Паломино - Даниэла Стил

Даниэла Стил

Паломино

Тадеушу с любовью

Скакать по холмам на прекрасном коне, мечтать о любви, любоваться закатом – вот жизненный смысл. А если удастся любовь обрести, то это блаженство почти неземное.

© Шишова Т., перевод на русский язык, 2015

© ООО «Издательство «Э», 2015

1

Поднимаясь на порог своего дома на Восточной 63-й улице, Саманта прищурилась от резкого порыва ветра с дождем, который прямо на ходу превращался в снег. Ветер и дождь хлестали ее по щекам, ее лицо горело от обжигающих прикосновений, глаза слезились. Саманта тихонько сопела, как бы понукая себя, принуждая идти дальше, а когда остановилась перед дверью, то у нее вдруг перехватило дыхание: ключ упорно не желал поворачиваться в замке. Наконец дверь поддалась, и Саманта буквально ввалилась в теплый вестибюль. Она долго стояла там, стряхивая капли дождя со своих длинных пепельно-золотистых волос. Такой цвет встречается редко: казалось, серебряные нити перекрутили вместе с золотой канителью. В детстве Саманту звали Одуванчиком. Боже, как она ненавидела это прозвище! Но, повзрослев, оценила свои волосы по достоинству. И теперь, к тридцати годам, Саманта даже гордилась своими волосами, поэтому, когда Джон сказал ей, что она похожа на сказочную принцессу, она лукаво рассмеялась, и в ее голубых глазах заплясали задорные огоньки. Тонкие линии красивого лица изящными чертами контрастировали с полной грудью Саманты и мягкими округлостями бедер. Стройные длинные ноги росли, как говорится, «от шеи».

Саманта была женщиной тысячи контрастов: огромные искрометные глаза, такие проницательные, подмечающие все вокруг, и – крупный, чувственный рот, узкие плечи, пышный бюст и длинные, грациозные руки. Она всегда очень точно подбирала слова, но говорила всегда мягким, тихим голосом. Тейлор почему-то часто представлял себе Саманту медлительной южанкой, томно развалившейся в шезлонге, в пеньюаре, отделанном перьями марабу. Однако она обожала джинсы и ходила вовсе не томно, а энергично, размашисто. Вообще жизнь, энергия били в ней ключом… но не сегодня вечером и не в предыдущие сто вечеров.

И вот теперь она выжидательно замерла – это уже столько раз случалось с конца августа! – и стояла, не шевелясь… дождевая вода стекала с волос Саманты, а она молча прислушивалась… Но к чему? Здесь больше никого не было. Она была в старом доме одна. Супруги, которым принадлежал этот дом, уехали на полгода в Лондон, оставив свою двухэтажную квартиру родственнику, а он в нее почти не заглядывал. Родственник был репортером «Пари-Матч» и проводил больше времени в Новом Орлеане, Лос-Анджелесе и Чикаго. Еще в доме имелась квартира на верхнем этаже. То были владения Саманты… Саманты… Да, теперь это только ее квартира, хотя когда-то она обитала здесь с Джоном, и они с такой любовью и заботой обставляли свое жилище. Здесь каждый дюйм дышит элегантностью, черт побери!.. Оставляя зонтик в прихожей, Саманта снова подумала о квартире, нахмурилась и медленно пошла вверх по лестнице. В последнее время она возненавидела возвращение домой и каждый день старалась приходить все позже и позже. Сегодня Сэм вернулась почти в девять вечера. Позднее, чем вчера… И при этом совершенно не проголодалась! С того дня, как она узнала печальную новость, у нее пропал аппетит…

– Что-что?.. – Саманта в ужасе уставилась на Джона в тот знойный августовский вечер.

Кондиционер сломался, и воздух в комнате был тяжелый, неподвижный. Саманта встретила мужа на пороге в белых кружевных трусиках и открытом сиреневом лифчике.

– Да ты с ума сошел?

– Нет. – Он глядел на нее, и лицо у него было напряженным, деревянным.

Только сегодня утром они сплетались в любовных объятьях… И вдруг этот красавец блондин, похожий на викинга, стал таким… недосягаемым! Словно перед ней совершенно незнакомый человек…

– Я больше не могу лгать тебе, Сэм. Нельзя больше тянуть с признанием. Я ухожу.

Какое-то время – Саманте показалось, что это длилось несколько часов, – она молча смотрела на Джона. Не может быть, чтобы он говорил серьезно! Нет, он, наверное, шутит… Но Джон не шутил. Самое ужасное было, что он не шутил! Джон говорил абсолютно серьезно. Саманта поняла это по выражению муки на его лице. Она медленно шагнула к мужу, но он покачал головой и отвернулся.

– Не надо… пожалуйста, не надо! – Его плечи дрогнули, и впервые с той минуты, как он завел этот разговор, Саманта прониклась к нему жалостью… Жалость была пронзительной, словно боль… Но с какой стати его жалеть? Почему? Как она может испытывать жалость к нему после того, как он сказал такое?

– Ты ее любишь?

Плечи, которыми она всегда любовалась, снова дрогнули. Джон ничего не ответил. Однако с каждым шагом Саманты по направлению к мужу жалость все больше отступала на задний план. Вместо нее в душе закипал гнев.

– Отвечай же, черт побери!

Она изо всей силы дернула его за руку, он обернулся и посмотрел ей в глаза.

– Наверное, да… Не знаю, Сэм. Я знаю только одно: мне надо на время уйти отсюда, чтобы я мог во всем разобраться.

Саманта отшатнулась и пошла в дальний конец комнаты, остановившись у самого края изысканного французского ковра; вытканные цветы, по которым ступали ее босые ноги, казались настоящими. Там были крошечные фиалки, и маленькие грязновато-красные розы, и множество более мелких цветочков, которые можно было рассмотреть только нагнувшись. Ковер производил впечатление картины, нарисованной пастелью и выдержанной в теплых розовато-красноватых и лиловых тонах; он служил как бы цветовым мостиком, соединявшим нежно-розовые, малиновые и глубокие грязно-зеленые тона мебельной обивки в большой гостиной, стены которой были обшиты деревянными досками. Верхний этаж этого старинного дома находился в их распоряжении, и Саманта целых два года любовно обставляла квартиру прекрасной мебелью эпохи короля Людовика XV, которую они с Джоном вместе покупали в антикварных лавках и на аукционах Сотбис. Все вещи были французскими, в вазах постоянно стояли свежие цветы, картины Саманта выбирала исключительно кисти импрессионистов, и квартира производила впечатление элегантного европейского жилища. В то же время в ней, как считала Сэм, было уютно. Однако сейчас, когда Саманта стояла, повернувшись спиной к мужу, и с горечью думала, смогут ли они когда-нибудь стать такими же, как прежде, ей было не до красот интерьера. Ей казалось, что Джон внезапно умер… или все вдруг разбилось вдребезги и склеить обломки уже не удастся… И все это – из-за нескольких точно подобранных слов!

– Почему ты мне раньше не сказал? – Она повернулась к Джону, и ее лицо приняло обвиняющее выражение.