Ку-ку - Сергей Каледин

Каледин Сергей

Ку-ку

Сергей Каледин

Ку-ку

Повесть

1

Вита сдала дежурство, сходила на конференцию и села описывать Софью Аркадьевну, умершую этой ночью. Софья Аркадьевна умирала уже два раза и вчера даже шутила: "Мне это не впервой". Тогда оба раза Вита чудом вытаскивала ее из клинической смерти. Софья Аркадьевна перед выпиской благодарила ее и просила извинения за хлопоты. Вита приняла это за обычное старческое кокетство, но Софья Аркадьевна объяснила: "Вы, Виточка, не подумайте, что я спятила. Просто я давно уже заметила, что в определенном возрасте все начинает повторяться. Вот вы меня лечите, честь вам и хвала. Но если бы мне сказали, что я завтра перееду в мир иной, ей-Богу, я спала бы последнюю ночь ничуть не хуже предыдущей".

И действительно спала накануне спокойно.

В истории болезни Вита нашла телефон сына Софьи Аркадьевны.

Ростислав Михайлович помолчал и попросил Виту встретиться с ним - очень нужно. "В любое время, - сказала Вита, - подъезжайте в больницу, поговорим". "Хотелось бы вне". "Тогда в конце месяца, предположим, тридцатого". "Хорошо".

Положив трубку, она высчитала, что тридцатое - опять после дежурства. Нужно бы позвонить отказаться, но она так вымоталась за сегодняшнее дежурство, что одна мысль о каком-то не очень обязательном разговоре приводила в ужас. Она повторила, чтоб не забыть: тридцатое, семь часов, памятник Пушкину... Памятник Пушкину!.. И чего это он?

Тридцатого в половине седьмого Вита вышла из метро "Маяковская".

"Все прекрасно, - привычно настраивала она себя, чтоб окончательно не расклеиться от усталости. - Если б не ныл живот, было бы еще лучше, но..."

На троллейбусной остановке стояла очередь. "Ну уж нет", - злорадно подумала Вита и стала высматривать зеленый огонек такси.

Господи, хоть бы он не пришел. И чего ему приспичило? Она бы подождала минут пятнадцать для приличия и домой. Вита подняла руку. Такси остановилось, но забрызгало сапоги. Все не слава Богу! И никакого куражу. А ведь еще общаться надо с этим, как его... Ростиславом Михайловичем, черт бы его побрал! Ноги отваливаются, и морда от недосыпа наверняка как у бульдога. И чего потащилась? Сказала бы - в больницу - и все. Впрочем, уже вечер, а к вечеру лицо у нее расправляется... Хм, подумать только, раньше времени прибыла, это надо! Совсем на нее непохоже - почему и не любит встреч под часами.

И Лида переняла эту привычку - опаздывать. Не лучшее, что можно от нее унаследовать. Сказала как-то дочери, что опаздывает не из кокетства и женственности, а потому что носится, как загнанная кобыла, чтоб ей же, Лиде, помогать. Правда, про "помогать" сказала про себя, не вслух.

Она стояла возле памятника, у самых цепей. Ноги отекли - ужас, хорошо еще в сапогах не видно. Было жарко, Вита расстегнула плащ, но вспомнила, что утром впопыхах схватила поясок от другого платья, и стала развязывать вязаный зеленый пояс. Впрочем, зачем? Вита вздохнула.

- Что сокрушаетесь, Виталия Леонидовна? - спросил ее мужской гундосый голос.

Она сдернула очки, повернулась. Он. Куртка, значок в форме парашютика; на значке цифра "200".

- Здравствуйте, - сказала Вита. - А что значит двести?

- Здравствуйте, - ответил Ростислав Михайлович. - Двести, - значит, двести прыжков.

- Вы что же, двести раз прыгнули и ни разу не разбились?

- Двести шестьдесят семь. По документам: двести девять.

Куртка у Ростислава Михайловича была военная, как у летчиков, сильно потертая. Роста он был среднего. И нос перебит.

- Почему такая спешка, Ростислав Михалыч? Что-нибудь связанное с матерью?

- Связанное... Картавите вы уж очень забавно. Еще раз захотелось послушать.

- Вот как?.. - холодно сказала Вита, переступая отекшими ногами. - А телефон - не подходит?..

- Не подходит, - спокойно отреагировал Ростислав Михайлович. - Хотел воочию.

- Ну, и?..

- Поесть чего-нибудь надо, вы, я понял, с работы?.. Пять минут - и у меня. Я рядом живу.

Они дошли до Театра Ермоловой. Дом был во дворе.

Ростислав Михайлович ковырялся в карманах куртки, выискивая, по всей видимости, ключи. Дышал он тяжело, хотя и старался сдержать одышку.

"Плохо дышит, - отметила про себя Вита. - Надо послушать".

- Слежу за прессой, - усмехнулся Ростислав Михайлович, выудив наконец ключ, привязанный к перочинному ножу, и распихивая по карманам газеты. - В основном с кроссвордами.

"Псих", - подумала Вита и вздохнула.

- Куда идти?

- Прямо.

