Нечаянный выстрел - Василий Шукшин

Шукшин Василий

Нечаянный выстрел

Василий Шукшин

Нечаянный выстрел

Нога была мертвая. Сразу была такой, с рожденья: тонкая, искривленная... висела, как высохшая плеть. Только чуть шевелилась.

До поры до времени Колька не придавал этому значения. Когда другие учились ходить на двух ногах, он научился на трех - и все. Костыли не мешали. Он рос вместе с другими ребятами, лазил по чужим огородам, играл в бабки - и как играл! - отставит один костыль, обопрется на него левой рукой, нацелится бац! - полдюжины бабок как век не было на кону.

Но шли годы. Колька вырастал в красивого крепкого парня. Костыли стали мешать. Его одногодки провожали уже девчонок из клуба, а он шагал по переулку один, поскрипывая двумя своими постылыми спутниками.

Внимательные умные глаза Кольки стали задумчивыми.

Соседских ребят каждый год провожали в армию: то одного, то другого, то сразу нескольких... Провожали шумно. Колька обычно стоял в сенях своего дома и смотрел в щелочку. Ему тоже хотелось в армию.

Один раз отец Кольки, Андрей Воронцов, колхозный механик, застал сына за таким занятием... Хотел незаметно пройти в дом, но Колька услышал шаги, обернулся.

- Ты чего тут? - как бы мимоходом спросил отец.

Колька покраснел.

- Так, - сказал он.

И пошел к своему верстачку (он чинил односельчанам часы - выучился у одного заезжего человека).

А время шло.

И случилось то, что случается со всеми: Колька полюбил.

Через дорогу от них, в небольшом домике с писаными ставнями, жила горластая девушка Глашка. Колька видел ее из окна каждый день. С утра до вечера носилась быстроногая Глашка по двору: то в погреб пробежит, то гусей из ограды выгоняет, то ругается с соседкой из-за свиньи, которая забралась в огород и попортила грядки... Весь день только ее и слышно по всей окраинке.

Однажды Колька смотрел на нее и ни с того ни с сего подумал: "Вот... была бы не такая красивая... жениться бы на ней, и все". И с того времени думал о Глашке каждый день. Это стало мучить. Какая-то сила поднимала его из-за верстачка и выводила на крыльцо.

- Глашка! - кричал он девушке. - Когда замуж-то выйдешь, телка такая?! Хоть бы гульнуть на твоей свадьбе!

- Не берет никто, Коля! - отвечала словоохотливая Глашка. - Я уж давно собралась!

"Ишь ты... какая", - думал Колька, и у него ласково темнели задумчивые серые глаза.

А над деревней синим огнем горело июльское небо. В горячих струях воздуха мерещилась сказка и радость. В воды рек опрокидывались зори и тихо гасли. И тишина стояла ночами... И сладко и больно сжимала грудь эта тишина.

Летом Колька спал в сарайчике, одна стена которого выходила на улицу.

Однажды к этой стене прислонилась парочка. Кольку ткнуло в сердце - он сразу почему-то узнал Глашку, хотя те, за стеной, долго сперва молчали. Потом он лежал и слушал их бессмысленный шепот и хихиканье. Он проклял в эту ночь свои костыли. Он плакал, уткнувшись в подушку. Он не мог больше так жить!

Когда совсем рассвело, он пошел к фельдшеру на дом. Он знал его - не один раз охотились и рыбачили вместе.

- Ты чего ни свет ни заря поднялся? - спросил фельдшер.

Колька сел на крыльцо, потыкал концом костыля в землю...

- Капсюлей нету лишних? У меня все кончились.

- Капсюлей? Надо посмотреть. - Фельдшер ушел в дом и через минуту вынес горстку капсюлей. - На.

Колька ссыпал капсюли в карман, закурил... Как-то странно внимательно, с кривой усмешкой посмотрел на фельдшера. Поднялся.

- Спасибо за капсюли.

- На здоровье. Сам бы поохотничал сейчас... - вздохнул фельдшер и почесал лысину. - Но... но отпуск только в августе.

Колька вышел за ворота, остановился. Долго стоял, глядя вдоль улицы.

Повернулся и пошел обратно.

- На капсюли-то, - сказал он фельдшеру. - У меня своих хоть отбавляй.

Фельдшер сделал брови "домиком":

- Что-то непонятно.

Колька нахмурился.

- Посмотри ногу... хочу протез попробовать. Надоело так.

- А-а. - Фельдшер глянул Кольке в глаза... и сам смутился. - Давай ее сюда.

Вместе долго рассматривали ногу

- Здесь чувствуешь?

- Чувствую.

- А здесь?

- Ну-ка еще... Чувствую.

- Пошевели. Еще. А теперь - вбок. Подвигай, подвигай. Так. - Фельдшер выпрямился. - Вообще-то... я тебе так скажу: попробуй. Я затрудняюсь сейчас точно сказать, но попробовать можно. Ее придется отнять вот по этих пор. Понимаешь?

- Понимаю,

- Попробуй. Сразу, может, конечно, не получится. Придется поработать. Понимаешь?

