыма, поднимавшиеся над лесом.

— Там тоже пожар? — испуганно спросила Маша. Валерка ничего не ответил. Крепко сжав руку сестрёнки, он круто свернул с тропинки и остановился.

— Я к маме хочу! — заплакала Маша.

— Садись и молчи! — строго сказал Валерка, и Маша сразу затихла.

„Что теперь делать? Куда идти?” — мучительно думал Валерка и не находил ответа.

— А бабушка дома? — робко спросила Маша, всхлипывая.

Валерка быстро поднял голову. Как он мог забыть о бабушке?! Молодец, Маша! Правда, деревня, где живёт бабушка, далеко отсюда — Валерка помнил, как перед самой войной ехал с отцом на машине в бабушкину деревню. Наверно, целый час ехали! Но сейчас другого выхода не было. Хорошо ещё, что дорогу найти легко! Надо только выйти на шоссе…

Валерка решительно поднялся с земли. Маша тоже встала.

— Правильно, Машенька, — сказал Валерка, стараясь говорить как можно спокойнее, — правильно, мы пойдём к бабушке.

— И мама туда придёт? — с надеждой спросила Маша.

— Конечно. Она увидит, что к дяде Коле нельзя, и придёт к бабушке.

Валерка хорошо знал лес и до шоссе довёл Машу быстро. Но здесь им пришлось задержаться: по шоссе то и дело проносились машины с солдатами, проползали танки, проходили отряды фашистов. Дети спрятались в кустах и стали ждать, пока немцы уйдут с шоссе.

Под откосом Валерка увидел два подбитых танка со свастикой на бортах. Один танк находился поближе. Люк у него был открыт, дуло пушки разворочено снарядом, гусеница соскочила. Мальчику хотелось заглянуть внутрь танка, но он боялся, что фашисты заметят его. По дороге то и дело сновали немецкие машины, и Валерка понял, что придётся ждать вечера. Тогда можно будет пойти по опушке леса, даже если немцы всё ещё останутся на шоссе: в темноте они не заметят ребят.

Валерка набрал сухих листьев и сложил их в кучу.

— Ложись, отдохни, — сказал он сестрёнке, — а потом, когда солнышко сядет, мы опять пойдём.

Маша охотно согласилась. Она давно устала, но боялась сказать об этом брату. Через минуту сестрёнка уже спокойно посапывала на мягкой, как перина, лесной постели. Валерка прилёг рядом на траву. Его беспокоило, дойдёт ли Маша до деревни бабушки? „Должна дойти! А уж там они отдохнут и поедят как следует!”

Откуда ему было знать, что фашистские карательные отряды сожгли не только их деревню и деревню дяди Коли, но и деревню, где жила бабушка, и ещё много деревень только за то, что жители отказались провести карателей в места, где скрываются партизаны.

…Валерка поднял голову и огляделся. В лесу уже почти совсем стемнело — значит, он всё-таки тоже заснул. Маша тихо сидела на куче листьев, кутаясь в Валеркин пиджак. Валерка быстро вскочил на ноги.

— Сейчас, сейчас пойдём, Машенька, — торопливо сказал он, боясь, что сестрёнка снова расплачется.

Он протянул Маше руку, и они стали осторожно пробираться к дороге. Шоссе было пустынно — видимо, немцы боялись партизан и не передвигались ночью. Но на всякий случай Валерка решил идти не по самой дороге, а вдоль её, по опушке леса, — в случае чего, всегда можно спрятаться за деревья. Но едва они сделали несколько шагов, — вдали за поворотом послышались какие-то звуки. Валерка потянул Машу за руку, и они быстро спустились в неглубокую канавку, заросшую густой травой.

Из-за поворота появилась лошадь, запряжённая в повозку. В темноте Валерка не мог разглядеть человека, сидящего в повозке, но решил, что это не может быть немец. Ну зачем понадобилось немцу ехать куда-то ночью? Дождавшись, когда повозка подъехала совсем близко, Валерка выскочил на дорогу.

— Здравствуйте! — весело крикнул он.

Сидевший в повозке человек сильно натянул вожжи и зачем-то поднял руки. Только сейчас Валерка разглядел, что он был в форме немецкого солдата. Солдат тоже разглядел Валерку и медленно опустил руки.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Первым пришёл в себя Валерка и бросился в сторону. Но немец быстро соскочил с повозки и успел схватить Валерку за рубашку.

— Пусти! — крикнул Валерка и изо всей силы боднул немца головой.

Немец громко вскрикнул, но плеча Валеркиного не выпустил.

— Не надо убегать, — сказал он по-русски, — я ничего плохого делать не буду.

Валерка стоял молча, опустив голову. Он мог бы снова попытаться удрать от немца, тем более, что немец не так сильно сжимал его плечо. Но как быть с Машей? Не мог же он бросить сестрёнку, а сам удрать.

— Не надо меня бояться, — опять по-русски сказал немец.

Валерка чуть приподнял голову и заметил, что немец держит его за плечо левой рукой. Правая у него была обмотана окровавленной тряпкой. „Наверно, это партизаны его!” — мелькнула радостная мысль. Немец, видимо, уловил взгляд мальчика и понял, о чём тот думал.

— Это наши лётчики приняли наш обоз за партизан, ну и вот… всё, что осталось от обоза, — он отпустил Валеркино плечо и показал здоровой рукой на понуро стоящую лошадь. — А вы почему тут, ночью на дороге?

Валерка ответил не сразу.