Сделка на ложь (СИ) - Катрин Гертье

Сделка на ложь

Глава 1

Паника. Это все, что я чувствовала, быстро перебирая ногами и двигаясь по длинному коридору, ведущему к двойным металлическим дверям. Рядом торопливо шел отец. Он сжимал руки в кулак, на щеках играли желваки. Отец держался, но я знала, что в глубине души, он также потерян. А еще очень зол. Для него это вообще несвойственные чувства. У него всегда все было под контролем. Но не сейчас… Сегодня вообще все шло не так, как должно. Но это уже не важно.

Важно то, что несмотря на противоречивые чувства нами двигал еще и страх. Страх за чужую жизнь не позволял нам впасть в оцепенение. Уняв дрожь и усмирив гнев, мы продолжали бороться — не за себя, а за невинное создание, которое не заслуживало страданий, что выпали на его долю. Сейчас дорога была каждая секунда — от нас зависела сохранность жизни. Это и была наша цель, за которую с готовностью заплатили бы любую цену. Именно поэтому, скрепя сердце, мы продолжали идти. Нет, бежать. Ведь, чем ближе заветная комната, тем труднее было сдерживать себя.

Страх порождался неизвестностью. Она медленно съедала нас изнутри, заставляя двигаться все быстрее и быстрее. Мои глаза наконец увидели заветные двери, маячившие впереди, как финишная черта, которую я должна пересечь первой. Но даже когда мои руки распахнули створки, паника не прошла. Не было чувства победы и триумфа. Я все так же была растеряна и напугана, такое желаемое чувство облегчения не пришло. Понимала: ничего еще не закончилось. Наоборот, все только начинается.

Едва переступив порог кабинета, судорожно огляделась. Перед нами стоял огромный деревянный стол, за которым восседал виновник страхов: высокий мужчина плотного телосложения, с холодными карими глазами и волосами, цвета шоколада. Устинов Антон Петрович. Это стало для меня полной неожиданностью и едва не выбило почву из-под ног. Стеклянная стена за спиной мужчины с приглушенной подсветкой делала его образ устрашающим, ведь на улице давным-давно царила ночь.

Справа от нас находились огромные стеллажи с книгами и папками, а слева — переговорная зона. Два небольших черных кожаных диванчика располагались друг напротив друга, разделяемые стеклянным журнальным столиком, на котором белела кипа бумаг. На диване у стены, с которого можно наблюдать за всем происходящим в комнате, сидел молодой мужчина — почти точная копия своего отца. С такими же пронзительными и опасными для меня темными глазами. Все такой же красивый, как и прежде. Только чуть повзрослевший с нашей последней встречи. При виде его, и без того суматошно стучащее сердце, кажется, разогналось до скорости крыльев летящей колибри.

Я не могла поверить в то, что вновь вижу его. Моргнула раз… другой. Но видение из прошлой жизни не исчезло. Дрожащие губы приоткрылись ни то от удивления, ни то для того, чтобы хоть что-то произнести, но звуки застряли в горле. Там с вечера появился ком, стремящийся прорваться наружу горькими слезами. С того самого момента, как я пришла за дочерью в садик и не обнаружила ее там. С того момента, как позвонила отцу, после объяснения воспитательницы о том, что охрана забрала малышку по просьбе дедушки.

В первые секунды не заподозрила неладное. Ведь так уже случалось и не раз: я часто задерживалась на фирме отца или после занятий в институте. Мне и в голову не могло прийти, что в этот раз нашим довольно частым и отлаженным механизмом может воспользоваться кто-то еще. И похитить дочку. Впервые в жизни я почувствовала себя настолько беззащитной и подавленной. Я молилась всем богам, лишь бы с ней ничего не случилось, лишь бы увидеть ее живую и невредимую вновь.

Потом были долгие часы поисков. Отец подключил все связи, пытаясь выяснить, кто мог быть замешан в случившемся. Сообщать в полицию не спешили, боялись спугнуть похитителей. Действовали осторожно, через собственную службу безопасности. Пока к ночи, на мою фейковую почту, что я завела для рекламных рассылок не упало письмо с местом, куда мы незамедлительно должны явиться, если хотим вернуть ребенка. Условием стало следующее: никому не сообщать о письме и приехать на встречу без слежки.

Я и представить не могла, что именно Устиновы устроили подобное. Так или иначе желание сейчас было одно: забрать поскорее ребенка, прижать малышку к себе и вернуться домой. Забыть все, как страшный сон. Оказаться в безопасности.

— Где она?! — первым воскликнул отец. Требовательно, едва не срываясь на крик. — Где моя внучка?!

Не знаю, мог ли он предположить, что судьба сыграет с ним злую шутку, и его давний соперник по бизнесу вновь вернется в игру. Снова захочет вступить с ним в схватку за рынок несмотря на то, что прежде капитулировал. Да даже если и так, то кто бы мог подумать, что прибегнет к подлости и шантажу, похитив ребенка?! Это было слишком! Хотя… Чему тут удивляться? Ни он первый, ни он последний, кто пользуется слабыми местами конкурентов. От того, правда, было только больней. Ведь здесь был и второй участник содеянного и, если с первым у отца всегда были конфликты, то со вторым лично меня связывали совсем иные чувства и отношения. Нас сближало многое… о чем в моей семье было запрещено даже упоминать. Но то было прежде… Давно. В прошлой жизни.

— Михаил Алексеевич, вы быстро. Присаживайтесь. Не стойте в дверях. В ногах правды нет, как говорится, — хозяин кабинета издевательски усмехнулся и гостеприимно указал на свободные стулья за длинным столом в переговорной зоне.

С места же ни один из нас не сдвинулся. Отец, стоящий совсем рядом со мной, издал тяжелый вздох, видимо в попытки взять себя в руки и не наброситься на негодяя. Я же попыталась в очередной раз проглотить ком в горле и тоже сосредоточиться на своем глубоком дыхании. Старалась совладать с легкой дрожью в теле и не дать воли чувствам: ведь страх по-прежнему скручивал живот, неприязнь тошнотой поднималась к горлу, а злость пульсировала в кончиках пальцев, все еще крепко сжатых в кулаки. Пока не успокоимся — конструктивного диалога не получится. А это может навредить.

— Я задал вопрос, — холодно произнес между тем отец. — Мы сюда пришли не для того, чтобы сидеть на диванах и играть в любезности. Последний раз спрашиваю: где ребенок?!

Странно, но сейчас его голос звучал уверенно. Страх отступил? Он знал, что Устинов не посмеет навредить?