Восемнадцать капсул красного цвета - Корн Владимир Алексеевич

Владимир Корн

Восемнадцать капсул красного цвета

На небе только и разговоров, что о море. И о закате.

Пролог

Дождь лил уже который день подряд. Лил, не прекращая свое мокрое дело ни на секунду. Иногда он почти иссякал, и тогда люди устремляли взгляды вверх в робкой надежде увидеть лучик солнца в сером, свинцовом кошмаре туч, затянувших все небо.

В доме, наскоро срубленном из сосновых бревен, за грубым дощатым столом расположились четыре человека. Пятый крутился возле раскаленной печки-буржуйки, помешивая длинной деревянной ложкой варево, испускавшее вкусные запахи.

– Андрюха, скоро ты там? Народ заждался, – поинтересовался у него один из сидящих за столом, широкоплечий, что называется кряжистый, с крупной лобастой головой, стриженной под ноль. В нем легко было распознать главного, и не потому, что выглядел он старше других.

– Да сейчас уже, пять минут подождать не можете? Это же гречка, она недовара не любит, – откликнулся тот, которого назвали Андрюхой.

– …В этот самый момент она за руку меня и цапнула, – продолжил рассказчик, морщинистый, с выпирающим на худой шее кадыком мужчина, занимавший место с торца стола, возле узкого окна, похожего на бойницу.

Он завернул рукав камуфляжной куртки, чтобы продемонстрировать шрам. Рубец действительно выглядел ужасно, так, как будто из руки вырвали кусок мяса. От татуировки на предплечье, явно тюремной, осталась только нижняя часть – конец кинжала или меча.

– Пошто именно туда? Обычно они в горло метят, – с какой-то ленцой спросил еще один, бородатый, бездумно смотревший в темное окно.

– Часы на руке были, кварцевые.

– А что, ты тогда еще не знал?

– Да знал, иначе бы с тобой не разговаривал, просветили меня уже. Но в кварцевых, сколько там его? А сами часы – подарок, дороги мне были. От шмары одной, я из-за нее чуть даже в завязку не ушел. Такие вот дела.

– И из-за меньшего люди погибали. Часы-то где, сохранил?

– Выкинул, не настолько она мне и дорога, – щербато улыбнулся рассказчик.

Снаружи послышались чьи-то шаги по мокрой, раскисшей земле, затем раздались удары: кто-то сбивал с обуви налипшую грязь. Едва ли не тут же открылась дверь, пропуская высокого мужчину в плащ-палатке с накинутым капюшоном.

– Здорово, мужики, – негромко сказал гость, после чего неспешно стянул с себя плащ и повесил его на свободный колышек возле буржуйки.

Он снял автомат, висевший на груди на задней антабке[1] и пристроил его чуть дальше, так же – стволом вниз.

– Мужики в деревне… – начал было щербатый, но тут же осекся под строгим взглядом старшего.

– Здорово, Глеб, давно не виделись. Какими судьбами здесь оказался? – ответно поприветствовал он.

– Здравствуй, Арсений. На постой к вам отправили, примете? – Глеб повел носом, принюхиваясь. – Вкусно пахнет. Гречка?

– Примем, чего спрашиваешь? Она самая. Проходи, присаживайся, вместе и поужинаем. Гость в дом – бог в дом, – зачем-то добавил Арсений.

Щербатый взглянул на старшего вопросительно, и тот кивнул: да, он самый. После чего шепотом добавил:

– Это Чужак и есть.

Взгляд щербатого сразу же переменился и стал уважительным.

Гость покопался в рюкзаке, достал две банки говяжьей тушенки, литровую бутылку водки и поставил все на середину стола: мол, не нахлебником заявился.

– Гостинчик вам от зайчика, – улыбнулся Глеб. – К каше самое то, – указал он подбородком на бутылку.

– Как бы нам от Петровича гостинчиков не отхватить, – опасливо произнес оторвавшийся от созерцания оконного стекла бородач.

– От Петровича? Петрович слова не скажет, – заверил явно напрягшихся мужиков гость. – Не волнуйся, старшой, все будет в ажуре. – Затем, обращаясь к щербатому, добавил: – За базар отвечаю, Атас.

