Октомерон. Путешествие по Андалусии - Наталия Шимонова

Октомерон

Путешествие по Андалусии

Наталия Шимонова

© Наталия Шимонова, 2017

ISBN 978-5-4483-8563-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Октомерон, или Путешествие по Андалусии

Истории, записанные доном Симоном (Бернардино) д’Амброзио Дуарте-и-Тормес по дороге из Мадрида в Малагу на постоялом дворе в местечке Лоха, что на горном перевале между Севильей и Гранадой.

Предисловие

Эти новеллы сравнительно недавняя находка. Рукопись Симона д’Амброзио Дуарте была найдена около пяти лет назад в Отделе рукописей библиотеки Мадрида. Долгое время исследователи пытались установить время создания произведения. Первоначальное предположение о том, что рукопись представляет собой собрание новелл конца XVII века, объединённое только общим сюжетом, созданным рукой составителя, не подтвердились. Затем была выдвинута версия в пользу более позднего написания всех новелл, составляющих сборник. Последние лингвистические исследования текста дают основания думать, что вся рукопись была создана в первой половине XIX века и только является стилизацией под более раннее творение. На что указывает и часть имени автора de Tormes (с Тормеса, или Тормесский), отсылающая читателя к известному анонимному роману «Ласарильо с Тормеса», изданному в 1554 году. Идентифицировать же подлинную личность автора исследователям пока не удалось. Существуют даже предположения, что автор рукописи мог и не быть испанцем. На данный момент нет никаких достоверных сведений о том, кто был автор, и когда в точности была написана эта рукопись.

Пролог

In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti1.

Путешествия, пожалуй, не так давно приобрели свою привлекательность, выступив как способ рассеяния скуки, или как способ приобрести новые впечатления. Времена, когда перемещение из города в город, и из селения в селение было продиктовано нуждой, или благочестивыми соображениями, или войной, кажется, прошли. Теперь всякий может, обладая достаточными средствами, сняться с места и отправиться именно туда, куда влечёт его любопытство или необходимость.

Случилось так, что Господь направил мои стопы в Андалусию. Надобно признаться, что я вовсе не испанец, хотя и прожил в Испании долгие годы. Да, родился я за пределами Испании, но после того, как мои родители перевезли меня с моей родины к новому месту жительства, никогда во всю жизнь не покидал я своего Мадрида и не выезжал далее Толедо, а ведь Толедо находится так близко, что эту поездку совсем нельзя счесть путешествием. И вот, достигнув достаточного возраста и утомившись книжным учением, пришёл я к соображению, что мне, как собирателю и любителю древностей, следует отправиться в путешествие. По рассуждении же куда направить мне свой путь, решил я, что нет ничего лучше, чем путешествие по той стране, которая была мне прибежищем во всю мою жизнь, и кою я уже могу с полным правом почитать своею родною, ибо никакой другой язык, кроме испанского, не близок мне так, чтобы мог я на нём думать, говорить и писать. Всё в этой земле: и воздух, и песни её, и люди – всё говорило мне о том, что должен я совершить путешествие именно по здешним благословенным землям. Но когда же я задумался, куда именно следует мне поехать, то есть избрать ли мне юг своим направлением, или север, или восток, или запад, то вот какое соображение пришло мне в голову. Нельзя объять всего, сказал я себе. И тут следует выбрать что-то одно, но только то, что достаточно скажет моему воображению и характеру. Задумавшись так, я решил, что северные части Испании, пожалуй, многое расскажут мне, но не удовлетворят моей жажды чудесного и героического, коей с юных лет полны мой ум и моя душа. И что же самого выдающегося, думал я далее, было в истории этой земли? Что же, как не Реконкиста, подумал я, наложило свой суровый и поэтический отпечаток на историю этих земель? Не история ли благородного Эль Сида Кампеадора, дона Родриго Диаса де Бивара будоражила с детства моё воображение? Не «Песнь ли о моём Сиде» с благоговением читал я, сидя на коленях у моей матушки? Не об Изабелле ли Кастильской сказывала она мне над моей колыбелью? Не имена ли Севильи, Гранады и Альхамбры с детства пленяли меня? И как только всё это я сказал себе, рассудив обо всём подробно, то тут же определился маршрут моего путешествия, коего я уже страстно жаждал.

