Заместитель господа бога - Виктор Гвор

Виктор Гвор

Заместитель господа бога

Все события, описанные в данной публикации, вымышлены. Но любое совпадение не случайно, а является объективной закономерностью.

— Не понял!!!

Коляныч стоит возле палатки и держит в руках большую черную сумку. Сумка пуста. Совсем. Эта сумка не может быть пуста. Эта сумка никогда не бывает пуста. Эта сумка — источник. В ней всегда есть спирт. Питьевой этиловый спирт в полулитровых бутылках разлива Лобытковского ликероводочного завода. Регулярно снизу приходит кто-нибудь из местных спасателей и докладывает в сумку несколько бутылок взамен выпитых нами. Как часто это происходит, мы не знаем, восприятие времени нарушено. Всё, проведенное здесь время сливается в один бесконечный день. Полярный день этому тоже способствует. И спирт способствует. И вообще...

Местные сначала крутились возле нас, выбирали место для площадки, пытались вязать носилки, потом куда-то испарились, и теперь появляются только, чтобы пополнить черную сумку. Ну и хрен с ними. Главное, спирт в сумке есть всегда.

А сейчас его там нет. Ни одной бутылки. Совсем. И совершенно непонятно, что делать...

Нет, мы не алкоголики. По сути, мы практически непьющие, но работать трезвыми мы не можем. Не вообще не можем, а конкретно: здесь и сейчас.

С того самого момента, когда мне, вывернувшему из-за камня и застывшему в столбняке от увиденного, не всунули в руку стакан спирта, мы еще ни разу не трезвели. Мы и сейчас пьяные. Трезвым мозг отказывается отождествлять Их с Ребятами. С теми, с кем мы еще полгода назад вместе бегали на тренировках, проводили слеты, составляли планы на лето... С Олегом, Борей, Наташей... Пьяным мозг тоже отказывается, но пьяными мы хоть работать можем...

 Мы, конечно, понимали, что живых мы не найдем. Полгода, как они пропали, почти вся зима, весна, кусок лета... Если бы кто выжил — давно бы вышел к людям. Или погиб бы позже. Да и искали их зимой, очень серьезно искали, не только мы, десятки людей выезжали, живых бы точно нашли...

Понимать-то мы понимали...

Но только здесь, глядя на Них в первый раз, под шум в голове от двух подряд стаканов, я неожиданно осознал, что не верил. Никто из нас не верил. Не хотел. За живыми ехали. Найти и спасти.

И сейчас мы всё еще не верим. Хотя троих уже перетащили туда, где будет вертолетная площадка. Мы ехали искать Ребят.

А Они... это даже не тела, даже не трупы, хотя еще не останки, опознать можно, но с трудом, в основном, по одежде... Блин, как представлю, что их будут предъявлять родителям для опознания... Хотя Димкин отец был с нами первое время. И держался молодцом, пожалуй, лучше нас всех... Только и спирт глушил больше нас вдвое. Но то отец, к тому же мужик тертый, да и наверху времени провел немного. Как Димку перенесли, посидел рядом с ним часок и ушел. Точнее, увели его. А как переживет это Наташкина мать... Или Борины родители, им за шестьдесят уже, единственный ребенок, поздний, долгожданный... до двадцати не дожил...

К черту, работать надо, пошли, парни. Здесь, где они погибли, вертолет не сядет. Нам надо всего лишь перетащить тела на полкилометра вверх по склону. Еще четыре ходки, и всё. Пошли, пошли...

Пошли-то, пошли, а толку. Я просто не могу прикоснуться к Ним в трезвом виде. Остальные не лучше. Мы даже пьяные берем Их только за одежду. А сейчас, практически протрезвев...

Черт, мы с Валерой собирались вместе идти в августе...

СПИРТА, самки собаки, СПИРТА!!! У кого-нибудь есть спирт??? Или водка? В аптечке что-нибудь на спирту есть?

— Одеколон есть. Говорят, его пьют. — Андрюша большой пижон. О его привычке даже в походах каждое утро бриться и обязательно освежаться одеколоном ходят легенды. Но сейчас Андрей зарос не хуже любого другого. А одеколон пригодится. Хотя, двести грамм на пятерых... даже не смешно. Еще что?

Валерьянка, настой на золотом корне... Хрен его знает, золотой ли корень мы собираем в Фанах, но весь клуб твердо уверен, что это именно он, и что его настой повышает мужскую потенцию. Особенно, если настаивать не на водке, а на валерьянке. Непонятно зачем его потащили сюда, в чисто мужской коллектив, но это уже детали, спиртное, и ладно.

Все одно мало.

На самом деле спирт еще есть. Но никто из нас даже под страхом смерти не прикоснется к стоящему на большом камне (Их камне!) полному стакану, настоящему граненому стакану, накрытому зачерствевшим ломтем хлеба. Этот стакан стоит там с первого дня, и будет стоять вечно.

— ЧТО ЕСТЬ ЕЩЕ!!!

Французский шампунь. Зеленый, и пахнет спиртом. Нет, шартрезом он пахнет. И внешне похож. Аккуратно пробую его языком. На вкус тоже похож. Шампунь выливается в литровую колянычеву кружку вслед за одеколоном и валерьянкой.