– Вот и каша поспела. – На столе появилась кастрюля, испускающая такой запах, что рот у каждого поневоле наполнился слюной.

Арсений нерешительно взглянул на бутылку: заверения заверениями, но Петрович насчет этого дела очень строг.

– Ну так что, кому первому? – И Глеб, скрутив с горлышка винтовую пробку, посмотрел на всех по очереди.

– А-а-а, давай мне. – Щербатый, которого называли Атасом, решительно придвинул алюминиевую кружку поближе к гостю. – Чужак, а ты откуда меня знаешь? – поинтересовался он, наблюдая за тем, как льется водка.

– Слышал, – неопределенно пожал плечами Глеб. – Тебе, кстати, привет передают.

От кого именно, уточнить он не успел: дверь открылась, и вошел тот, о котором и был недавно разговор и кого собравшиеся так опасались, – сам Петрович. В вошедшем с одного взгляда можно было признать бывшего офицера: по выправке, развороту плеч, взгляду и другим приметам. Кирилл Петрович Викентьев действительно был потомственным офицером.

За год до того, как все началось, полковник Викентьев закончил Академию Генштаба. Ему прочили блестящую карьеру, несмотря на не самый уживчивый характер и бескомпромиссность. Но пять лет назад он стал бывшим. Впрочем, как и все остальные находившиеся здесь, – бывшими учителями, слесарями, врачами и менеджерами по продажам.

Атас, завидя Викентьева, откинулся назад, всем своим видом показывая – кружка перед его носом оказалась совершенно случайно, причем самым волшебным образом.

– Вкусно пахнет, – заявил вошедший, будто не замечая бутылки на столе. – Не угостите?

– Присаживайся, Петрович, какие вопросы?

Ему освободили место за столом, вручили ложку и снова притихли, ожидая, чем все закончится.

– Петрович, ты-то будешь? – спросил Глеб. – Что-то все отказываются.

– Наливай. Под кашу – то, что и нужно. И остальным тоже, это только с виду они такие скромные.

Выпили молча, не чокаясь, без всяких тостов и принялись за гречку, зачерпывая кашу из общей кастрюли. Некоторое время стояла тишина, лишь изредка ложки звякали о край посудины. Наконец Викентьев отложил ложку в сторону.

– Баня готова, Глеб. Поужинаешь, можешь сразу и идти. Обратишься к Заводчикову, тот выдаст тебе все, что считаешь необходимым, он в курсе. Белье, комок[2], продукты, патроны, возможно, что-то еще. Пользуйся случаем: все либо хлопок, либо шерсть – склад удачный попался, помимо синтетики было достаточно и другого барахла.

– Это на базе, что недалеко от Выгино?

– Именно, – кивнул Викентьев.

Глеб качнул головой:

– Думаю, очень трудно было туда попасть – риск большой.

– Без хитрости не обошлось: дистанционно запустили генератор прямо на дороге, а сами со стороны Выги на лодках. Жаль, генератор всего час тридцать проработал, не все успели вынести. Опасаюсь, что в следующий раз такая уловка не пройдет. Отдыхайте, парни, – закончил он, поднимаясь. И уже от двери поинтересовался: – Кстати, Глеб, когда рассчитываешь отправиться?

– Послезавтра с утра, Петрович. День на подготовку – без этого не обойтись.

Викентьев кивнул, обвел всех взглядом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Бриться без зеркала, в потемках, на ощупь – дело привычки. Глеб провел ладонью по подбородку, щекам: как будто бы все. Зашел еще разок в парную, посидел на верхней полке, но за веник больше не взялся. Окатился водой и начал одеваться.

На выходе из бани его догнал негромкий женский голос: «Глеб!»

– Слушаю, Марина. – Он подошел к девушке, одетой в камуфляжную куртку и черную шапочку, из-под которой выбивались светлые пряди.

– Глеб, – зачастила она, – я случайно услышала, что ты здесь, но ведь ты же знал. Почему не нашел? Ты же знаешь, как я рада тебя видеть.

– Пойдем, Марина. – Он накинул плащ и на нее, прижал к себе. – Посидим где-нибудь, вот и дождь как будто бы утихает.