На стене зазвонил телефон. Ростислав Михайлович взял трубку.

- Нет, не Додик, Ростик, - сказал он мрачно и постучал в ближайшую дверь.

Рядом заурчала вода, дверь распахнулась, и из уборной выскочил полный человек в майке.

Комната Ростислава Михайловича была самой дальней, в конце коридора.

Вита поставила сумку на сундук, расстегнула плащ.

- У-у. Старый знакомый, - сказала она, взглянув на вешалку. На вешалке висело женское пальто. Скунс, свесив хищную сухую морду с плеча пальто, смотрел на нее стеклянными глазами. - Пальто Софьи Аркадьевны?

- Ах, это... Да, мамина горжетка. Заходите.

Комната была огромная, в два окна, выходящих на бурые крыши. За крышами был слышен бой курантов.

Вита прошла к платяному шкафу и стала причесываться, поглядывая по сторонам.

- У вас, наверное, самая центральная комната в стране?

- Самая. Садитесь в кресло. - Ростислав Михайлович показал на большое разношенное кресло, прикрытое цветной тряпкой.

- Я уж лучше на стул, - засомневалась Вита.

- Стулья ненадежные. Садитесь в кресло.

Вита с боязнью опустилась в кресло. Кресло задышало и ушло вниз.

- Вы здесь один живете?

- Сейчас - да. Когда-то с мамой, а еще более когда-то - с семьей.

- Да-да-да, - закивала Вита. - Я помню: Софью Аркадьевну две девушки навещали. Внучки? Хорошенькие.

- Дочки, - кивнул Ростислав Михайлович. - А насчет хорошенькие, так то не в папу.

Вита потянулась было к сапогам - расстегнуть молнию да повыше положить отекшие ноги, но передумала: "Ну его к черту, еще подумает..."

- Чем будете угощать?

- Сухое есть, отбивные, если не... - Ростислав Михайлович подошел к окну, достал между рам сверток, понюхал. - Вроде съедобные.

- А холодильник?

- Места много занимает. - Он достал из шкафа масло, сунул Вите "Науку и жизнь". - Кроссворд хороший. Три слова не знаю. Пойду пожарю.

Вита достала из сумочки ношпу, выкатила одну таблетку и неуверенно потянулась к узкому старинному графину с водой. Запила прямо из горлышка. Так и есть, тухлая.

Она поставила графин на место и аккуратно, чтоб не стереть помаду, промокнула губы платком. Нашла кроссворд. "Аппарат для измерения кровяного давления?" Тонометр. ("Да, не забыть его послушать".) Она потянулась к сумке, достала фонендоскоп, повесила на шею.

Прошлась по комнате. Плетеная козетка у окна, кое-где продранная, такой же столик. И пыль, пыль. Напротив буфета книжный шкаф с резными колонками и выломанным замком. На полках что-то непонятное, чертежи какие-то. Из книг: "Теория и практика парашютной подготовки", Уголовный кодекс... о! Сборник Сельвинского. Вита достала книжку. "Моему взыскательному читателю Ростиславу Михайловичу Орлову 1930 г.". Вита прикинула, сколько лет было тогда "взыскательному читателю". Лет двенадцать-тринадцать. Поставила книжку на место, рядом со "Справочником машиностроителя".

Вита подошла к буфету, открыла: внутри было плохо. Тарелки не вымыты, а обтерты, по всей видимости, хлебом.

Коробочка с поливитаминами. "Молодится, старый хрен..."

- Взята с поличным! - Ростислав Михайлович поставил на стол скворчащую сковородку. - Прошу. - Он взглянул на Bиту. - У вас скулы в форме знака вопроса. Вспомнил: тонометр! - Он достал ручку.

Ручка не писала. Он тряхнул ее над полом. Капельки сорвались с пера на старинный, давно не мытый паркет.

- Простота нравов, - заметила Вита.

- Угу-у, - пробубнил Ростислав Михайлович, вписывая нужное слово. Руки, кстати, не хотите помыть?

- Лень, - улыбнулась Вита. - Моешь, моешь весь день...

- Ну, сейчас я - кофе, и все. Магнитофон пока...

- Ростислав Михалыч! - донеслось из коридора. - К телефону!

- Вот, слушайте, - он нажал клавишу и вышел из комнаты.

Запел Окуджава. Вита подождала, когда шаги за дверью уйдут, достала помаду и посмотрела в зеркало. Губы были еще ничего, а вот румянца, прямо скажем, маловато. Она ткнула помадой в одну щеку, в другую и стала растирать их ладонями.

"Ничего еще девушка, - подбодрила она себя. - Старовата, конечно, да кто об этом знает?" Сняла зеленый поясок, но без него платье получалось уж очень балахонистое. Повязала снова: ничего, коричневое с зеленым не так уж плохо...

Над кроватью в углу комнаты висело что-то огромное, черное. Кошма не кошма... Бурка, догадалась Вита.

Она присела на узкую жесткую кровать. Над тумбочкой вместо настольной лампы зацепленный за гвоздь рефлектор. Лида таким греет нос от гайморита.