Итак, я решил отправиться в Андалусию, чтобы пройтись по улицам Малаги и Севильи, чтобы насладиться древней Гранадой и поклониться могилам благородных Католических королей, чтобы вдохнуть воздух, напоённый солнцем и ароматом цветущих гранатов и апельсинов, чтобы увидеть чудесную Альхамбру, чтобы вдохнуть тот воздух, о коем так поэтически говорится в наших старых Романсеро. Временем начала путешествия я положил июнь грядущего года и сделал всё необходимое, чтобы приготовиться к столь долгому переезду, который я желал совершить столь неторопливо, сколь это возможно. И так началось моё путешествие.

Покуда живём мы одними только книгами и мыслями, то сказочная сладость окутывает наши представления о жизни. Такая же сладость окутывала и меня, когда я пустился в странствие по дорогам Испании. О, как не знал я страны, по которой предстояло мне ехать, и в которой прожил я столь долго! Как заблуждался я в том, что мне предстоит увидеть в дороге! Ибо не цветы, но шипы увидел я, и шипы эти больно уязвили моё сердце.

Как дитя любопытный покинул я Мадрид. Дорога моя лежала на юг, в направлении Малаги. В странствие я пустился, заручившись компанией двух моих слуг, решительных, предприимчивых и сильных малых, которых люди прозвали Пако и Чико потому, что они были братьями и лицом были похожи друг на друга, как две горошины из одного стручка. Пако следовало бы назвать плутом, ибо способности его к всевозможным проделкам и хитростям превосходили все возможные соображения на этот счёт. Чико же был человек совсем в ином роде. Простой и гордый, он будто бы олицетворял собою весь тот благородный характер, который проезжие и иностранцы приписывают испанцам издавна. Иной компании у меня не было, но и эта меня полностью удовлетворяла. Я рассчитывал в пути встретить других путешественников, следующих в Андалусию, и присоединиться к ним. Вовсе же одному ехать мне не следовало, ибо пустынные и дикие места, кои надлежало нам проехать впоследствии, как мне говорили, кишели бродягами и разбойниками. К тому же, не очень показалось мне уютным чувствовать себя в одиночестве посреди полей и гор, которые предстояло мне преодолеть в моём пути.

Сев на наших лошадей, мы неспешно выехали за ворота. Мысли мои одолевали меня и, погружённый в них, я не заметил, как покинули мы окрестности Мадрида. Миновав Толедо, я будто бы очнулся, и глаза мои открылись. Моё путешествие началось только сейчас, когда знакомый мне Толедо остался позади.

Передо мной расстилались жёлтые выгоревшие на солнце травы, пробившиеся сквозь каменистую кастильскую почву. Вид их был так уныл, что невольная тоска сжала моё сердце. Беспощадное солнце! Не в твоей ли воле жизнь и смерть всего на этой земле? Ты озаряешь поля, заставляя колос наливаться силой, но ты же и сжигаешь его, если приходит тебе причуда, неугасимое светило! Но тут же я сказал себе: не вини солнце, ибо не оно причиной всему, но воля Провидения создала этот мир таким, и выжгла эту землю. Стало быть – это так надобно, и не следует придаваться тоске и печали! И всё же невольная грусть сжимала моё сердце и терзала мой ум. И вот по какой причине… Я мало ездил и почти ничего не знаю. Но детские мои годы пришли близ Рима, в краю италийском, природа которого щедра и богата той красотой, которой нет и названия. И вот мнилось мне, что если природа Апеннин столь щедра, то как же богата должна быть природа края ещё более южного. Как ошибался мой младенец-ум! Что пользы в прочитанных книгах, сказал я себе, когда ни одна из них не передаёт того, что может видеть глаз. Вместо роскоши и богатства узрел я будто бы нищету и скорбь, и с чувствами, огорчёнными такими видениями, и угнетённый своим разочарованием, отправился я в дальнейший мой путь уже совсем невесёлым.

Тусклая зелень олив сменяла выжженные поля, а оливы, в свою очередь, переменились на виноградники. Унылое зрелище навевали эти сельские картины. Все поля, однако, были ухожены, чисты, здоровы, но нигде не было видно ни одного крестьянина. Даже крестьянских домов нельзя было увидеть поблизости от полей. Будто бы чья-то неведомая рука, или, более того, чья-то воля обихаживала их зелень, или будто бы Господне чудо поддерживало в них жизнь, а человек не приложил ни малейшего усилия для того, чтобы вырастить эти оливы, или этот виноград. Вдали, на возвышенностях виднелись старые каменные замки с непременными донжонами, построенные во времена католических королей и даже ранее, о которых за расстоянием нельзя было разобрать: обитаемы ли они, или это лишь остовы былого величия, давно покинутые людьми?