Колька пришел домой и стал собираться в дорогу - в город, в больницу. Матери не сказал, зачем едет, а отца вызвал на улицу и объяснил:

- Поеду ногу отрублю.

- То есть как? - Андрей вытаращил глаза.

- Протез хочу попробовать.

Через неделю Кольке отпилили ногу. Осталась култышка в двадцать семь сантиметров.

Когда рана малость поджила, он начал шевелить култышкой под одеялом тренировал.

Приехал отец попроведать. Долго сидел около койки... Не смотрел на обрубок: какая-никакая, все-таки была нога. Теперь вовсе никакой.

Потом Колька, не заезжая домой, отправился в Н-ск.

Домой явился через полмесяца... С какой-то длинной штукой в мешке.

Мать так и ахнула, увидев Кальку "без ноги". Колька засмеялся...

Развязал мешок и брякнул на пол сверкающий лаком протез.

- Вот... нога. Ноженция.

Все с интересом стали разглядывать протез. А Колька стоял в сторонке и улыбался: он уже насмотрелся на него дорогой.

- Блестит весь... Господи! - сказала мать.

Отец как механик забрал протез в руки и стал детально изучать.

- Добрая штука, - заключил он. - Не то что у деда Кузьмы - деревяшка.

Всем очень понравился протез. Все верили - и Колька верил, - что на таком-то протезе дурак пойдет. Уж очень добротно, точно, крепко, изящно он был сработан: весь так и сверкал лаком и всяческими пристежками и винтами.

- Когда попробуешь? - спросил отец, взвешивая протез на руке.

- Подживет нога хорошенько - попробую. Не велели торопиться.

Стояла темная ночь. Далеко-далеко мерцали зарницы.

Калька рано ушел в свой сарай. Лег и стал ждать.

Стихло во всей деревне.

Калька подождал еще немного, зажег лампу и стал надевать протез. Надел. Закурил... Курил и смотрел на протез.

- Ничего себе... ноженька. Хэх! - Улыбнулся.

Старательно погасил окурок. Встал. Его шатнуло в сторону, как пьяного. Он удержался руками за спинку кровати. Постоял, шагнул здоровой ногой. А левую, с протезом, не мог сдвинуть. Стал падать. Опять схватился за кровать... подтянул протезную ногу. Сердце сильно колотилось.

- Ничего. Придется, конечно, поработать, - сказал сам себе.

Еще одна попытка - нет. Левая нога не шагала. Тогда Колька далеко шагнул правой и что было силы рванулся всем телом вперед, подтягивая левую. Упал. Долго лежал, вцепившись руками в землю. Левая нога не шагала. Нисколько. Даже на полшажка.

- Ну ничего... Паразитка. С непривычки... - Поднялся. Еще попытка. И еще. Нет.

Колька устал.

- Перекурим это дело. - Он говорил зло. Он уже не верил в успех, но признаться в этом было страшно. Просто невозможно. Нет! Как же?..

Покурил и снова с остервенением стал пытаться пройти на протезе. И снова нет. Нет и нет.

Колька матерно выругался и лег на кровать. Ему бросилось в глаза ружье, висевшее на стенке, над кроватью... Он поднялся... И снова стал пробовать двигать левой ногой.

- Пойдешь, милая. Ну-ка... Оп-п! Паразитка! - тихо ругался он.

Натруженная култышка горела огнем, как сплошной нарыв. Колька отстегнул протез и стал дуть на култышку. Потом, превозмогая боль, снова пристегнул протез.

- А сейчас?.. Ну-ка!.. Опять нет?

Светало.

- Гадина, - сказал Колька и лег на кровать. И закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Чья-то сальная, безобразная морда склонилась над ним и улыбнулась поганым ртом. Колька открыл глаза... - Ах ты гадство, - тихо повторил он. И снял со стенки ружье...

Отец узнал о несчастье на другой день, к вечеру (он ездил в район насчет запасных частей). Ему сказали, когда он подъезжал к дому. Он развернул коня и погнал в больницу.

- Сейчас лучше бы не надо, - пояснил приезжий доктор. - Сейчас он...

Отец отстранил доктора и пошел в палату.

Колька лежал на спине весь забинтованный... Бледный, незнакомый какой-то как чужой. Он был совсем безнадежный на вид. В палате пахло йодом.

Отец вспотел от горя.

- Попросил бы меня - я бы попал куда надо... Чтоб сразу уж... - Голос отца подсекся... Он вытер со лба пот, сел на табуретку рядом с кроватью.

Колька скосил на него глаза... Пошевелил губами...

- Болит? - спросил отец.

Колька прикрыл глаза: болит.

- Ээ... - Отец поднялся и пошел из палаты.

- Вот как обстоит дело: все зависит от того, как сильно захочет жить он сам. Понимаете? Сам организм должен...

Отец обезумел от горя: взял доктора за грудки:

- А ты для чего здесь? Организм!..

- Не нужно так. Отпустите. Мы сделаем все, что можно будет сделать.