— Не потравиться бы... — Илюха из нас самый старший и, как следствие, самый осторожный, — давай смесь через чай пропустим! Он всякую дрянь абсорбирует.

Старший! Через тридцать лет я в Интернете к этому слову смайлик поставлю. Охренеть, какой взрослый! А кто в поезде наливал воды в презервативы, оставшиеся от упаковки спичек, и выбрасывал их в окошко, влетит в следующее купе или нет? Детский сад! Хотя весело было...

Завариваем в кастрюле полпачки заварки на поллитра воды, сливаем в другую «чаек», остужаем его в ручье и выливаем туда же содержимое кружки. Полученная смесь взбурливает, нехорошо причмокивает и превращается в черно-зеленую субстанцию непонятной консистенции. Назвать ее жидкостью уже нельзя, но и на твердое тело она еще не тянет. В голове крутится что-то про коллоидные растворы и двести грамм на рыло, почти стакан... Отгоняю эту мысль, как неконструктивную, и, смахнув с поверхности пену, первым вливаю в себя дозу. Народ следует моему примеру.

И что? Ни в одном глазу. Что пил, что не пил. Андрей пытается что-то сказать и изо рта выдувается мыльный пузырь. Илюха глядит на него и начинает смеяться. Из его рта вылетает вереница пузырей, и смех переходит на всех. Мы смеемся, не в силах остановиться. Нет, мы не смеемся, мы ржем. Живот сводит судорогами, слезы льются из глаз, мы катаемся по земле и ржем, ржем, ржем как заведенные. Краем сознания понимаю, что это истерика, что надо прийти в себя, надо взять себя в руки, но тут Васька, продолжая смеяться, начинает блевать, и это вызывает новый приступ хохота у всех, включая его самого. Не прекращая хохотать, переворачиваюсь на спину, потом на живот, опять на спину, еще, еще, и вкатываюсь, наконец, в ручей, прямо под водопадик с большого камня. Ледяная вода мгновенно прочищает мозги. Смех уходит, остается боль в сведенных мускулах живота и горечь во рту. Сидя в ручье, жадно пью воду. Потом встаю, дрожащими руками подхватываю обе кастрюли, набираю воды и обливаю Ваську и Коляныча. Вторая ходка. Илью и Андрея. Снова Коляныча и еще раз Илюху. Даю Ваське напиться. Все постепенно тащатся к ручью.

Потихонечку отпускает живот. Хмеля нет. Совсем. До эксперимента были пьянее. Андрюха вытаскивает мокрую пачку сигарет, с сожалением смотрит на нее, выбрасывает и идет к палатке. Достает новую. Угощает остальных. Кроме меня. Я не курю. Уже три года не курю. Как школу кончил, так и бросил. Выкуривают. Потом по второй. По третьей.

Во мне медленно начинает подниматься тяжелая злость. Посреди зеленого травяного склона сидят пятеро здоровенных, абсолютно трезвых, насквозь мокрых, и совершенно беспомощных двадцатилетних пацанов, а рядом, в полусотне метров, в остатках спальников, лежат четыре тела, которые надо перенести вверх по склону, но к которым мы не можем даже прикоснуться.

Беру у Андрюхи сигарету. Выкуриваю резко рывком, в две затяжки. И так же рывком встаю и подхватываю носилки.

— Пошли.

Не понимают. Смотрят на меня, слышат, но не понимают.

— Пошли, вашу мать!

 Иду к Ним. Кладу носилки рядом с телами и поворачиваюсь к крайнему. Олег, их командир. После похода должен был выйти на работу в нашу лабораторию. Я сам его рекомендовал. Беру его за свитер и штаны и перебрасываю на носилки. Полгода назад, когда мы боролись на слете, он был легче. Намного легче. Глаза застилает пелена. На х*й всё! Олега больше нет! Это просто тело! Груз, который надо утащить наверх! Протираю глаза рукавом и привязываю труп к носилкам.

— Вперед!

Парни забирают носилки. Устанавливаю другие. Подбираю забытую Андреем пачку, выкуриваю сигарету, потом вторую. Встаю. И, не обращая внимания на набегающие на глаза слезы, перекидываю на носилки Валеру...

_________________________

Спирт принесут через двенадцать часов. Или через десять. Кто здесь считает время, кто за ним следит... Полярный день... В принципе, спирт уже будет не особо нужен. Но мы не откажемся. Мы сядем на краю площадки, чтобы видеть все семь носилок наверху и Их камень внизу, и станем пить спирт.

Еще через час прилетит вертолет, и мы будем смотреть, как здоровенные бугаи в белых халатах затаскивают внутрь носилки с телами. Какой-то прыщ в новенькой прокурорской форме будет прыгать перед нами, размахивать руками и кричать что-то поганое про ребят, и про нас, и что он нас всех посадит. А мы будем сперва вяло посылать его на три неприличные буквы, затем еще дальше, и, наконец, я решу снести ему челюсть, чтобы было, за что меня сажать. Но откуда-то появится мужик, в такой же форме, но постарше и возрастом и званием, выдернет прыща прямо из-под моего кулака и пошлет его очень далеко, гораздо дальше, чем мы.